Это было пыткой для Вивьен. Чем тише и величавее вела себя Изабелла, тем громче и больше тараторила Вивьен и тем сильнее злилась на себя за то, что не могла умолкнуть.

— Я думала, вы ожидали этого, — сказала однажды Адалина, приводившая в порядок участок у крыльца.

Вивьен стояла рядом с ней, мечтая выкурить сигарету.

— Да, — глухо сказала она; голос ее звучал как у старухи.

Конечно же, она этого ожидала. Она давно была уверена, что Изабелла медленно и терпеливо ведет свою игру. Обретя голос, она могла разрушить свою таинственность. Но этого не произошло. Изабелла продолжала дважды в неделю уезжать с Джио в лабораторию. Она должна была убедиться, что дала им достаточно, чтобы разжечь интерес, но недостаточно, чтобы утолить его. Все это было фальшивым. Вивьен старалась успокоить нервы. Каждый раз, когда открывалась дверь или слышались шаги, она думала, что это Изабелла. Она была словно заколдована страхом снова услышать голос золовки, каждое ее слово — новый удар. Вивьен никогда не думала, что можно так бояться чьего-то голоса. Но слова могли ранить и ранили ее безжалостно. Для слов не существовало границ, им не нужно было разрешение, чтобы атаковать, вцепиться в нее мертвой хваткой, они могли быть произнесены когда угодно, и они ее порабощали.

Мы скажем ей, Джио?

Вивьен никогда не забудет ее злорадства. Она смаковала каждый слог, каждый звук, повергла ее в шок с явным удовольствием. Мы доверим ей свою тайну? Позволим стать членом нашего клуба? А она достойна, ты думаешь?

Нужно было сохранять спокойствие ради ребенка. Врач пугал ее высоким давлением — у Вивьен оно повышалось с каждым днем. Она нуждалась в прикосновениях Джио, в его поцелуе, любом свидетельстве его привязанности. Но ничего этого он ей не давал. А чего она ожидала? Он был с ней вежлив, иногда между ними даже проскальзывало тепло, когда он обнимал ее за плечи или касался живота, и на мгновение она чувствовала себя любимой и защищенной. Но чаще закрывался от нее. В конце концов, он раскрыл перед ней тайну, а она отказалась его понять, она не могла изобразить симпатию к Изабелле даже ради него. Поэтому он стал уходить раньше, а возвращаться так поздно, как только мог. Он смотрел на нее глазами раненого зверя. Она не только ненавидела его сестру, но еще и отвергла все, над чем он трудился с самого приезда в Италию. Она не приняла его прошлое, его семью, травму, которую они перенесли. Вивьен видела все это, понимала, что именно так он все и ощущает, но не могла изменить свое отношение. Если бы ей удалось извиниться, у них был бы путь назад. Но она была не в силах.

Адалина оторвалась от своего занятия, специально чтобы привлечь внимание Вивьен. То, что Адалина собиралась сказать, росло в ней долго, но все равно требовало силы воли.

— Я тоже этого ожидала, — сказала горничная.

Вивьен услышала, как бьется ее сердце, и замерла.

— Я ожидала, что Изабелла заговорит.

Это признание заворожило Вивьен, она не смела сказать и слова, опасаясь, что перебьет Лили и та не станет продолжать. Она чувствовала, что горничной есть что сказать, — и как же она была права!

— Меня совесть замучила, — горячо прошептала Адалина. — В тот день, когда вы упали с лестницы… Когда синьора Изабелла пришла сообщить нам, мне и Сальве, все было не так. С ней что-то было не так. Как она принесла эту новость. Она выглядела возбужденной, счастливой, более живой, чем когда-нибудь. Это было ненормально. Она была взволнована, глаза светились. Ей с трудом удалось написать записку — руки тряслись от адреналина.

Во рту Вивьен пересохло.

— Ты веришь мне, — прохрипела она, — правда?

Адалина кивнула. Эта беседа была похожа на преступление — возмутительная и в то же время восхитительная. Вивьен о таком и не мечтала. Она была не единственная, кто считал Изабеллу убийцей.

