— Я подвезу тебя. Моя машина стоит во-о-он там…
Елена даже не посмотрела, куда указывает Тайлер.
— Нет, спасибо.
— Почему? — расстроено спросил парень, а в его голосе было столько досады, сколько бывает в голосе пятилетнего мальчика, которому не купили игрушку, хоть он вел себя хорошо целый… час.
— Ты гнался за мной по парку, потом нес чушь про убийства… Ты серьезно думаешь, что я сяду с тобой в одну машину?
— Ага, — кивнул он, а в его взгляде вновь появилась надежда. Елена улыбнулась, покачала головой и опустила взгляд.
— Ты просто не понимаешь, какое впечатление производишь на людей.
Но, тем не менее, несмотря на все странности, девушка не испытывала страха. И не было того странного ощущения, которое возникло при взгляде на парня в метро, не было досады… Были лишь позитивные эмоции. Елена вдруг вспомнила свою подругу, с которой она общалась еще в школе. Тогда девушка окончила восьмой класс, все разъехались, и Гилберт, чтобы не умереть от скуки, позвала Кэролайн погулять пару раз… Сейчас Елена сделала бы все на свете, лишь бы вернуться в то лето и… не звонить Форбс. Вначале все было замечательно: походы в кино, отдых в лагере, прогулки и секреты. С ней Елена по-настоящему была искренней, ничего не таила, всем делилась… Кэролайн радовалась за подругу, плакала вместе с ней. Они обе надеялись, что ничто их не разлучит.
А потом эти странные чувства превратились в собственничество. Девушка не разуверила в дружбу… Общение стало иссушать, гулять вместе не хотелось, звонить — тоже. Кэролайн предпринимала отчаянные попытки, чтобы сохранить отношения. И это разрушало их еще больше. И как нечто столь нежное и радостное может претерпеть столь ужасную метаморфозу?
Да, тогда тоже все началось с необычного и светлого как сегодня. Поэтому и не стоит дальше знакомиться с этим парнем. Порой, некоторые люди просто не созданы для любви. Они наделены смелостью, стойкостью и бесстрашием. Но взамен они никогда не полюбят кого-то по-настоящему. Просто не повезет, и все.
Однако потом Елена вспомнила того незнакомца в метро, вспомнила Мэтта, вспомнила свои желания… Ей захотелось вызвать у Мэтта тот же шквал эмоций, который он вызвал у нее. Ей захотелось доказать Бонни, что она способна быть общительной с людьми.
Вновь страх стеснил сердце, но девушка решила быть смелой сегодня. Хватит. Она взглянула на Тайлера и…
Парень достал свой мобильник и протянул его девушке. Елена не понимала его действий. Тогда Локвуд отошел на несколько шагов… И кинул мобильник Елене. Гилберт растерялась, но инстинкт взял верх, и шатенка схватила сотовый телефон. Она непонимающе посмотрела на его владельца.
— Я позвоню тебе на этот номер, — сказал он, отходя назад. — Ты можешь ответить на звонок или сломать симку и забрать телефон себе. Решать тебе!
Закричав во все горло, парень развернулся и помчался к своей машине. Девушка крикнула бы: «Стой!» ему вслед, но шок лишил дара речи. Гилберт стояла посреди толпы, сжимая сотовый и глядя вслед несущемуся и орущему парню.
Будь она проклята, эта Елена. Лучше бы забрала себе мобильник, лучше бы она разбила его, лучше бы нахамила и гордо ушла! Лучше бы она не прогуливала пары. Сейчас ему двадцать три, он любит жизнь, и ему нравится быть вечно в шестнадцатилетнем возрасте. А потом Елена посадит его на цепь, а потом лишит свободы, будет бросать периодически кости, чтобы ее псина не подыхала. Тайлер уже никогда не будет мчаться по аллеям, кричать во все горло, и вытворять безумные поступки. Она уничтожит его душу.
А может, тот, кто причиняет нам боль, заставляет нас взрослеть? Может, если бы не отец, то Елена бы никогда не переоценила жизнь, не набралась бы мужества пережить трагедию с матерью? Не осмелилась бы… Не сумела бы простить?
Жестокие уроки.
Бонни права. Книги ничему не учат. Они лишь отвлекают от суеты.
3.
