Вашингтон довольно быстро признал режим Касема, вполне возможно опасаясь, что непризнание могло подтолкнуть Ирак на объединение с Насером.

Революция 14 июля 1958 г. в Ираке кардинально поменяла ситуацию на Ближнем Востоке. Иракский режим долго служил символом западной ориентации и моделью «умеренности» в бурном регионе Ближнего Востока. Таким образом, его падение вызвало страх всех «умеренных» правительств, в особенности Иордании, Саудовской Аравии и Ливана. Ирак повернулся в сторону Советского Союза. В конце 1958 г. между двумя странами было подписано первое соглашение о торговле и военной помощи.

Сразу после революции в Ираке в действиях США стала прослеживаться новая тактика, которая может быть охарактеризована как заигрывание. Свидетельством этого являются признание Ирака как США, так и странами Багдадского пакта, а также поездка Мэрфи в Багдад.

Таким образом, после Суэцкого кризиса противоречия между прозападными, традиционными, силами и прогрессивными, нейтральными, силами переросли в острый конфликт. Растущий вызов прогрессивных сил мог быть уравновешен только с западной поддержкой, авангардом которой были Соединенные Штаты.

В конечном счете США боролись за укрепление своих позиций в стратегически важном регионе, пытаясь обеспечить себе массовую базу и не допустить увеличения числа радикальных, «революционных» режимов как следствие усиления позиций СССР в регионе. Политика США на Ближнем Востоке, и в частности в Ираке, находилась в тесной координации с советско-американским противостоянием, и поддержка того или иного государства в регионе определялась степенью его антикоммунистической направленности.

Можно предположить, что невмешательство США во внутренние дела Ирака в 1958 г. было прямым следствием того же противостояния и предвидением реакции СССР на подобную акцию.

Иракская революция 1958 г., несмотря на свой прогрессивный характер, оказалась самым тяжелым разочарованием для панарабских националистов, которые надеялись на полное сближение между Ираком и ОАР, вплоть до объединения. Один из лидеров арабского национализма Абд ас-Салям Ариф, который через два дня после революции стоял на балконе в Дамаске рядом с Насером и получал публичные поздравления, через три месяца оказался в багдадской тюрьме под приговором смерти. К концу года отношения между Ираком и ОАР были даже хуже, чем они были во время королевского режима. Насер называл Касема предателем арабского национализма. Кризис каиро-багдадских отношений достиг своей высшей точки в марте 1959 г., когда восстание в иракском городе Мосул, возглавляемое арабскими офицерами-националистами под руководством полковника аш-Шавафа и поддерживаемое ОАР, было жестоко подавлено. Осенью произошло неудачное покушение на жизнь Касема, приписываемое агентам ОАР, что послужило предельному обострению отношений между Каиром и Багдадом.

Эта ситуация играла на руку Великобритании. Как пишет Д. Марлоу, «быстрое выдвижение Касема в качестве скорее соперника, чем союзника Насера было встречено с едва прикрытым ликованием в Уайтхолле»²⁴. Поддержка режима Касема стала «кардинальным принципом британской ближневосточной политики»²⁵.

Проблемой для правительства ОАР было то, что Касем был арабским националистом. Он не отдавал должного президенту Насеру, как это делали другие революционные лидеры. Сажая подозреваемых в насеризме в тюрьмы, он стал врагом для Египта. Однако бороться с таким врагом было крайне трудно. Если бы он был таким же реакционером, как король Хусейн или Нури Саид, то он бы не представлял такой угрозы престижу Насера, а линия борьбы была бы проста и известна. Но он, конечно же, не был реакционером: он был горячим радикалом, героем Багдада, врагом предполагаемых империалистических врагов Насера и другом предполагаемого друга Насера, Советского Союза.

Касем именно поэтому стал представлять собой и угрозу целостности египетско-сирийскому союзу. Сирийцы присоединились к египтянам частично из-за необходимости собственной защиты от далекоидущих планов иракской монархии, теперь, когда она была низложена, отпала необходимость в защите от нее. Они также вступили в союз для того, чтобы способствовать свержению консервативных режимов и последующему объединению их в арабский союз. Они действительно стали свидетелями падения режима, но к их объединению это отношения не имело. По логике географии, истории, экономики и по социальной структуре Ирак был именно той страной, с которой Сирия могла бы искать союз в первую очередь, если бы не режим Хашимитов.

