Девушка услышала шаги, ощутила, как Деймон напрягся.

— Не лезь не в свое дело, — прошипел Сальваторе. — Съеби отсюда!

Елена резко рванула вперед, зубами впиваясь в его плечо. Пусть через футболку, но она все же хотела причинить ему хоть какой-то дискомфорт. А у него от этого мышцы свело. Его ладони проскользили к ее ладоням. Тепло обожгло, и Елена сжала зубы сильнее. Она вновь изогнулась в стремлении скинуть его с себя. Деймон подался вперед, и Гилберт ощутила его эрекцию. Она замерла. Доберман тоже. Гилберт хотела что-то сказать. Она забыла все слова, лишь назойливое «отпусти» стучало в сознании. Деймон приблизился к ней, закрыл глаза… коснулся ее губ. Его поцелуй пробудил ее. Она высвободила руки, вцепилась в плечи Деймона, отталкивая его. Он даже не удивился. Просто смотрел на нее. Просто был в каком-то пограничном состоянии.

— Прости, — произнес он, решая остановиться. «Прости» — единственное, что он сейчас должен сказать. Единственное правильное. Она широко распахнутыми глазами вглядывалась в него и понимала одно — он ее действительно отпустит. Их борьба прекратится. Их взаимодействие закончится.

И ее накрыло ни с чем несравнимое и сшибающее с ног приближающееся чувство потери.

Нет, только не сейчас. Только не в эту минуту.

Елена уцепилась в края его футболки и притянула парня к себе, тут же, тоже не оставляя шансов для того, чтобы опомниться, впиваясь в его губы. Правда, она была слишком уставшей и измученной. Но она по-прежнему оставалась страстной.

Он ответил ей сразу. Его язык проник в ее рот, коснулся ее языка, и это прикосновение было неожиданным, было каким-то обезоруживающим. Гилберт обвила мужчину ногами, обняла его за плечи. Она отвечала ему с тем жаром, с которым только способна была. Елена оттянула края футболки и холодными руками коснулась обнаженных участков тела. Сальваторе отстранился от девушки. Не открывая глаз, он поцеловал ее в шею. Ее ногти вонзились в его кожу. Она вновь приблизила Деймона к себе, вновь поцеловала его. Ей хотелось его. И теперь ей было плевать на мир, который ждал их после.

Доберман оперся одной рукой о землю, а другой коснулся талии девушки. Она выгнулась ему навстречу, в этот раз — осознано, снова ощущая его возбуждение. Ей это понравилось, и девушка улыбнулась, прерывая поцелуй. Деймон снова перешел на ее шею. В этот раз он коснулся ее шеи языком, одновременно обнимая любовницу за талию. Елена вздрогнула. Она не сдержала тихий, едва слышимый стон.

— Нам нужно… — раскаленным шепотом в шею. Гилберт закрыла ладонью его рот.

— Заткнись, — прошептала она, — заткнись!

Он улыбнулся. Елена надавила на его плечи, заставляя его перевернуться на спину. Перекинув ногу, она оказалась уже на нем. Сальваторе подорвался, обнял ее, и вновь эти упоительные поцелуи, сводящие с ума… Будто кто-то медленно снимал пленку с липкой кожи. Под пальцами чувствовался рубец. Елена была готова растаять здесь, на пластах мерзлой воды. Ей хотелось растопить прежнее, оживив настоящее. Ей хотелось остаться тут. И больше некуда не бежать, и больше не кричать, не молить, не шептать. Просто молчать, взрывая пространство прикосновениями и взглядами.

Деймон отстранился, затуманенным и растаявшим взором уставившись на девушку. Он оперся о руки, отведя их назад. Он тоже замерз, но тоже будто не замечал этого.

— Мы замерзнем, — произнес он, обнимая Елену за талию в стремлении снять ее с себя. — И заболеем.

— Мы уже больны, — ответила она, утыкаясь в его плечо. Деймон стиснул зубы. Осознание действительности резануло по чувствам острой бритвой. Реальность позволила сделать перерыв, но теперь вновь требовала вернуться к правилам.

— Мы не больны, — он сдавил ее талию, а потом поднял девушку, заставляя ее подняться. Елена медленно поднялась, недоуменно взглянув на Сальваторе. Он поднял куртку со снега и надел ее. Холод был нежным и ласковым. Его покалывания напоминали слабые разряды тока.