— Я сделала вид, что не заметила, — сказала Адалина. — Пыталась убедить себя, что мне показалось… но знала, что это не так. Изабелла не была в отчаянии, она не была напугана, ничего из того, что ей положено было чувствовать, не было на ее лице. Там было удовольствие. Триумф. Восторг. О, синьора, я верю, что она мечтает уничтожить вас.

Вивьен с трудом дотянулась до стены, ей нужно было на что-то опереться.

— Лили. Ты должна сказать Джио.

— Нет! — Адалина никогда не говорила так грубо. — Только не это.

— Но разве ты не видишь? Это единственный выход! Джио доверяет тебе.

— Я сделаю для вас что угодно, синьора, но только не это.

— Почему?

— Как вы сами раньше говорили, у нас нет доказательств — только слова. Если синьор не поверил вам, мне-то он уж точно не поверит. Подумает, что вы заставили меня.

Вивьен поняла очевидность сказанного. Признавать это было больно, но Лили была права. Джио обвинил бы ее в том, что она настроила горничную против Изабеллы. Он сказал бы, что она сошла с ума. Кто знает, может, его любимые ассистенты в лаборатории заинтересовались бы ею для разнообразия?

Но это было доказательством для нее. Доказывало злые намерения золовки. Так думала не только Вивьен. Она была безумна, все, что говорил о ней Джио, было неправдой. Лили тоже это видела.

— Лили, — сказала она, сжимая руку горничной, — нам нужно что-то предпринять. Нужно действовать.

— Синьора, пожалуйста, вам следует сохранять спокойствие.

Но Вивьен не могла. Она чувствовала нарастающий жар, мысли и планы завертелись в голове. Что-то сдвинулось внутри нее, это было как прыжок с обрыва. Сначала она думала, что это облегчение, но вдруг услышала:

— Синьора? Синьора, посмотрите на меня. Вам плохо? Вы побледнели.

У Вивьен кружилась голова. Она села на ступеньки.

— Я… ох…

— Синьора? — Адалина склонилась над ней.

Вивьен схватилась за живот. Волна боли поднялась и ушла, внутри все сжалось. Начались схватки. Перед глазами поплыли черные пятна.

Не паникуй.

— Началось, — простонала она. — Зови синьора Моретти. Быстрее!

Глава тридцать вторая

Италия, лето 2016 года

Вивьен помнит все, как будто это было вчера: боль в животе, схватки и обещание.

Ее малыш в пути, месяцы ожидания закончились, скоро они встретятся. Страх, восторг и уверенность, что все будет хорошо. Ее тело справится. Для этого оно и создано.

Она слышит, как девушка заканчивает работу, — шум пылесоса и закрывающихся шкафов. Девушка такая молодая, полная оптимизма, самая интересная часть жизни у нее еще впереди. Интересно, как это? Однажды она узнает радость рождения ребенка, будет держать его на руках, кормить, любить, и никто не сможет испортить или отобрать у нее это. Она никогда не узнает, что такое утрата — не временная разлука, не потеря по неосторожности, а окончательная, безвозвратная утрата, когда призрак в ночи вырывает из рук то, что должно было быть твоим всегда. Вивьен до сих пор ощущает в руках вес того, что утратила она сама, как будто прямо сейчас несет сверток в корзину и смотрит на него. Его щеки, такие красные, его маленький розовый нос…

Время может залечить все раны, кроме этой. Она думает о нем каждый день, каждую минуту. Спустя годы боль притупилась, но так, может, даже хуже. Раньше она чувствовала, могла чувствовать, как болит. Сейчас только ноет и саднит. Как и ее малыш, ее боль здесь навсегда, но ее не потрогать рукой — как застывшее в янтаре насекомое.

Внизу открывается и захлопывается дверь. Вивьен подходит к окну. День залил светом все вокруг, голубое небо расписано крупными оранжевыми мазками, по нему плывут белые облака. Она слышит шаги девушки, наблюдает, как она проходит мимо фонтана и идет дальше, пока не скрывается из виду. Боже, уйти отсюда, покинуть это место. Фонтан будто смотрит на нее, зрачки его страшных слепых глаз неподвижны, он полон. Сровняйте его с землей, — советовала Адалина. — Избавьтесь от него. Зачем ему пялиться вам в лицо каждый день? Но она не может. Это все, что ей осталось.