— Я живу здесь.

— Ваше имя?

— Люси Уиттекер — я подруга Вивьен Локхарт.

— А где сама Вивьен?

Я открываю рот, чтобы сказать ему, куда она направилась, — ее местонахождение нацарапано на листе, спрятанном в моем кармане, — но останавливаю себя.

— Здесь ее нет, — отвечаю я, и мои слова заставляют его расслабиться.

— Вы уверены?

Я киваю. У меня нет сомнений в этом, и, когда я вижу агонию объятого пламенем Барбароссы, яростную и безумную, понимаю, что моя догадка о Вивьен и пожаре была верна. Она не собиралась возвращаться. Ей будет некуда.

— Что случилось? — спрашиваю я, хотя и знаю это.

Офицер кивает на пылающую крышу.

— Чердак, — говорит он. — Кто-то бросил спичку. Кто бы это ни был, он хотел уничтожить здание. Похоже, пробрался местный хулиган, из этого района и раньше поступали жалобы. К сожалению, места, подобные этому, привлекают внимание, подчас и такого вот рода. Какой ужас, когда такое происходит с родовым поместьем. — В его глазах пляшут языки пламени. — Столько воспоминаний гибнет в огне.

Столько воспоминаний…

Они и заставили ее сделать это.

Моего собеседника просят вернуться к делу, а я остаюсь смотреть, как история превращается в пепел. И вдруг я замечаю фигуру, которая кажется мне знакомой. Человек сидит на сумке с вещами, прислонившись к стене. Сальваторе. Я подхожу к нему.

— Ее здесь больше нет, — говорит он, не отводя глаз от огня.

— Да.

— Это она сделала?

— Думаю, да.

Его лицо не выражает ничего, никаких эмоций.

— Ничего больше нет. Я говорил, что так будет. Говорил, чтобы ты убиралась отсюда, пока он и тебя не забрал.

— Куда ты пойдешь, Сальве?

Он замирает на секунду, а затем неожиданно улыбается. Нет, это не совсем улыбка, скорее ее след, то, что однажды было улыбкой.

— Куда угодно, — отвечает он мне. — Куда угодно отсюда.

— Ты свободен, — говорю я, — все закончилось.

Он поднимает голову, и, когда наши взгляды встречаются, мне кажется, мы понимаем друг друга. В эту секунду Сальваторе становится понятно, что я все знаю. Знаю о его находке, знаю, как она лишила его рассудка. А я вижу, как он, тень человека, которым был когда-то, рад вновь обретенной свободе от этого дома, от Вивьен Локхарт, тому, что Барбаросса, умирая, постепенно ослабляет хватку на его горле, пока не отпускает совсем. Сальваторе выглядит моложе, как будто возвращается в то время, когда все это произошло.

Вдруг громкий хлопок нарушает нашу молчаливую беседу. Я оборачиваюсь к особняку и вижу, как рушится часть фасада. Ее скольжение так плавно, обыденно и смертоносно, как сход лавины. Как будто в замедленной съемке груда камней падает на землю, разгоняя толпу борцов с огнем внизу. Затем со страшным грохотом она обрушивается на фонтан, на немую уродливую рыбу с ее пустым, обращенным к небу ртом. Я не сразу понимаю, что произошло, но брызги воды, вырывающиеся в воздух, все объясняют.

— Все закончилось, — повторяет Сальваторе, — все закончилось.

Глава пятидесятая

Пять месяцев спустя

В конце концов я готова. Я еду домой.

Стоя в очереди в аэропорту Пизы, я жалею только о том, что у меня нет новостей получше. Но знаю, что сделала все, что могла. Так я и написала в письме Вивьен.

Поверьте мне, я искала его неустанно… Использовала все зацепки… За последние несколько месяцев я обыскала всю страну, затем искала во Франции и в Испании и даже в какой-то момент дошла по ложному следу до Америки. Ближе всего я подобралась, когда нашла жену бывшего коллеги Джио, которая сказала, что, когда она видела его в последний раз, он руководил прокатом лодок для отдыхающих в Сен-Барте. Когда я приехала туда, прокат уже был закрыт, а неуловимый Джио снова переехал. Женщина, с которой я говорила, предполагала, что он мог сменить фамилию, но не могла вспомнить, на какую — девичью его бабушки, возможно? Я возобновила поиски, узнала из переписки, что фамилия его бабушки была Бастианелли, но не нашла ни одного Джованни Бастианелли на всем земном шаре…

Мое расследование зашло в тупик.

