В мертвой тишине, мне кажется, она зовет меня, но я не уверен. Я открываю шкаф и пытаюсь сделать шаг, но падаю на пол. У меня ноги не двигаются, как ватные. Я вижу маму. Странно. Она голая снизу до талии и вся в крови, она кашляет тоже чем-то красным.
Я трясу головой, потому что она какая-то странная.
Тогда я слышу ее задыхающийся, шипящий звук. Мама зовет меня. У меня такое чувство, будто я парю над своим телом. Я начинаю ползти к маме. С ней что-то не так. Ее тело как-то вывернуто, так наша коза лежала Ванда, когда сломала тазобедренную кость. Я приседаю рядом. Ее лицо и рот так опухли, что глаза стали щелочками.
Губы двигаются, и появляется еще один пузырь с оттенком красного. Она что-то говорит. Я опускаюсь ниже, пытаясь разобрать слова.
— Ты видел тех мужчин? — шепчет с хрипом она.
— Только одного, — так же шепотом отвечаю я.
— Отомсти за меня.
Я приподнимаюсь и смотрю ей в глаза. Я не понимаю, что она говорит. Я еще не знаю значения этого слова.
— Отомсти за меня, — повторяет она, и у нее текут слезы.
Я не понимаю, что она просит, но думаю, что это очень важно. Я киваю.
— Отомщу.
— Теперь сделай мне тоже самое, что ты сделал Мишке, — хрипит она, и кровь льется у нее изо рта.
Я в ужасе смотрю на нее.
— Давай. Я не могу больше терпеть эту боль.
— Я не могу, мама. Не оставляй меня, пожалуйста, — плачу я.
— Ангелы ждут меня, Константин, — умоляет она и смотрит на меня с такой тоской и что-то внутри меня закрывается.
— Ты должен это сделать сейчас, — просит она.
Я наклоняюсь вперед, у меня дрожат руки и зажимаю ее нос, а другой рукой рот, только ее глаза. Они смотрят на меня, пока в них не гаснет свет.
На глазах нет слез. Нет боли в сердце. Я медленно встаю. Мне всего шесть лет, но душа моей матери уже прошла через мои руки, и я чувствую, что я на десять футов стал выше и какое-то головокружение, головокружение от страха и тоски, от ужаса и любви к своей матери. Я забрал ее жизнь. Жизнь человека, которого я любил больше всего на свете.
Не глядя я перешагиваю через бабушку и выхожу из дома.
Снаружи вижу отца в лужи крови. Убитого. И в нескольких шагах от него своих братьев. Тоже убитых. Я всех их очень сильно любил. Но я ничего не чувствую. Ни боли. Ни ужаса.
Я начинаю идти. И иду. Иду. Иду.
Мои руки все в крови. Одежда тоже покрыта кровью. Я иду по каменистой тропе. Две козы лежат на земле. Они тоже убиты.
Я знаю только одно. И это прожигает мне мозг, уничтожая все остальное. Больше ничего нет. Нужно отомстить напавшим на мою мать.
Я должен найти этих людей.
Они убили мою семью.
Теперь я должен убить их всех.
31.
Рейвен
https://www.youtube.com/watch?v=-rC8RRXcfeo
(Останься со мной)
Я брыкаюсь, и он отпускает мои руки, отчего падаю на спинку дивана, хватая ртом воздух. Мой разум отказывается верить тому, что я только что слышала. Такие вещи не случаются с обычными людьми. Я обычный человек. Единственное, что во мне может быть необычного — мое имя. Кроме этого, я самый обычный человек в мире.
— Нет, — с недоверием выдыхаю я, тряся головой. — Нет, нет и нет. Я в это не верю. Ты серб. Я читала о русской мафии. Ты не можешь вот так просто войти к ним. Как ты мог оказаться в русской мафии?
— Я не говорил, что я состою в русской мафии. Я не имею к ним никакого отношения. Я профессиональный убийца. Я работаю на всех, кто готов мне заплатить цену, которую я назову.
Я смотрю на него в полном шоке.
— Это твоя работа? Ты убиваешь людей за деньги?!
Его глаза, как всегда ничего не выражают.
— Да.
— И твоим заданием была я?
— Да.
