Однако женское любопытство взяло верх. До дома оставалось совсем чуть-чуть, и Елена решила, что кто не рискует…

Она посмотрела на Добермана, с которым знакома была лишь фактически. Девушка еще раз взглянула на мерзкий уродливый шрам и решилась задать вопрос как можно вежливее. В конце концов, Доберман пока ее не убьет, потому что Локвуд попросил присмотреть.

— Могу я спросить, когда Тайлер вернется и надолго ли он?

Вновь эта кривая ухмылка на губах, от которой пробегает холодок по коже и закипает сумасшедшая злоба в душе. Елена уже знала, что испытает это, а потому не особо удивилась своей внутренней реакции.

— Через неделю-другую, — сухо и холодно ответил Сальваторе, не удостаивая свою собеседницу и взглядом. Елена думала о том, что можно попробовать помириться с Доберманом и начать хотя бы с извинений про «вгрызаться в глотки», постараться прийти к консенсусу. Она думала об этом всю дорогу до колледжа и решила, что за эту неделю должна попытаться разговорить этого… типа и представиться уже наконец.

Но теперь все надежды рухнули. Никогда перемирия не будет. А уже после сказанных Доберманом слов в тот вечер, когда он спас ее в парке, последняя вера подыхала в предсмертной агонии.

Выдохнув, шатенка отвернулась. Теперь она точно знала, что все усилия будут напрасны, и даже пытаться не стоит.

Когда они подъехали, Доберман не заглушил мотор своей машины. Елена отстегнула ремень и на секунду задержалась. Она неуверенно посмотрела на дом, — как на чужое здание, — и на какие-то мгновения забыла о Сальваторе.

«Лучше уж здесь, чем там», — какой-то незнакомый голос проговорил в голове. Лучше уж здесь, чем там? Что это значит? Что это значит, мать вашу? Что может быть хуже компании Добермана?

— Не зависай, — грубо произнес Сальваторе. Девушка открыла дверцу машины, сухо поблагодарила и пошла по направлению к дому.

Она не слышала, как Деймон уехал. Сжимая сумку, она быстрым шагом направилась к дому, слыша в своей голове неприятную и ноющую музыку.

Лучше уж здесь, чем там.

Девушка открыла дверь и услышала, что телевизор работает, крышка чайника стучит по чайнику, поскольку вода уже закипела. Елена спокойно выдохнула. Все в порядке. Она выдохнула, разделась, кинула сумку на диван в прихожей и взяла сотовый. Елена решила, что стоит набрать смс-ку Локвуду, написать, что она сожалеет о недавнем недопонимании, что скучает и приглашает его на вечеринку, устроенную в ее колледже в честь Хэллоуина. Конечно, это не Оскар Уайльд, но главное — начало. Елена печатала текст сообщения минуты две, потом нажала кнопку: «Отправить» и, поднявшись, направилась на кухню.

Елена выключила чайник и пошла в зал, чтобы навести Миранду. По телевизору шла комедия…

Мать всегда любила эти старые комедии с Эдди Мерфи, особенно ей нравился фильм «Золотой ребенок», который и шел сейчас по одному из центральных каналов.

— Привет, мам, — сказала девушка, проходя мимо Миранды и беря пульт, чтобы сделать звук тише. — Как ты?

Обернувшись, она увидела Миранду, смотрящую в экран и держащую очередную вышивку в руках.

А потом из горла Елены вырвался отчаянный, сумасшедший, пронзительный, громкий и острый крик…

====== Глава 13. Отменить восход ======

1.

Надо всего лишь выдохнуть и убедить себя, что все в порядке. Каждый раз она поднималась с этим твердым принципом, что все будет в порядке, что сегодняшний день рано или поздно закончится, и кошмар закончится. Кошмары всегда заканчиваются…

Почти всегда.

