— Конечно, — ответил Антоша и круто повернул шлюп к берегу. — Интересно, наши это или норвежцы?

— Увидим. — Степан Иванович взял бинокль. — Одеты так, что не различишь, кто они. Но помочь надо в любом случае.

«Ласточка» подошла к берегу, и Антон пригласил незнакомцев садиться.

— Тюнк ю, тюнк ю! — смущённо поблагодарили они, удивляясь неожиданной помощи.

— Ноуиджен, — улыбнулся Степан Иванович. — Пожалуйста! Плис!

Не ожидая повторного приглашения, норвежцы прыгнули в шлюп. Они были в отличных костюмах, но по рукам в ссадинах и с въевшейся грязью Степан Иванович сразу определил: это кочегары.

Боцман знал английский язык, но слабо. Поэтому разговор пришлось вести в основном жестами.

Когда «Ласточка» подошла к борту норвежского парохода, один из норвежцев сказал:

— Тюнк ю, мастер! Рюс, Совет, Норвега — дружба!

И протянул Степану Ивановичу советский рубль. Боцман отстранил руку норвежца:

— Ноу. Такой дружбы у нас не бывает.

Иностранцы легко взобрались по штормтрапу на вымерший, казалось, пароход. Сверху, с борта, они махали экипажу «Ласточки» и что-то кричали.

Ребята, в свою очередь, тоже помахали норвежцам и в знак прощального приветствия подняли вёсла в «стойку». Затем Антон скомандовал:

— Вёсла на воду!

И «Ласточка» оторвалась от судна.

— Вот и в последнем моём рейсе добро людям сделали, — сказал Степан Иванович. — Везёт нам. Только теперь на «Ласточке»— четыре матроса, боцман минус, боцман плюс, капитан в уме. А пятого матроса по судовой роли уже не хватает. Что будете делать?

— У-у! — воскликнул Егор. — На нашей улице сколько хочешь ребят. Только скажи — они передерутся из-за места на «Ласточке».

И верно, когда «Ласточка» уходила в поход, каждый раз на берегу собиралось множество соломбальских мальчишек. Они завистливо смотрели на счастливых матросов маленького шлюпа. Конечно, у большинства этих мальчиков имелись свои моторные катера или лодки, и они вдосталь катались по реке. Но ведь куда интереснее ходить в дальние походы в общей команде под началом опытного старого моряка, каким был боцман Степан Иванович Рябов. А тут ещё и грот-парус, и стаксель, и флаг-вымпел!..

— О, я знаю, что нужно сделать, — загадочно сказал Антон.

— Что? — как всегда, не удержался Вяча.

— Пока секрет.

— Ничего не нужно делать, — буркнул Егор. — Возьмём соседского Славку Хабарова — и всё. Он парень здоровый, ему уже четырнадцать. А батька у него вторым механиком плавает.

— Вам можно и шестого матроса взять, — посоветовал Степан Иванович. — В три пары вёсел «Ласточка» совсем быстроходной станет.

— Можно шестого? — обрадовался новый боцман. — Тогда я ещё кое-что придумал!

— Ну что, что? — пристал Вяча.

— Не торопись, матрос Полянкин. Узнаешь.

— Ладно, матросы, двинулись домой, — сказал Степан Иванович. — Сегодня моё судно с моря приходит. А завтра утром я уже должен на нём боцманские дела принять.

Во дворе домика, где жил боцман Рябов, ребята расселись за столом под тополем, вспоминая, как они пришли сюда впервые и познакомились со Степаном Ивановичем.

Вяча Полянкин вытащил из кармана записную книжку в голубой клеёнчатой обложке, раскрыл её и торжественно прочитал:

— «1973 года июня 7-го в 2 часа 25 минут пополудни на острове Соломбала произошла знаменательная встреча…»

Воспользовавшись отсутствием Степана Ивановича, который ушёл в дом, ребята стали держать большой совет.

Слово взял Антон:

— Мы хорошо провели время со Степаном Ивановичем, и он многому научил нас. В благодарность за всё хорошее, что он сделал для нас, на прощание мы должны нашему бывшему боцману преподнести подарок.

— Часы? — спросил Вяча. — Так у него уже двое часов, а может быть, и больше.

— Нет, — прервал друга Антон. — Подарок совсем другой…

И тут новый боцман поведал экипажу свой план, от которого все пришли в восторг. А Вяча даже заявил:

— Ты гений, Антон! Спиноза, Аристотель, Гегель!