Тайлер возвращался домой за полночь. Без машины. Припарковался прямо под знаком «Остановка и стоянка запрещены», просто чтобы понаблюдать за реакцией патрульных. Ну, автомобиль и отправили на штраф стоянку. Локвуд, конечно же, расстроился по этому поводу, переживал сильно…
Он вновь решил пойти мимо парка. В последнее время здесь происходит много ярких событий, и дело вовсе не в той девушке, которая убивает, ест, а потом насилует. Тайлеру нравилось гулять по безлюдным аллеям, нравилось пугать прохожих, выскакивая из кустов и крича: «Кошелек или жизнь!». Ему нравилось выводить стариков из себя: он покупал пачку сухариков, становился напротив какой-нибудь противной старушки и, громко хрустя, улыбался, глядя на свою жертву. А иногда даже угощал стариков. По вечерам их здесь было полным полно. Они не боялись ни грабителей, ни убийц, ни трудных подростков: сидели на скамейках, ворчали и осуждающе поглядывали. Поэтому Тайлер и любил над ними издеваться.
В этот раз он не нашел походящей кандидатуры, поэтому направился к выходу из парка. Тут было шумно. Тут было много народу. И Локвуд решил, что сегодня он в очередной раз поймает крупную рыбу.
Развязалась крупная драка. Крики, кровь, адреналин — все в духе Локвуда и Добермана. Последний пропадал черт где знает, но Тайлер не побоялся подойти ближе к рьяной толпе, чтобы рассмотреть в чем дело. Молодые парни, с окровавленными лицами, матерились, кричали и бросались на своих противников. Точнее, противниц. Девушки довольно стойко сражались с мужской половиной. Их лица были покрыты кровоподтеками и царапинами, но девушки не отчаялись. Тайлер сам знал, что если ты выпустил агрессию наружу, если удалось сбить хотя бы одного с ног — остановиться не удастся. Золотистые улицы парка окрасились в ярко-алый цвет. Крики боли, крики ликования, крики агрессии. Молодые люди сцепились в красивом бое. Избитые тела, капли крови, рьяность, бешенство — великолепное зрелище, не правда ли? Темное небо, украшенное плеядой звездой, желтые листья и обнаженная ненависть — все так точно и изящно слилось на полотне, что невозможно было оторвать взгляд. Нет ничего красивее молодости во всем ее проявлении: первая сигарета, первая кража, первая таблетка, первая драка. О, Тайлер знал, что такое ПИТЬ каждую секунду. Жажда крови, жажда боли и страсти неимоверна, если тебе двадцать. Старшее поколение осуждает молодое, потому что перестало чувствовать жизнь, потому что их души уже иссякли.
Но не души тех, кому двадцать. Чувствуется каждый миг, каждая секунда. Приход от наркотика, боль от удара, опьянение… — все образует яркую, порочную палитру, и мы, хватая кисти, рисуем этими красками на холсте своей души. Чем ярче картина, тем больше она запоминается.
Какого-то парня отшвырнули, он упал на спину, на него тут же налетела девушка. Кофта у нее порвалась, лицо было в крови, а волосы — растрепаны, в них запутались опавшие листья. Крича, она принялась избивать парня кулаками, царапать лицо, уничтожая свою человечность, удовлетворяя свой Ид******. Великолепная картина. Но тут же на нее набросился еще один парень. Он схватил девушку, оттащил ее, хотя она продолжала сопротивляться: кричала и билась. Парень, которого она избивала, поднялся и со всей силы ударил девушку по лицу. Голову вывернуло вправо. Девушка на миг замерла, а потом обернулась, плюнула в лицо своему обидчику.
— Сдохни, ебаный женоненавистник, — говорила она сквозь зубы. — Ты чувствуешь силу лишь когда бьешь или трахаешь! Сдохни!
Удар по животу прервал пламенную речь. Еще один удар по животу, потом — по лицу. Девушку отшвыривают на асфальт. Она падает, больно ударяясь головой об асфальт. Изображение поплыло перед глазами, тошнота стала нестерпимой, и вскоре феминистку вывернуло наружу. Беннет услышала грубый смех в свою сторону, потом ощутила еще один удар по почкам, удар чем-то тяжелым по голове. Темнота.
Тайлер глядел на избитую Бонни. Ему показалось, что он где-то видел ее. Огляделся. Другие девушки либо избивают, либо бегут прочь. Локвуд подошел к потерявшей сознание юной феминистке, присел рядом.
— Оставь ее, — сказал ему парень, который бил Бонни по животу. — Пусть подыхает.
