А сейчас он раздевает другую девушку… Несовершеннолетнюю… Отчаянную. Девушку, которую еще пару суток назад ненавидел так люто, что сжималось сердце, а сейчас он хотел помочь ей выпутаться из паутины…

Потому что обязан Тайлеру.

Потому что он хотел бы доказать ей, что такие как он — не сущие сволочи и способны на жалость и сострадание.

Потому что он хотел бы, чтобы она чувствовала вину.

Деймон снимает джинсы, и девушка остается в одном белье. Она все еще смотрит на воду. Сальваторе делает вдох-выдох и, откидывая вещи, аккуратно дотрагивается до застежки лифчика.

— Дверь не закрывай, — он расстегивает застежку, спускает шлейки, вспоминает, как занимался любовью с Джоанной, пытается пробудить в своей памяти то, что он чувствовал, наслаждаясь близостью с женщиной. Но что-то все померкло.

— Я буду стоять тут, ясно? И не вздумай ничего выкинуть, — он стягивает лифчик. Медленно. Зачарованно разглядывая обнаженную спину девушку. — Я дурь выбью из тебя живо, поняла?

Белье он снял, и, не глядя на него, отшвырнул в сторону груды других грязных вещей. Дальше Елена разденется сама — рефлексы-то должны сработать.

Сальваторе выходит и выдыхает. Да, Елена сексуальна и притягательна, но для Деймона Сальваторе по-прежнему оставалась отвратительной. Доберман заходит в комнату, чтобы найти хоть что-то из шмоток Джоа.

Он понятия не имел, что делать с Еленой, как ее вытаскивать из петли и понимал, что лучшим выходом было бы обратиться к специалистам, а не строить тут лекаря из себя. Он понятия не имел как ей соврать, чтобы девушка не впала в истерику, и как достучаться до нее…

Он не знал.

Взяв вещи, Сальваторе подошел к ванной комнате. Стекла в душевой кабине были рифлеными — и это не позволяло разглядеть Елену — так совесть оставалась чиста. Убедившись, что девушка стоит в душевой, а яркие капли крови не заливают стеклянные стенки, Деймон положил вещи на тумбу, кинул чистое полотенце и встал возле двери, отвернувшись.

Простые стандартные фразы и типичные обещания, что все наладится — не помогут. Жизнь не может наладиться, когда кусок твоей души сожран болью и скорбью. Алкоголь и сигареты будут дарить лишь временное забытие, а душераздирающие беседы хуже гильотины. И Деймон действительно не знал, как за эту неделю улучшить состояние девушки. Говорить о проблемах Елены Тайлеру Сальваторе не стал. Если Локвуду не безразлична эта девчонка — он сам захочет все узнать. Не стоит обязывать человека разъяснением моментов чьей-то жизни. Иногда слова вообще ничего не значат… Стоит просто почувствовать.

В воздухе стал ощущаться аромат шампуни. Сальваторе сомневался, что Елена там наводит марафет, но его радовало, — немного, правда, — что хоть основные рефлексы остались.

Парень обернулся. Елена мыла голову. Все не так безнадежно. Приятного мало тоже чего, но есть определенные сдвиги…

Потом вода перестал шуметь, двери душевой открылись, и через пару минут Елена вышла. Сальваторе не оборачивался. Он смотрел в сторону, вспоминая последнюю встречу с Джоанной. Странно, но чувства к этой девушке уже не такие яркие. Когда долго не видишь человека, кажется, что тоска стала такой сильной, что способна затмить разум.

А потом встречаешься с этим человеком на улице. Случайно или нет — значения не имеет. Ты смотришь, разговариваешь с ним, а внутри не чувствуешь ни тоски, ни любви, ни сожаления. Пустота. Совершенно никаких чувств. Неужели отношения такие испепеляющие? Неужели в завершении, — даже самых крепких взаимоотношений, — всегда испытываешь лишь это… Это безвкусное вино?

Девушка приводила себя в порядок. Деймон покорно ожидал ее возле дверей, не оборачиваясь назад и радуясь хоть каким-то переменам.

Даже та сумасшедшая страсть, доводящая до одержимости, потухла. А что говорить о менее сильных чувствах?

Деймон не знал, как помочь Елене.

Но он точно был уверен в одном: девушка выздоровеет, потому что кошмары всегда заканчиваются, а вулканы иногда потухают…

5.

