— Ты сможешь затащить его в туалет и вытащить ключи там?

— Я сделаю все возможное, — кивнула она. Ей больно. Больно от того, что ее не попытались отговорить, что Деймон с легкостью согласился на все пункты плана, что не стал разъяснять акценты. Глупая, в тайне души надеялась, что Сальваторе все же предложит что-то получше. В очередной раз сбережет ее.

Их «очередные» закончились. Как и их «первые». Теперь настало время для «исключительных».

— Но как мы тогда поедем?..

— Значит надо сделать так, чтобы он не захотел ехать, — Деймон открыл дверь. Им стоило вернуться внутрь, иначе девочка его окончательно заболеет. — Ты же охмурила этого Десмонда, так что во второй раз… в третий у тебя все должно выйти еще лучше.

«Третий» явно намекал на Тайлера. И как-то слишком тактично Сальваторе умолчал о себе. Она ведь не охмуряла его. Она ведь всегда ему была по сути безразлична. Просто бесила его иногда, больше ничего. А все эти взгляды украдкой и прикосновения — лишь издержки их взаимодействия.

Мерзавец.

Девушка взглянула на него, потом все-таки зашла в коридор, и тепло помещения сразу обволокло ее. Она опустила руки, выпрямила спину и, выше подняв подбородок, грациозно зашагала по коридору. Мальвина возвращалась в прежнее ампула. Для Мальвины чувства отходили на задний план. Мальвина просто ставила цель и просто шла к ней, наплевав на себя, наплевав на других, наплевав на правила, мораль и ценности. Для Мальвины не существовало барьеров.

И самой Елены в эти моменты тоже не существовало.

.3

В свете неоновых сияющих звезд нашлось место для новой галактики. И пусть в этой галактике было всего лишь две безжизненных планеты, это было шикарно. Тоскливо, неправильно, до одури одиноко, но шикарно. Искусство ведь тем и привлекательно, что обнажает не только прекрасное, но и уродливое. Тайлер был уродливым, Кэролайн — прекрасной, а вместе они были неповторимы, бескомпромиссны и живы.

Они были.

А потом как-то стало уже плевать на Мексику, Бонни и Елену. Потом Б-52 стал буянить в крови, заставляя ее бурлить. Музыка учащала пульс. Боль была притуплена. Двигаться быстрее и быстрее под шальную музыку стало своего рода единственным смыслом на сегодняшнюю ночь. Запахи алкоголя и чьих-то духов смешались, притупив обоняние. В этом чокнутом темпе бессмысленных танцев находился отток.

Кэролайн была весной. Тающей, прохладной и неприкасаемой. Под коркой ее взгляда было понимание, смешанное с неверием. Амбивалентное сочетание взрывало прежние принципы. Суть заключалась не в том, чтобы узнать друг друга получше и в очередной раз забыть о тех, о ком не получалось забыть. Суть заключалась в том, чтобы просто быть. Без всяких «потому что», без «если», без «так как». Вообще без слов. Они потеряли былую ценность.

Былую ценность потеряли принципы. И не было ни шанса ни секунды, чтобы сокрушаться о том, что раньше представлялось важным. Важность и здравомыслие остались за пределами клуба. Алкоголь в глотку — пролог сегодняшней ночи. Пролог новых проступков и новых преступлений. Только Елена уже точно знала, что хуже не преступления, а проступки.

За них не прощают.

Прощение не нужно было. Именно сейчас оно не казалось правильным и необходимым. Претерпевшая метаморфозу ночь обнажила души, как скульптур отчеканив каждый изгиб, доведя их до совершенства.

До совершенства была доведена Елена. Отвратительная, сгубленная, но стремящаяся к регенерации она отключила чувства, она стала еще более мерзкой, чем была раньше. И Деймону нравилась ее правильность. Без закосов под стерву, без понтов под крутую свэг-девочку, без повадок паиньки. Ничего лишнего. Елена была отшлифованной, прорисованной, отточенной, доведенной до апогея.

Она была притягательна. И когда Елена вновь обратилась к тому парню, у которого купила дурь, он указал ей на прибывшего клиента. Девушка лишь улыбнулась, не сказав ни слова и смело направившись к нему.

