Вилья расстроилась:
-Ну вот, даже ничего не сказал.
-Казал, казал, мама, дай бумажжку Виле!! - тут же выдала маму дочка.
Лена засмеялась:
-Хотела сюрпризом, а разве с этой шпанюшкой что утаишь?
“Прости, я улетаю в степь, много дел и проблем там, очень благодарен за все. С любовью - Джас.”
-Лена??
Лена обняла Вилью.
-Девочка, он тебя безумно любит и также безумно боится, что ты его оттолкнешь, вот и струсил твой ничего и никого не боящийся джигит.
-Что такое джигит? - удивилась Вилья.
Лена, посмеявшись, объяснила, а когда рассказала про кепку-аэродром, то тут уже обе долго смеялись.
Во дворе большого отцовского дома (Лена, побывавшая у них, поулыбалась, назвав все пристройки смешным словом “самострой”), никого не было.
Джас поблагодарил молодого грурга, огляделся: везде был порядок, на площадке-стадионе слышались крики, топот и звяканье железа.
-Тренировка идет! - подумал он.
Из-за угла показались мальчишки-племяши, что-то оживленно обсуждавшие, один, самый маленький, запнулся, упал, поднялся, отряхиваясь, увидел Джаса и, взвизгнув как девчонка, побежал к нему. Старшие рванулись за ним, и через минуту обнимались дядя и племшки, и теплело у него на душе -радость пацанов была искренняя, чистая!
На их радостные вопли набежали воины с тренировки, торопливо спускался с высокой лестницы отец, подбежала, тут же начав его целовать, единственная сестрица - Фатма.
Забурлил возле него людской водоворот, всем хотелось приобнять его, пожать руку - прижилось в степи необычное поначалу рукопожатие.
А Джас как-то встряхнулся - не ожидал он, что так будут ему рады все, оказывается, он давно уже не один и много кому нужен.
-Где Сай? - спросил жестами. -Внук мой старший, - важно ответил Джаймис, - скоро будет, он со зверем мифическим на пробежку убежал.
Сын, показавшийся вдалеке, сначала встревожился, почему во дворе толпятся гомонящие люди, потом углядев высокую фигуру - уродился Джас выше почти всех своих земляков - только сын его перерос, ну так не мудрено, в нем кровь грургов, а грурги всегда были на полторы, а то две головы выше кряжистых степняков - прибавил ходу.
Перед набегавшим Саем, особенно зверем мифическим, расступились все, и Сайх с огромным удовольствием обнял отца.
-Отец, я рад, что ты здесь! - они обнялись, а дед Джаймис незаметно утер глаза рукавом халата.
-Признал, признал его старший внук, такой необыкновенный мальчик, своего непутевого отца.
Ох как переживал Джай, видя в глазах сына и любовь, и муку, но что он мог сделать, Сайх сам все решил и, слава Великому, что простил и принял своего отца.
Весь день Джас выслушивал все, что случилось за время его болезни, к вечеру, взяв Сая, пошел к Ахмису, жгло его душу это предательство.
Ахмис.., от него осталась только четверть того степняка, устало взглянул на Джаса:
-Казнить пришел? Готов я!
Джас зашевелил пальцами:
-Я тебя простить не могу, за то, что не пришел, не сказал, что эта лихва тебя за горло семьей держит! Вместе бы подумали, все быстрее от них смогли избавиться!
Ахмис горько усмехнулся:
-Испугался я, украли-то их спящими, а младшенький сынок, уже там, в пещерах родился. Не суждено мне его хоть раз увидеть. Знаю, что не могу просить ни о чем, но, Джас, помогите детям. Они-то не виноваты, что я тварью оказался.