Елена с горем пополам немного поела. Она смотрела на тарелку где-то минут десять, чувствуя подступающую тошноту и жуткое отвращение, но все-таки немного поела.

Правда, насыщения не было.

— Локвуд отключил сотовый.

Опустошенность сменилась злостью. Яркой, безудержной и неконтролируемой. Гилберт резко подскочила.

— Ты солгал! Ты лгал с самого начала!

Поднявшись, она отошла на шаг назад. Деймон Сальваторе, сошедший с ума от страстной натуры шведки Джоанны, сейчас был взбешен страстью Елены Гилберт — фальшивой девочки с суицидальными наклонностями. Девушка сверлила мужчину своим пронзительным и отчаянным взглядом, Деймону начало казаться, что в его душу заглядывает сам черт.

Елена… Потерянная, сломленная и наивная Елена, не сумевшая перенести смерть матери, сейчас злила своей болью, своей невыносимой тоской и своими требованиями.

Деймон поднялся и сделал шаг вперед, а Гилберт рефлекторно отступила назад.

— Есть вещи, которые мы не в состоянии контролировать, ты должна понять это.

Елена продолжала смотреть на Сальваторе злобным взглядом.

Теряя все до конца, мы не обретаем свободу.

Ее обретают монстры, живущие внутри нас: они овладевают нашей душой, нашим сознанием и нашим сердцем. Все, что мы скрывали, — страхи, желания, пороки, достоинства, — все выливается наружу, и более нет смысла надевать маски и лгать…

Теряя все до конца, мы не обретаем свободу.

Мы становимся собой… Кто сказал, что это есть свобода? Может, это проклятье, кара, ниспосланная Небесами за то, что мы вовремя не протянули руку, не простили кого-то или не смогли найти в себе силы вовремя остановиться?

Деймон Сальваторе не знал ответа на этот вопрос, но точно был уверен в одном: Елена наказана… Наказана за прошлое или будущее — это еще одна загадка… Однако Доберману определенно нравилось лицезреть слабости своей подопечной. Он резко подошел к девушке, схватил ее за плечи и сжал их с такой силой, что через некоторое время проступят синяки.

— Я знаю, что тебя гложет, — отчеканил он каждое слово, пристально вглядываясь в глаза девушки. Если долго смотреть в бездну, бездна начнет смотреть в тебя… И вот Деймон чувствовал, что что-то его утаскивает в самое пекло чувств.

Не заглядывай в ее душу. Там пламя! Там огонь! Там ты погибнешь!

— Знаю, потому что я был в том лабиринте, где сейчас заблудилась ты!

— Ничего ты не знаешь обо мне! — и Елена, как кошка что выпускает когти, стала опасной и более грациозной. Оттолкнув от себя Сальваторе, девушка вжалась в стену и закрыла лицо руками. Но ни крика, ни вопля не последовало. Тишина, повисшая в воздухе как грозовая туча, становилась сильнее и мощнее. Вот-вот молния своим блеском ослепит…

Или убьет.

— Это разрывает тебя изнутри, — сквозь зубы продолжал Сальваторе, не сводя пристального взгляда с Елены. — И оно так сильно тебя гложет, что ты не можешь высказаться или закричать, а даже если у тебя это получается — боль не исчезает…

Он медленно подошел к девушке, взял ее за запястья и, опустив их вниз, увидел заплаканные и испуганные глаза Мальвины.

Потрясающе — видеть чью-то слабость и осознавать, что тебя подобное больше не сломит. Неимоверно — видеть чью-то боль, ощущать ее и понимать, насколько ты стал сильным и бесстрашным.

— Я не знаю, как найти Локвуда, но я обещаю тебе, — он схватил девушку за плечи, заставляя посмотреть на себя. Елена видела Сальваторе, но, наверное, плохо осознавала, что когда-то испытывала ненависть к этому парню, который когда-то ей угрожал и был слишком грубым и злым. — Я выведу тебя из этого лабиринта. Только доверься мне!

Она вырвала свои руки из его рук и начала медленно спускаться по стене. Наверняка бы стала хамелеоном, слившись со стеной и исчезнув, но Сальваторе подхватил девушку, прижал ее к себе сильно-сильно. И Елена, не в силах больше терпеть одиночество и боль, обняла Сальваторе в ответ. Крепко и сильно. Ей это было необходимо, чтобы чувствовать, что она не одна в этой тьме, что кто-то рядом есть. Что кто-то будет держать за руку и вести к свету.