Отсюда вопрос: когда он успел стать таким идиотом?

В тот момент, когда Курт развернулся и убежал, прячась в спальне, что-то в нём сломалось.

Он верил, почти надеялся, что тот кинулся бы ему в объятия с криком «Сделай меня твоим!», как в самых низкопробных порно-фильмах. Чёрт! Он бы сам вскочил и набросился на него, чтобы взять или отдаться прямо там, на полу, на всю ночь и даже дольше, если бы парень не сбежал тогда.

Но он здесь не для этого.

У него был шанс, который он упустил; и только то, что Себастиан в этот момент не мог напомнить ему про обещание, не значило, что он не должен всё равно продолжать держать его.

Поэтому он вышвырнул безо всяких церемоний парнишку, которого только что отымел. Которого использовал так глупо, сперва – чтобы забыть, а затем – чтобы продемонстрировать другому, на что был способен. И после этого идиотского спектакля он оделся и направился к комнате Курта.

Он хотел объясниться, сказать ему всё.

Он не знал, подходящий ли момент, но, безусловно, это было тем, в чём он нуждался, чтобы снова оказаться на равных, чтобы быть понятым и, возможно, наконец, увиденным. На самом деле, увиденным.

Однако, он услышал плач.

За десять дней, что Блейн провёл там, это случалось не впервые. Но, безусловно, впервые он сам вызвал эти слёзы. Он задался вопросом: почему? И возненавидел себя за это. Потому что он поклялся, что этого больше не произойдёт. Не по его вине.

Он прислонился головой к двери, силой удерживая кулаки за спиной.

Он хотел было пустить их в ход, чтобы постучать или выломать дверь, а потом целовать Курта до тех пор, пока слёзы не превратились бы в улыбки, пока парень не почувствовал бы себя менее одиноким, менее уязвимым. Пока бы не вспомнил.

Однако он находился там не для того, чтобы облегчить вещи для себя, а чтобы облегчить их для Курта. А так он ему не помогал.

Так что он вернулся в гостиную, где провёл всю ночь, НЕ глядя телевизор, который передавал повторы телефильма, весьма популярного среди молодёжи. Название должно было быть что-то вроде «Хор», и в чём можно было быть уверенными, так это в том, что речь там шла именно о хоре.

И вспоминая.

В шесть утра он, наконец, оделся и, выйдя из дома, направился в спортивный зал, чтобы выпустить напряжение и гнев единственным известным ему способом, помимо секса. Бокс.

Он догадывался, что Курт не захочет видеть его дома; но истина заключалась в том, что внезапное желание рассказать Хаммелу всё, которое настигло его прошлой ночью, теперь испарилось.

Он лишь ранил бы его и потерял. Хуже. Себастиан бы потерял его, и этого Блейн не мог себе позволить. Существовали вещи, которые Курт должен был знать, но долг Бастиана сказать их ему лично; и это тоже было частью их договора. А потом, были ещё и другие вещи, которые Курту никогда не следовало узнать. Никогда.

Блейн не нарушит обещания. Даже если Бас... нет, он не хотел думать об этом.

Решение было принято давно, и даже если в действительности он никогда не имел дела с ситуацией, в которой теперь находился его лучший друг, он не мог изменить его. Он продолжит подавлять в себе желание к Курту. И найдёт благовидное оправдание собственного поведения прошлой ночью.

Алкоголь. Наркотики. Неважно, если у Курта сложится неверное представление о нём. Лишь бы держать Хаммела подальше от той истины, которую Блейн должен скрывать от него.

Бросив взгляд на настенные часы тренажёрного зала, он понял, что опаздывает на сегодняшнюю встречу. Он быстро принял душ и направился в бар поблизости.

Необходимо было заняться этим делом, прежде чем разбираться с Куртом. Или всё оказалось бы бесполезно.

Андерсон пришёл в бар с опозданием на десять минут.

Он заглянул внутрь через витрину заведения и сразу увидел то, что искал. Они были уже там.

Блейн собрался с духом и вошёл.

Курту было одиноко. Это правда. Он чувствовал себя так уже несколько месяцев.