На самом деле, это не холод. Просто Елена и Деймон — Мальвина и Доберман — они перегорели как лампочки. Приступ страсти — короткое замыкание болезненным уколом в вену.

— Мы отравлены, — он засунул руки в карманы, остановившись напротив нее. Осколки, что были талыми водами еще пару секунд назад, теперь вновь превратились в смертоносные острые наконечники. Елена почувствовала, как они начали ее пронзать. Она закрыла глаза, стараясь превозмочь слезы. Не получилось.

— Зачем? Зачем тогда ты разыгрываешь эти пьесы, если не намерен их заканчивать?

Он подошел ближе, коснулся ее шеи, но Елена, резко открыв глаза, ударила его по рукам. Она стала чувствовать себя использованной и избитой. Смотреть в глаза Сальваторе было уже не так больно, но все еще невыносимо.

— Так у нас будет шанс встречаться вновь… Мы будем знать, что не закончили. Что у нас есть повод остаться наедине.

Елена улыбнулась, опуская голову. Слезы вновь скатились по ее лицу. Она вспомнила, как с упоением читала романы, в которых на каждой строчке были вмонтированы такие слова как зависимость, одержимость, наркотик… Любовь сравнивали с чем-то, без чего прожить было невозможно, что вызывало привыкание. Она вспоминала, как мечтала о чем-то подобном. Хотела тоже думать о ком-то двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Она понятия не имела, что получит это, но вместо обжигающей сердце любви будет испытывать опаляющую разум ненависть. И это совсем не так сладко, как она представляла себе.

— Я никогда не прощу тебя, — взглянула из-подо лба. — Если ты не скажешь сейчас, что солгал, я никогда не прощу тебя.

— Ты нужна мне, — произнес он, разбивая ее недавние выводы. — Именно поэтому я не хочу все портить.

— Все и так испорчено, — выплюнула она, — знаешь, я думаю, что ты — это моя расплата. Все это время я думала, что в тебе спасение, но ты — это лишь то, что всегда заставляет меня оглядываться назад. Я не смогу быть счастливой после того, что случилось с Тайлером, с Бонни, с моими родителями, с Десмо…

— Прекрати, — процедил он сквозь зубы. Елене показалось — ей вновь стало казаться — что она все-таки не безразлична ему. Просто Деймон любил лишь одну девушку, просто он не способен полюбить второй раз, просто у него в голове сидит этот тошнотворный принцип дружбы, который он не может нарушить. Это не делает его плохим или хорошим. Это делает его обычным. — Жизнь — не математика, перестать уже все пытаться выровнять!

— Да я не пытаюсь! — закричала она охрипшим голосом. Она не чувствовала пальцев ног, она околела, но не могла сдвинуться с места. Ее сводило с ума это хождение по кругу, эти вечные объяснения и разговоры, которые все равно заканчиваются ничем. — Пару минут назад по крайней мере точно не пыталась. Проблема не в том, что мы кому-то что-то должны или перед кем-то виноваты, проблема в том, что мы нужны друг другу, и это пугает! Мы боимся быть счастливыми среди остальных, — она подошла ближе. Она внимательно на него посмотрела. Ей лучше все высказать именно сейчас, потому что «потом» не будет. Потому что они и так превысили лимит. Они и так уже задолжали Вселенную.

— Эти события — это черные пятна в их биографиях, — Елена вглядывалась в его глаза, она больше всего хотела увидеть там понимание. Она хотела увидеть там прежнюю теплоту. Не страсть, а теплоту, которую Деймон себе слишком редко позволял. — Эти пятна — они как чертовы мотыльки. Все бьются под лампами и тебе вроде бы не мешают, но напоминают о своем существовании… И мы так любим тех, кому сделали больно, так хотим искупить свою вину, что запрещаем себе любить друг друга. Именно поэтому мы ненавидим друг друга — потому любить нам не позволено.

Она запахнула полы пальто, перекрывая доступ к своему телу, закрывая все пути для отступления. После этого разговора у них точно ничего не получится. Не в этой жизни по крайней мере. Они упустили свою возможность…

— Может, оно и к лучшему, — произнесла она, отворачиваясь и направляясь вперед. Поблескивающий снег был единственным, что разбавляло этот мрак. Скрестив руки на груди, Елена шла вперед, сжимая зубы и находя в себе силы не закричать. Она плакала, она чувствовала, как ее согревает нечто новое, более теплое, но продолжала идти вперед.