Затушив сигарету, Деймон оперся локтями о столешницу, закрывая глаза и стараясь взвесить каждое слово этого пустого диалога.

Человек стремится к стабильности во всем. И люди вокруг Сальваторе — ярые тому подтверждения. Перемены пошатнули рассудок Елены. Внешние обстоятельства превратили Хэрстедт в отъявленную суку. Даже Тайлер отличается тем, что жизнь его относительно стабильна — выходки и проделки для него не в первой. Сальваторе выделялся на фоне этих людей. Словно он был с браком. С изъяном. Словно он бы уродливым экспонатом в музейной выставке.

— Приди ко мне, – тихо-тихо. Словно Джоа и не хотела, чтобы ее услышали. Сальваторе затаил дыхание. Ему показалось? — Приди, — повторила девушка. — Мы поговорим, расскажем друг другу то, что раньше не рассказывали.

— Мне не нужно снисхождение, ты же знаешь.

Она не поспешила с ответом, снова замолкая на какие-то секунды.

Кап-кап.

Он скучал по ней. Он все еще любил ее где-то в глубине души, но возвращаться к прежним отношениям не хотел. Весь этот разговор напоминал садомазохизм, и правильнее было бы вообще не звонить.

Но риторические вопросы. Эти чертовы вопросы! Если на них никто не дает ответов, значит, нужно их искать самим.

— Я же говорю: срывы. Ложись спать и… Позвони мне завтра, хорошо? Отдохни и позвони.

Он ничего не сказал. Просто положил трубку, точно зная, что не будет завтра звонить. Ему показалось, что и Джоанна это тоже точно знала.

Курить больше не хотелось. И Джоанну — тоже. Просто приелось. Просто уже надоело. И зачем тратить время на то, что тебе не интересно?

Вот Елена — уже другое дело. Запутавшаяся в паутине отчаяния и безысходности девочка, желающая утвердить мир во всем мире и найти своего принца на белом коне. Доберман презирал таких, как она: с наштампованными и тривиальными мечтами, с фальшивой натурой и слишком уж идеальной внешностью. Приторная. Ненастоящая. И ее ненависть, такая сильная, все равно кажется смешной. Смешной и глупой.

Вернуть ее к нормальной жизни, вытащить ее из депрессии и научить заново дышать — как способ уничтожить ее душу. Чувство вины, осознание ошибочности своих приоритетов — это все погубит ее и продемонстрирует несостоятельность Гилберт как личности.

Жаль Локвуда только. Но ничего, он сумеет пережить. Сильный парень.

Ненависть к Елене Гилберт не иссякла и вряд ли иссякнет в мгновение ока. Она возросла и окрепла. Было бы отлично, если бы эта сучка устроила еще пару истерик. Тогда Сальваторе сумеет уже наверняка растоптать эту девчонку.

Она поломана судьбой, трагедией в семье и отчужденностью любимого парня. Нет подруг, нет родителей и друзей — тоже. И вот враг протягивает руку помощи, вытаскивает из пропасти и позволяет жить на этой земле, дышать отравленным воздухом. И вот враг реанимирует. Весь мир Елены разрушится, как карточный домик. И последнее спокойствие окажется лишь миражом.

Отличный план.

Но Сальваторе забыл об одном очень важном принципе: тот, кто думает, что ведет партию, на самом деле, оказывается ведомым в партии.

В подтверждение этому из спальни раздался пронзительный крик. И в подтверждение этому Доберман — в очередной раз! — ринулся на помощь фальшивой Мальвине.

2.

Что человек знает о своих слабостях? О тех факторах, которые делают жизнь человека сложной, а самого человека — более уязвимым? И смысл не в том, чтобы признать эти слабости или как-то ужиться с ними. Черт возьми, речь даже не о том идет, чтобы как-то эти слабости искоренить.

Сложнее всего рассказать о них кому-то. Человек — существо не только упрямое и бестолковое, но и самое беззащитное. В подсознании каждый понимает эту аксиому. Никто ее не опровергает.

Но в реале сложно довериться и раскрыться даже не потому, что человек боится осуждения или непринятия. Ему просто страшно. Страшно, потому что когда ты был ребенком и говорил, что под твоей кроватью — в твоей душе? — живет монстр, никто тебе не верил. Страшно, потому что много лет назад, когда ты осмелился предоставить доказательства существования этого самого монстра — тебя не приняли. Тебя вышвырнули как паршивую собаку. Тебя толкнули в лужу и еще обвинили в твоей неуклюжести.

