Этот день обернулся моим величайшим позором. Наверное, та битва навсегда останется в моей памяти, я буду помнить и стыдиться, даже если однажды моё имя выгравируют на чёрной каменной плите в зале славы. Как белое пятнышко птичьего помёта на обсидиановой поверхности, моя ошибка будет уродовать меня, и не найдётся силы, которая сумеет это смыть.

После того, как Рыжий отчитал меня, я не смогла сделать ничего умнее, чем отключить телефон, сбежать в библиотеку, спрятаться в примеченном мною ранее уголке между шкафами, сесть, уткнувшись лицом в колени, и плакать, беззвучно и отчаянно. Плакать и вспоминать.

Как я гордилась собой, получив это задание! Как радовалась тому, что смогу показать себя перед людьми, о которых слышала так много, я, безродная, не отмеченная звёздами, не предсказанная древними, а просто появившаяся со своим даром. Око дало мне имя Стрекоза, и я нашла в нём что-то красивое, как и в своём облике за Изнанкой. Разочарование было страшным, когда я узнала: Стрекоза когда-то уже была, женщина с моим именем и моим даром умерла триста двадцать шесть лет назад. Бесполезный дар! Прыжки, почти полностью освобождающие меня от силы притяжения поверхности и защищающие от ударов об неё, сначала казались мне чем-то забавным, пока меня не попросили показать себя в деле. Нашими противниками были не другие люди и даже не высшие духи. Нам было поручено прогнать мелкие Сущности из Изнанки позади одной из самых обычных школ, и это едва не стоило мне жизни.

Сейчас я думаю, что мне стоило умереть. Смерть за Изнанкой стирает память о ней в реальном мире, а я бы хотела забыть. Мне говорили, Ледяная когда-то пережила нечто, что побудило её добровольно покончить с собой, и несколько лет она жила спокойно, даже не подозревая о том, кем она была раньше. Сейчас, когда Ледяная вернулась, она не может понять, что заставило её так поступить. Убивая себя, она никому не рассказала, почему делает это, лишь оставила свою последнюю волю: не звать её назад. Как по мне, им не стоило принимать её обратно. Хотя Ледяная на то и Ледяная, что ей сложно отказать. Её внешний вид, её дар, её имя, в ней всё совершенно и уникально. Я завидую ей.

Слёзы уже кончились, уступив место головной боли и стыду. Прыжки! Всё, что от меня требовалось — это разведка, это быстрые прыжки вокруг и доклад обо всём, что я вижу, но я не справилась, я свалилась в самую кучу врагов, и Призывающий серьёзно пострадал, спасая меня. Врачи сказали, он проспит дня три, не меньше. А Кукла добавила, что, если бы вместо меня были Беркут или хотя бы Дочь Луны, они бы справились с лёгкостью.

Стискивая зубы, чтобы не дать волю отчаянию, я впиваюсь ногтями в колени и ещё успеваю подумать, что могу порвать колготки, когда вдруг слышу шум. Испуганно замерев, я слушаю, а в библиотеку быстрым шумным шагом кто-то вбегает. Кто-то стремится прямо ко мне, и я испуганно поднимаю взгляд, чтобы вздрогнуть, увидев её.

Сказочница стоит, нависая надо мной с высоты своего роста, и смотрит на меня тяжёлым мрачным взглядом. Я не понимаю, что она забыла в этом углу, но я не собираюсь уходить и не хочу, чтобы она видела мои слёзы. Я вновь утыкаюсь лбом в колени и слышу глубокий вздох.

— Вот ты где.

Я не отвечаю. Зачем отвечать?

— Лена сказала, ты можешь быть здесь.

Продолжаю молчать. Почему она пришла ко мне, почему именно она?

Мне не нравится Сказочница: она какая-то мутная. Незаконнорождённая, полукровка, Око отметило её, как носительницу сильного дара, но дара у неё нет вообще.

— Злой обиженный на весь мир облажавшийся подросток, — устало припечатывает повисшая на шее богатого отца нахлебница и садится на пол рядом со мной. Её длинные ноги наверняка торчат из-за шкафа, разрушая моё укрытие и привлекая внимание любого, кто захочет поискать книгу, название которой начинается с буквы «Н». Я злобно вскидываю голову и натыкаюсь на всё тот же тяжёлый взгляд. — Ты думаешь, тебе сейчас хуже всех?

— Призывающему хуже всех. Из-за меня, — огрызаюсь я.