Он любил Себастиана, но он был человеком, которому не хватало близости, физического контакта и, да, секса тоже. Он бы мог перебиваться случайными партнёрами на одну ночь, просто чтобы облегчить свою боль и одиночество. Мог бы.

Конечно, не в первые месяцы после аварии, когда тоска и надежда сливались в адскую смесь, что не оставляла места ни для чего другого, кроме постоянного страха, в его жизни. Но позже, когда всё стало только вопросом ожидания какого-нибудь знака, изменения, сдвига, да, он мог бы это сделать. В возможностях недостатка не было.

Не в Нью-Йорке, по крайней мере.

Жизнь не останавливается только потому, что ты не готов двигаться вперёд, не так ли?

Но у Курта Хаммела было своё кредо. Которому до этого момента он относительно легко следовал. Достаточно было просто вовремя сбежать, когда чужой взгляд становился слишком настойчивым, а комплименты слишком откровенными.

Теперь, однако, парень гей, бесспорно привлекательный, свободно бродил по его дому, голый, аппетитный, и, прежде всего, занимался сексом с незнакомцами, при этом трахая его взглядом с таким выражением, будто никогда и никого не желал так, как желал его.

Это выбивало почву из-под ног.

Хаммел был уверен, что не испытывает ничего к Блейну, и как могло быть иначе? Они едва познакомились, он не знал о нём ровным счётом ничего; и парень, казалось, был не склонен рассказывать что-то о себе. В течение этой недели совместного проживания Курт пытался задавать ему вопросы личного характера, но не получил ничего, кроме бесполезной и поверхностной информации. Ещё меньше ему удалось узнать об их дружбе с Себастианом. Каждый раз, когда он пытался подступиться к этому вопросу, Блейн отвечал односложно или замыкался в необъяснимом молчании, и на его лицо набегала лёгкая тень. Из-за воспоминаний, думал Курт, которые, возможно, были не такими уж безоблачными.

К тому же, он чувствовал себя в однозначно проигрышном положении, учитывая всё то, что Блейн – как выяснялось с каждым днём всё больше – знал о нём. И это Хаммела немало нервировало.

И потом, оставался факт, что Блейн был красивым парнем. Определённо, его типаж.

Красивым парнем геем, немного невыносимым и чудным, но, чёрт возьми! Сексуальным до смерти.

Курт находил его привлекательным, но это было нормально, нет?

Он и Эштона Катчера находил привлекательным, и это, совершенно точно, не могло считаться изменой Бастиану! Нельзя было придавать чрезмерное значение тому, что значения вовсе не имело.

И потом, Блейн был ему нужен, в некотором смысле.

Или, точнее, ему был нужен кто-то, кто помог бы защититься от атак Мадлен, и Блейн, казалось, не только имел таинственного происхождения средства, чтобы сделать это, но также необходимую информацию. По крайней мере, он знал ведьму, с которой они имели дело. И ненавидел её столь же люто, как и он сам.

Курт мог использовать его, короче говоря. И он это делал.

Нет, тем, что его беспокоило, являлась естественная эмпатия*, которую он в первый же момент почувствовал с парнем; мягкость и забота, что тот демонстрировал, заставляла его иногда задаваться вопросом, чего Блейн в действительности хотел от него?

Было легко отмахнуться от мимолётного внимания случайных незнакомцев.

Значительно сложнее оказалось закрывать глаза на настоящую заинтересованность, которой ему не хватало с тех пор, как с Себастианом произошёл несчастный случай.

И, возможно, даже раньше.

Короче говоря, он многое должен был понять. Многое, узнать. Но суть состояла в том, что он не хотел этого делать. Потому что боялся.

Именно это Курт повторял самому себе, пока, сидя за барной стойкой, продолжал заказывать пиво и странные коктейли с самыми абсурдными названиями. Вообще-то он не пил. За все свои двадцать шесть лет, он напился только один раз, в старшей школе, и то, только потому, что кто-то сказал ему, будто таким образом было бы легче справляться в том аду, который тогда он называл жизнью. Он уже не помнил, кто это был, да и не суть важно. Важно то, что это оказалось огромной глупостью.