Кэролайн оперлась о барную стойку. Она чувствовала боль в животе от смеха. Она не хотела как-то контролировать свои эмоции. Алкоголь и недавно рассказанная шутка Тайлера заставили ее забыть о правилах приличия. Ей было жарко. От танцев. От алкоголя. От того, что здесь было душно.

Девушка выпрямилась, все еще опираясь о барную стойку. Тайлер стоял рядом, и Форбс не видела был ли он в таком же угаре как и она. Да и было ли это важно?

 — Вообще-то, — сказала она, когда нашла в себе силы произнести хоть слово, — выпивка и музыка не доказывают того, что важен процесс.

— Не доказывают, — согласился Локвуд, ставя перед девушкой очередную дымящуюся стопку Б-52. Музыка разрывала барабанные перепонки, в глазах рябило. Открытие клуба получилось фееричным: темп усиливался, тела обнажались, принципы стирались, ночь набирала обороты. — Но доказывают эмоции.

Он вновь залил в свой организм очередную порцию убойного пойла. Голова уже не болела, а тело не становилось ватным. Сонливость не накрывала волнами. Вместо этого появлялось желание продолжать пребывать в таком каматозе.

— Бешеные эмоции, Пенелопа, — он поставил стопку обратно на барную стойку, перевел взгляд на девушку.

— Я — Кэролайн, — сказала она, даже не задумываясь о том, что завтра утром ей будет плохо. Маленький глоток спиртного оказался большим стимулом. Музыка раскрепощала, срывая оковы и будто пуская воск по раскаленным венам-проводам.

— Не важно, кто мы, — гласно произнес парень, делая шаги назад и разводя руки. Горло, спаленное из-за алкоголя, теперь разрывалось от криков. А кричать хотелось. От переизбытка эмоций, от жажды свободы, от иллюзии надежды. — Важно что мы творим и вытворяем!

Елена улыбнулась ему, застенчиво опуская взгляд и подходя к барной стойке. В ее повадках была плавность, а в ее взгляде — заинтересованность. От Елены срывало крышу — Тайлер это верно подметил, Деймон только сейчас признал. Ему нравилось наблюдать за разворачивающейся трагикомедией. Елена, она его. Она его до последней секунды их мгновения. И пусть они завтра вновь станут недоваргами-недолюбовниками, зато сегодня они стали почти парой.

А Елена почти допила виски. Пару глотков — так, для стимула. Чтобы потом было не так страшно-больно. Когда виски попал в кровь, Елена закрыла глаза, вцепляясь в барную стойку и откинув голову назад. Прогнувшись в позвоночнике, она заклеймила себя, поставила печать его внимания на своей сущности. И кто бы что не говорил, грешники привлекают нас больше, чем праведники.

А грешницы — тем более.

Девушка открыла глаза, медленно поворачиваясь в сторону парня, которого ей требовалось привлечь. Елена не знала его имени. Она даже не слишком хорошо его рассмотрела. Единственное, что заметила — татуировку на шее. Татуировка — это ориентир.

Гилберт заплатила, а потом медленно направилась к парню, который процеживал ее взглядом. Ей не стоило медлить. Ей не стоило оттягивать то, что ей придется сделать ради Деймона. И в глазах этого ублюдка, раздевающего ее взглядом, она видела заинтересованность. Суть заключалась не в том, что Мальвина была яркой девочкой. Суть заключалась в том, что она умела въедаться в память.

 — Ты действительно этого хочешь? — она внимательно на него посмотрела, тут же понимая абсурдность своего вопроса. Да, Тайлер точно этого хотел. Его желания вспыхивали мгновенно, словно спички, и так же мгновенно сгорали.

Кроме одного желания, которое не горело, а тлело. Которое разлагалось, вызывая гниение и порождая инфекции. Но даже это желание на сегодняшнюю ночь потеряло былую значимость.

— Жги, — произнес он, посмотрев на Форбс. Улыбка на его губах была ненастоящей. Была отчаянной. Но жар души Тайлера возжигал душу и Пенелопы. — Кэролайн, — произнес он, отступая на шаг и пропуская девушку вперед.

Она села за маленький столик, за которым уже сидела какая-то девица в свадебном платье. Она была навеселе, но мускулатура ее не внушала доверия. Форбс внимательно посмотрела на эту невесту. Ей была важна победа. Тайлеру — процесс. И Кэролайн решила последовать примеру.