Пусть мне лишь недавно исполнилось шестнадцать, я не захлёбывающийся в собственных гормонах подросток. Я взрослее и серьёзнее большинства своих ровесников, и оттого мне особенно неприятно слушать упрёки от застрявших в детстве девиц, чьё единственное достижение — их возраст. Я знаю свою вину. Я знаю, что не меня тут надо жалеть.

Сказочница фыркает.

— Призывающий спит, ему сейчас как раз-таки лучше всех. Вот когда он проснётся, его можно будет пожалеть, а сейчас… — Она машет рукой. — Ир, я говорю о другом. Ты думаешь, все, кроме тебя, легко начинали? Просто прошли обряд и всё, засияли на всю Изнанку, а ты одна такая неудачница?

— Ты не засияла вообще, — мстительно огрызаюсь я и прикусываю язык, ловя насмешливый взгляд.

Я знаю, что она хороша даже без дара. Духи охотно говорят с ней, и в бою она не путается под ногами. Кое-кто даже считает, что в этом её дар: Сказочница говорит так, что её слушают. Но я слушать не собираюсь.

— Знаешь, что я сделала первым делом, когда попала за Изнанку? — игнорируя мою реплику, спрашивает она.

Я смотрю исподлобья, повторяя её взгляд.

— Облажалась?

Сказочница смеётся, смеётся в голос, утирая слёзы.

— Значит, не знаешь. — Похоже, ей действительно смешно. — Спроси кого-нибудь потом, здесь почти каждый может рассказать, как именно я облажалась, лучше меня. Я здесь лишь чуть больше года, Стрекозка, и всё это время — сплошные тренировки. Не за Изнанкой тренировки, здесь, в зале. Знаешь, как это бесит?

— Мне плевать. — Её слезливые истории мне не нужны, Сказочнице не надавить на жалость.

— А зря, потому что твой дар полностью основан на физической подготовке. Предыдущая Стрекоза носилась по Изнанке как, понимаешь, стрекоза, потому что в реальности она была воздушной гимнасткой. Циркачкой. Рыжий как-то сказал мне, что для того, чтобы дать нашему дару развернуться за Изнанкой, в физической реальности мы должны быть способы реализовать хотя бы его половину.

Упоминание другой Стрекозы солёным порошком оседает на душевную рану.

— И какую половину реализовывает Призрак?

Сказочница пожимает плечами.

— Неудачный пример, Призрак сам по себе ходячая половина. Ледяная одним своим взглядом успешно морозит, Дочь Луны не спит ночами, воет волком и бегает по крышам, Призывающий управляет другими людьми так же здорово, как Кукла в них превращается.

— А ты?

Снова усмешка и фырканье.

— А я ровно на половину менее бесполезна.

Я щурюсь, вглядываясь в её лицо. Считает ли она себя бесполезной в самом деле? Её успехи гораздо выше моих, так что это: насмешка, попытка пошутить, её искренние мысли?

— Но я собираюсь стать немного полезнее. — Сказочница поднимается на ноги и протягивает мне руку. — Меня назначили твоим куратором. Я буду следить за твоими тренировками и направлять тебя. Если ты перестанешь забиваться в углы, чтобы жалеть себя, мы из тебя такую гимнастку сделаем, что предыдущей Стрекозе и не снилось.

Я не спешу принимать руку, огорошенная тем, что мне в кураторы назначили её, и представляю, как Рыжий расхаживает по своему кабинету и бормочет: «Стрекоза себя не оправдала, Сказочница по большей части бесполезна, вот пусть ходят вместе».

— Я не хочу равняться на ту женщину, — отвечаю я наконец. — Я не хочу, чтобы меня сравнивали с ней. — Злость вспыхивает внутри меня пламенем, я говорю всё громче. — Я хочу быть личностью, хочу быть индивидуальностью! Я горжусь своим происхождением и не пытаюсь косить под одну из дворянства, но раз уж мне достался этот дар, почему он не мог быть нормальным? Почему какая-то Стрекоза уже была в прошлом? Как вообще имя Стрекозы связано со способностью прыгать?! Лучше бы у меня были крылья, или… или… Ах, и не надо сравнивать меня с собой! Ты полукровка, пусть твой отец и князь, твоя мать простолюдинка, более того, иностранная! Тебя не должно было существовать, так почему твоё рождение было отмечено в Книге Звёзд, а твоё имя уникально? Чем ты лучше меня?