Человеку страшно признаться в своих слабостях еще и потому, что какой-то умник когда-то заявил, что все должны быть правильными и сильными. И ты просто не можешь не соответствовать этим дебильным нормам. Страшно, когда солнце прячется за горизонт как какой-то предатель. Страшно оставаться один на один со своими монстрами. Страшно понимать, что больше никому и никогда не сможешь довериться. И эта мысль так надежно застревает в сознании, что когда даже и появляется тот человек, готовый выслушать и принять правду, мы просто уже не можем ему довериться.

Сбой системы.

Бонни думала над этим, глотая слезы и стараясь заглушить рыдания. Она не могла уснуть к половине третьего утра, не могла заставить себя быть сильной. И все, что ей оставалось делать — молча плакать в пустой темной и душной комнате, вспоминая все моменты своей не совсем счастливой жизни. И все, что ей оставалось — сдаваться в плен чувств. В плен безудержной и неконтролируемой ненависти уже не к отцу, а к Ребекке. Сама Беннет все еще свято верила в слова, которая произносила эта дьяволица, в их неотвратимость и правдивость. Сама Беннет все еще оставалась ярой последовательницей феминизма и антисексизма.

Но ненависть к Ребекке становилась с каждой секундой все больше. Эта сука пробралась под кожу. Она использовала слабости ради достижения своих целей. И теперь из-за этой паскуды Бонни, сильная и всегда уверенная в себе девушка, превратилась в развалюху, слабачку и избитую никому не нужную преступницу.

Из уст девушки вырвался сдавленный крик, как сигнал того, что степень отчаяния возросла до границ вселенной. Если у вселенной есть границы…

Потом Бонии сжала зубы, затаила дыхание и, открыв глаза, выдохнула.

Она открыла глаза впервые с того момента, как оказалась у Тайлера. И сейчас она думала только о том, что больше никто и никогда не увидит ее слабостей и не будет больше жалеть ее как какого-то ребенка. И сейчас она думала только о том, что хватит быть слабой и беспомощной.

Не на ту напали.

Девушка собрала все свои силы и, оперевшись руками о кровать, стала медленно подниматься. Головокружение, тошнота, боль во всем теле — это сразу о себе напомнило, сразу породило желание сдаться.

— Уж не в этот раз, — сквозь зубы процедила Беннет, медленно спуская ноги на пол. Перед глазами потемнело так, что все изображение исчезло.

И появилось другое.

Теперь Бонни была уже не у гроба, а внутри него. Людей, если они и были, то девушка их не видела. Гроб был опущен на глубину, но к счастью, еще не зарыт. Галлюцинация это или лишь сон — не важно. Мулатка решила и отсюда выбраться. Она решительно поднялась, но встать на ноги оказалось куда сложнее. Ноги отнимались, словно мышцы атрофировались. Словно что-то давило на эти ноги. Бонни выдохнула, постаралась привести сердцебиение в норму. Ей нужно выбраться отсюда, чего бы это ни стоило. Ничего, все получится. Нужно просто подождать пару минут. Девушка уцепилась за землю и стала медленно подниматься. Почва была рыхлая, сыпалась из-под пальцев как песок, убивая любые возможности выбраться из этой ямы.

Но желание покончить с призраками прошлого все еще было живым и буйным, и оно заставило предпринять еще одну попытку.

Бонни открыла глаза и увидела перед собой комнату. Галлюцинация развеялась на время. Девушка, превозмогая боль и усталость, оперлась руками о рядом стоящую тумбочку и медленно поднялась, вставая на ноги. Снова слезы, боль и чувство оскорбления и унижения. Такой потоптанной девушка себя не чувствовала еще никогда. Ей сильно хотелось, чтобы состояние подавленности исчезло и больше никогда не появлялось. Однако наши желания не всегда сбываются.

Беннет чувствовала, что тошнота подступила к горлу. Девушка закашлялась, надеясь выблевать остатки той пищи, которую заставлял есть Тайлер. Но попытки были тщетны. Бонни убрала руки и, развернувшись, стала искать взглядом дверь.