— Я не понимаю. Зачем нанимать тебя? Почему просто не попросить одного из головорезов, которых я видела той ночью или даже своего сына? Мне показалось, ему понравилось убивать.
— Его сын — горячий дурак. Он даже не должен был находиться в том переулке. Десять лет назад вы обе — ты и Синди были бы уже мертвы, Дон до сегодняшнего времени находится под усиленным полицейским наблюдением, поэтому он не может заказать убийство, но если он идет на такой шаг, должен соблюдать чрезвычайную осторожность, чтобы этот заказ не ударил по нему рикошетом. И прибегнуть к профессиональному убийце, который никак не связан с его организацией — это хорошее решение. Мое задание состояло в том, чтобы выяснить, кто из вас был в переулке той ночью и убрать, если бы ты не видела лица его сына, он был позволил оставить тебя в живых.
Я с замешательством смотрю на него.
— Но как они узнали кто там был? Они же не видели меня, и я молчала, — внезапно тихо, надтреснутым голосом спрашиваю я. Я до сих пор не могу поверить. Ни за что на свете я не могла себе представить, что Константин был наемным киллером, посланным меня убить.
— Ты совершила две ошибки. Ты очень быстро вернулась в казино. Они услышали, как захлопнулась входная дверь, вернулись и тогда нашли твой счет на оплату за электричество, ты попалась.
— Наш счет за электричество? — Мои мысли скачут как ненормальные. Я с трудом могу собрать их в кучку, чтобы понять смысл. Дурацкий счет за электричество! Вот как они меня нашли. Вот почему я обыскалась его везде. Я положила его во внешний карман сумочки, чтобы не забыть утром заплатить, он выпал, когда я побежала назад в казино. — Но все это произошло полгода назад. Почему сейчас?
— Менее чем через месяц сын Дона предстанет перед судом за несущественные финансовые нарушения. Все подстроено так, что он отделается предупреждением, но может быть какое-то освещение в СМИ. Возможно, фотография и какая-то статья внутри многополосной газеты. К сожалению, ты можешь увидеть эту статью и узнать его. Они не хотят рисковать.
— Я даже не читаю газеты, — вяло отвечаю я.
Он пожимает плечами.
— Ты можешь это увидеть в газете, в которую заворачивают рыбу или картошку, которые покупаешь в пятницу вечером.
— Они больше не заворачивают рыбу и картошку в газеты, — автоматически поправляю я.
— Ну, ты понимаешь, о чем я. Кто-то может читать газету в казино. Твой отец может оставить ее на той странице на столе. Кто-то может сказать тебе об этом.
Я поднимаю руку вверх.
— Я понимаю. Он хочет исключить один шанс на миллиард, что я увижу фотографию его драгоценного сына в какой-нибудь газете.
— Именно.
— И сколько денег ты получишь за... мое устранение?
Он даже не вздрагивает.
— Я не работаю менее, чем за $250 000.
Мои глаза расширяются, и у меня начинается словесный понос:
— 250 000 долларов? Обалдеть! Большой Дон не переоценил меня в денежном эквиваленте? Он мог убить меня за гораздо меньшую сумму. Я недавно смотрела документальный фильм, когда мужчина убил женщину за 5 000 долларов. Наличных. Он должен был обратиться к нему. Гораздо дешевле.
— При такой работе существуют такие вещи, как планирование. Мне пришлось организовать наблюдение, арендовать определенное место, машины. Ты смотрела этот документальный фильм, потому что этого идиота поймали. Меня никогда не поймают, и никто не свяжет с Доном.
Я глубоко вздыхаю.
— Так твой роллс-ройс относится к игре по ликвидации, да?
— Да.
— И ты был в том месте последние несколько дней? Отчитывался в штаб-квартире? Решая, как меня убить. Рассказывал... этим преступникам все о глупой девчонке, которую ты отвез в замок и трахнул... потому что, эй, может быть, так же повеселиться, прежде чем ты ее замочишь, да?
— Нет, — зарычал он.
— Выходит, все это было частью твоей работы? — мертвым голосом спрашиваю я.
— Нет, — немедленно отвечает он, но не уточняет, и меня это еще больше бесит.
— Почему я должна тебе верить? Все между нами было ложью. Ты использовал меня, — с горечью обвиняю я его.
Он тут же отрицательно трясет своей белокурой головой, сжимая губы в тонкую полоску.