— Пустомеля, — проворчал Егор. — Дело нужно делать, раз задумали, а не болтать!

Вскоре поблизости от дома Степана Ивановича на заборе появилось большое объявление, написанное крупными буквами:

«Сегодня, 2 августа, в 5 часов вечера, организуется субботник всех мальчиков и девочек этой улицы. Возраст участников субботника — от 10 до 15 лет.

Двое лучших, кто отличится на субботнике, будут зачислены в экипаж шлюпа „Ласточка“».

У объявления останавливались не только ребята, но и взрослые. Они читали и недоумевали: какой субботник, если сегодня четверг…

А матросы «Ласточки» из-за забора втихомолку наблюдали за читающими.

Задолго до пяти часов у объявления собралось человек двадцать мальчишек. Пришли и четыре девочки. Велико было желание попасть в команду матросов.

— У кого есть лопаты, топоры, ломики, носилки, — объявил Антон, — тащите сюда! Будем убирать улицу, засыпать рытвины, копать канавы. Вот на этом участке.

Окраинная улица, на которой жил Степан Иванович, была не замощена. Весной от тающего снега и осенью от дождей дорогу заливало водой, и водители автомашин мучились, когда колёса застревали в непролазной грязи глубоких ухабов.

Всеми работами руководил Антон. Вяча отправился домой с заданием принести какой-нибудь еды.

— Мусор из своих дворов тащите сюда и засыпайте ямы. Если есть ненужный песок и земля, тоже несите.

Часам к девяти вечера улица во всю длину квартала преобразилась. И в это время по обновлённой будто специально для этого дороге к дому боцмана Рябова подкатила легковая автомашина. Первым из неё, к несказанному удивлению экипажа «Ласточки», выскочил Вяча Полянкин. Затем матросы увидели кинооператора Савву Кирилловича и режиссёра Якова Наумовича.

— Сейчас нам будут показывать кадры из кинофильма «Сказание об Иване Рябове»! — крикнул Вяча. — Готовьте экран!

Яков Наумович, здороваясь со Степаном Ивановичем, сразу обрушился на него с вопросами:

— Когда же вы преподадите мне урок рыбной ловли?

Но Савва Кириллович перебил его.

— Сейчас вы увидите себя на экране! — сообщил он Степану Ивановичу. — Приглашайте смотреть ваших друзей!

Так неожиданно начавшийся на улице субботник ещё неожиданнее закончился кинопросмотром.

Ребята и взрослые переполнили большую комнату в доме Рябовых. Стульев и табуреток, конечно, не хватило, и люди стояли, притиснутые друг к другу от двери до самого экрана. А экран получился превосходный: для этого Ирина Григорьевна достала самую большую снежно-белую простыню.

Окна занавесили, и в комнату вступили полумрак и тишина. Щёлкнул и мягко заверещал киноаппарат. На экране некоторое время мелькали прыгающие полосы — прямые, зигзагообразные, потом похожие на проливной дождь. Но вот появилась Северная Двина и мчащийся по реке стремительный глиссер.

— При монтаже это будет вырезано, — сказал кинооператор.

Затем появились низкие песчаные берега Заостровья и знакомая матросам «Ласточки» просторная зелёная поляна. Перед зрителями развернулась праздничная петровская ассамблея. Пышно разодетые кавалеры в париках в медлительном танце вели не менее пышно разодетых дам с самыми немыслимыми причёсками. А посередине стоял сам Пётр Первый — высоченный, широкоплечий артист Мелкишев.

Затем на экране возникла грозная Новодвинская крепость — грозная и неприступная для врага.

— А ведь всё это раскрашенные доски и фанера, — зашептал Вяча. — Мы же видели…

— Декорации, — отозвался Антоша. — Но здорово!

Фанерные стены крепости с бойницами и пушками на экране действительно выглядели внушительно.

Наконец, к всеобщему ликованию экипажа «Ласточки», на экране пошли кадры, где на скамье у замшелой избы, рубленной на углах «в крест», сидел не кто иной, как Степан Иванович Рябов, но не боцман, а посадский помор.

Послышались возгласы:

— Да это же Степан Иванович!..

— Встань-ка, сосед, пройдись! Посмотрим на тебя.

— Теперь и на нашей улице свой киноартист. Ребята, берите скорее у Степана Ивановича автографы!