Елена смотрела на остывший чай, слушая только тиканье часов. Она вспоминала, как читала в книгах, что на похоронах или после тяжелых и мучительных расставаний думаешь о совместном времени, вспоминаешь все прошедшее и с ужасом осознаешь, что подобное никогда больше не повторится… Она вспоминала, как читала в книгах, что во время падения в бездну предаешься мрачным мыслям, добиваешь себя ужасной и тоскливой музыкой, сходя с ума от удушья…

Ложь. Самая жестокая и самая беспощадная ложь. Во время похорон или после мучительных расставаний думаешь о чем угодно, только не о том, что было раньше. Ты смотришь на окружающий тебя пейзаж в надежде уцепиться за что-нибудь, что отвлекло бы тебя. Есть ли люди, которые держась за обрыв пропасти, смотрят в темную бездну и думают, как там, на самом дне? Вряд ли. И с чувствами так же. Ты ногтями вцепляешься в гнилые корни засохших деревьев и смотришь в небо, глупо ища в своей голове какие-нибудь отвлеченные мысли или надеясь, что все произошедшее — лишь сон.

Елена знала, что Деймон подъедет с минуты на минуту. Она знала, что жизнь продолжается, что ничего не взорвалось и не исчезло.

Она знала, что хватается за край пропасти, смотрит в небо и ищет что-то, что смогло бы отвлечь ее. Только вот забытие, которое так желанно, не наступало.

Елена медленно поднялась, тыльной стороной ладони вытерла слезы и уверенно направилась к выходу. Возле улицы стояла машина. Сальваторе, оперевшись о багажник, курил, вглядываясь своими небесно-голубыми глазами вдаль.

Голубой цвет… Кто сказал что он — от Бога? Кто сказал, что все светлое есть порождение чьих-то благих намерений? Голубой цвет глаз — это подарок от Дьявола… Неестественно голубой цвет, который иногда становится серым… Серым, как пасмурное небо… Как дым. Как туман. И ничего нет в этом привлекательного. Ничего… И кто принял голубой цвет глаз за эталон красоты?

Девушка открыла дверь и направилась к автомобилю. Она не ощущала холода октябрьского ветра на плечах, не ощущала ненависти, исходящей от Сальваторе. Ненависти, спутанной со злобой, что напоминало сочетание ярких ниток. Даже сущности в душе не пробуждались. Верно говорят, что любовь иссушает. Но врут, когда утверждают, что ты не жил, если не познал это чувство. Лучше не жить, чем быть ходячим трупом.

— У меня не было твоего номера телефона, — сказала Елена, подойдя к Деймону. Ее голос звучал спокойно и уверенно — как в обычные дни. Сама же Гилберт слышала себя как бы издалека, словно слушала записанную на диктофон аудиозапись со своим голосом. — Я сегодня не пойду на занятия. И завтра не пойду. Я заболела. Наверное, со следующей недели только.

Деймон сделал затяжку и, выпустив дым из легких, взглянул на Гилберт. Шатенка стояла рядом, вглядываясь в пустоту и не видя перед собой ничего. Что-то странное было в ее поведении. Что-то изменилось во взгляде этой несносной и нехорошей девчонки.

Но Сальваторе было плевать. Так даже легче будет, если до конца недели Елена проболеет. Потом вернется Тайлер, и все навсегда закончится.

— Я сожалею о том вечере, — сказала девушка, разворачиваясь и направляясь к дому.- Скажи Тайлеру, что я сожалею о том вечере.

Хмыкнув, Деймон отвернулся и продолжил курить. Странности в поведении этой сучки вполне объяснимы. Не так-то просто уживаться в шкуре невинной овечки. Не так-то просто прятать свое истинное лицо…

Но вот только ее поведение говорило не о том, что она пытается спрятать свою истинную сущность.

Деймон сел в автомобиль и поспешил ретироваться. Прозябать в этом месте ему не хотелось. Он планировал развлечься в катакомбах сегодня ночью…

Он там давно не был.

Елена не закрыла входную дверь. Она прикрыла ее, но закрывать не стала. Девушка разулась и пошла по направлению к лестнице. Во взгляде не было ни единой эмоции. И если верить тому высказыванию, что глаза — зеркало души, то глядя на Гилберт можно было сказать, что души у этой девочки больше нет…

Девушка стала медленно подниматься по лестнице, словно ей некуда было торопиться. Словно ничто больше не способно было ее потревожить. Медленные шаги, пустой взгляд и абсолютное спокойствие.

Страшное сочетание.

Деймон вывел автомобиль на проезжую дочь и стал подъезжать к выезду, к дороге, выводящей на центральную трассу. Он докурил сигарету и выбросил окурок в окно. Включив радио, Сальваторе сбавил скорость и остановился на перекрестке, пропуская мимо проносящиеся машины.