Если бы было что-то еще, что можно сделать, я сделала бы это, — писала я ей. Прежде чем отправить его, я позвонила в санаторий на озере Комо справиться о самочувствии Вивьен — а если честно, проверить, жива ли она. Она была жива. Я боялась, что отправленное письмо окончательно погасит и без того угасшую в ней жизнь. Мысль о том, что я ищу Джио, и надежда на его возвращение могли поддерживать ее. Но я тянула достаточно долго и должна была сделать это. К тому же я уже не могла откладывать собственную жизнь.

Мне и самой жалко отпускать его — этого человека, которого я никогда не встречала.

Этой мыслью я тоже поделилась с Вивьен — наверное, пытаясь таким образом показать, что мне не все равно. И попрощаться с ней. Я так много узнала о Джованни Моретти, о его детстве и трагической утрате любимых родителей, его карьере, переезде в Штаты, возвращении в Италию и, конечно, судьбоносном романе с Вивьен, что мне кажется, я знаю его лично. И я уверена, что его чувства были абсолютно искренними, это подтверждают и все его знакомые, с которыми мне удалось поговорить. С самого начала он был предан Вивьен. Все, что он все это время испытывал по отношению к Изабелле, — это чувство братского долга и сострадание.

Я кладу паспорт на стойку регистрации, с надеждой думая, что, написав об этом, я смогу хоть немного скрасить Вивьен последние дни ее жизни, что знание о том, что их любовь была настоящей, хоть немного облегчит ее путь. Ведь что еще у нее осталось? Как же мне хотелось привести его к ней, увидеть, как посветлеет ее лицо после стольких лет отчаяния!

Бросаю взгляд на табло вылетов: Лондон, Хитроу, отправление через два часа. Время в Италии кажется мне не просто временем в другой стране, но в другом измерении, уезжать отсюда — будто просыпаться от странного сна.

Сердце замирает от мысли о Максе.

Что он делает сейчас? Где он? С кем? От последнего становится особенно больно, но спрашивать я не имею права. Несколько месяцев назад перед отъездом в поисках Джио я сказала ему, что не вернусь. Отчасти потому, что считала, что одной мне будет проще, ведь он будет отвлекать меня от поисков, отчасти потому, что не готова была к такой близости, слишком рано было подпускать кого-то к себе. Думаю, это было желание самосохранения. И это было правильное решение. Последнее, что мне сейчас нужно, — это еще одни запутанные отношения. Нам было хорошо вместе, наше расследование тайны Барбароссы было настоящим приключением — но как только я вернусь домой, все это перестанет существовать, как и этот дом. Все к лучшему. «Зачем тебе ехать? — Я никогда не забуду, как Макс пытался заглянуть мне в глаза. — Она соврала. Она все время врала. Почему ты хочешь ей помочь?»

Я пыталась объяснить ему, как поразила меня смерть этого невинного мальчика, Алфи, самоубийство Изабеллы, последовавшее за ним, разрушенный во время пожара в Барбароссе фонтан. Макс сказал, что прошлого не изменишь и я должна двигаться дальше. Но я не могу. Выполнить просьбу Вивьен было попыткой искупления для меня.

Я удивлена, что все еще думаю о нашем с Максом расставании. С тех пор как я уехала, прошло больше времени, чем мы провели вместе. Но все же… У времени есть ответы не на все вопросы. Проведенные с кем-то десять лет ничем не лучше десяти дней — просто ощущаются по-другому. Но я стараюсь держать себя в руках. Слишком рано. Джеймс причинил мне боль, и я до сих пор не исцелилась. Макс тут не поможет.

«Кроме того, — думаю я, блуждая по аэропорту и рассматривая без внимания журналы и сувениры, в том числе открытки с видом Фьезоле и Барбароссой на склоне холма, — мы принадлежим разным мирам». Даже я отдалилась от своей жизни в Лондоне, а ему уехать было бы намного сложнее. Нет, Макс должен остаться здесь, в Италии, в моем приключении в Барбароссе. Он должен остаться в прошлом.