Ситуация поставила Насера перед дилеммой. Он не мог оставить действия Касема безответными, когда иракские тюрьмы были полны насеристами. Но чтобы выступать против Касема, он должен был выяснить свои отношения с партиями. Он должен был улучшить свои отношения с Иорданией и Саудовской Аравией для того, чтобы сотрудничать с ними по изолированию Ирака в Лиге арабских государств. В апреле 1959 г. на встрече Совета Лиги арабских государств ОАР неудачно пыталась добиться официального осуждения правительства Касема. Однако, в августе 1959 г. были восстановлены дипломатические отношения между Иорданией и ОАР, а двумя неделями позже король Сауд прибыл в Египет с официальным визитом.

Апрельскую обстановку в Ираке Ален Даллес назвал «наиболее опасной ситуацией в мире на сегодняшний день», мотивировав это тем, что коммунисты были близки к тому, чтобы «полностью захватить власть»²⁶. Такой поворот в отношении США к Ираку был неслучаен. Если вначале Касем представлял собой возможного союзника (в докладах ЦРУ отмечалась антинасеровская направленность Касема), то позже, когда иракский лидер стал закупать оружие у СССР и даже включил в свое правительство нескольких коммунистов, отношение США к Ираку, естественно, изменилось.

В то же время Насер несколько улучшил свои отношения с Соединенными Штатами. Частично это было сделано из уважения к Амману и Рияду, но скорее всего это было прямым следствием подъема коммунистической активности в Ираке и ухудшением отношений Насера с СССР²⁷.

Такая перемена союзников, насколько скромной по масштабам она ни была, привела в смятение панарабских националистов как внутри, так и за пределами Сирии, и особенно баасистов, которые осознавали, что Насер пошел на компромисс со своими революционными принципами, сотрудничая с реакционерами.

Как СССР, так и США понимали бесперспективность создания какого-либо объединенного арабского государства. Но если в советской пропаганде под поддержкой лозунгов арабского единства подразумевалось объединение арабов в русле национально-освободительной борьбы, то американцы поддерживали локальные объединения на ан-тинасеровской или антисирийской основе, то есть «сводили дело к созданию условий для борьбы с националистическими режимами при опоре на консервативные арабские режимы, ориентирующиеся на тесные связи с Соединенными Штатами»²⁸.

Революция в Ираке заставила Вашингтон удвоить масштабы программы американской помощи Тунису. В 1957 г. она составляла 16 млн долл., в 1958 г. поднялась до 25 млн долл. В 1959 и 1960 г. она составляла 40 млн долл. В декабре 1959 г. Бургиба беседовал с Эйзенхауэром, который во время краткого визита в Тунис и Марокко затронул вопрос о Бизерте, но главной просьбой Бургибы было увеличение финансовой помощи и поставки американской пшеницы²⁹.

В декабре 1958 г. американцы, получив предварительное согласие Франции, поставили Тунису вооружение, достаточное для оснащения 4 пехотных батальонов. Позже Соединенные Штаты утвердились в роли военного покровителя Туниса, однако это делалось с оглядкой на Францию. Летом 1959 г. было заключено американо-тунисское соглашение о сотрудничестве по военной линии, в августе из США пришел корабль с военными грузами для Туниса, но при этом Франция требовала подробнейшего отчета обо всех поставках, вплоть до номеров отдельных единиц оружия, опасаясь передачи их алжирцам³⁰. По мнению М. Ф. Видясовой, США хотели помочь Бургибе не только ради того, чтобы помешать возможному продвижению советского влияния или создать «блок Северной Африки», но и потому, что «в Госдепартаменте опасались хаоса, который может воцариться в Тунисе, если здесь произойдет государственный переворот в пользу Бен Юсефа и его сторонников»³¹.