Опять заговорил Сай, глядя на руки отца:
-Тот, давний Джас уже бы снес тебе голову, даже не разбираясь, что и как, а теперешний, он думать умеет, сам сына увидел только взрослого. Решил я так… - он кивнул Сайху, и тот, выйдя за дверь, что-то сказал охране, - будешь ты, Ахмис, наказан, строго наказан. Но ты прав, твои пятеро детишек не должны ходить с клеймом отца-предателя. Пять лет будешь служить простым слугою на самой дальней границе, где полно зверья дикого. Если остался человеком - через пять лет вернешься к своим, если же гниль тебя полностью захватила, то там и останешься, и пусть твои кости валяются на земле. Уедешь завтра утром. Сейчас же, - услышав шаги за дверью, кивнул, - мыться, переодеваться и до утра к семье. Семья останется здесь все это время, под моим личным присмотром.
Ахмис упал на колени:
-Джас, благодарю тебя, не за себя, за детей!! Я, я… не буду говорить что-то за себя, но за семью всю оставшуюся жизнь буду просить Великого, чтобы он не оставлял тебя и всех твоих дорогих своей милостью.
Когда пошли назад, Сай молчал, долго молчал, потом негромко сказал.
-Спасибо, отец, за такое мудрое решение, я бы так не сумел!!
Джас приобнял своего мальчика, показав жестами:
-Опыт, он приходит далеко не сразу!
Попросил показать ему семью Ахмиса, пока тот приводит себя в порядок. Худенькая, почти прозрачная женщина с малышом на руках, ещё три мальчика, все худые, но шустрые и славная, лет четырех-пяти девчушка.
-Вот, - показал жестами Джас, - таким хорошим детям нельзя знать, что их отец… им жить в обновленной степи, зачем плодить новых врагов вокруг, пусть они будут друзьями, надежной опорой нашим трем мальчишкам. Ты же не передумаешь?
-Нет, отец, я твердо решил - быть каким-то правителем не моё.
Утром полетели по степи вестники, созывая людей на суд над жутким чудовищем Наимой. Два дня съезжались обиженные степняки, оказалось их ох, как много.
Когда вывели её к людям, площадь враз замолчала, и Наима, которая шла с вызывающим видом, растерялась - она приготовилась нагло отвечать на все обвинения, а тут полный стадион молчащих людей, и их глаза… Страшно стало Наиме, а дальше было ещё страшнее.
Джас жестикулировал, а его сын говорил:
-Люди степи! Вы все знаете, в чем обвиняется эта женщина, порождение ада! Здесь стоят два прозрачных ящика, рядом камни, у одного белые, у другого черные, что обозначают цвета, знают все. Если кто не сможет рассказать про своих погибших - просто опускайте в ящик камень, черный. Если же кому есть вспомнить что хорошее - то белый.
Старейшие люди, выбранные для справедливого суда, уважаемые и заслуженные степняки, заняли свои места, начался суд. Наима, пытавшаяся в начале что-то ещё выкрикивать, кого-то смешивать с грязью -троих степняков после её злых обвинений сразу же увели для тщательного допроса - они-то уверяли, что были рядовыми воинами - затем сникла и только жадно пила воду.
Народ степной вел себя по-разному. Кто-то - женщины в большинстве, не сдерживали слез и эмоций, плевали в её сторону, плакали, желали ей жутких мучений. Кто-то молча, едва сдерживаясь, подходил к ящикам, и все опускали только черные камни, к белым не было ни одного человека.
Когда подошел её муж, гул, постоянно слышавшийся на стадионе замер, всем было интересно, что скажет человек, имеющий от неё детей. Про них, будущих вождей и преемника Юнчи, знали все.
-Я обвиняю эту… - муж замолчал, подбирая нужное слово, - это чудовище в самом главном - она не мать, она не женщина!! Не рождалось ещё в степи чудовища страшнее её, даже дикая лихва никогда не бросает своих детенышей. Да и у нас в степи такого не было. Я не за себя, за моих детей опускаю сюда эти черные камни! Больше мне сказать нечего!!
Места в ящике для черных камней не хватило, люди укладывали их возле него, и все страшнее становилось Наиме, она-то думала, выведут её, разозлит Джаса, как когда-то, и он убьет её одним взмахом меча, а тут вся степь выступала против неё, жалили её эти взгляды.
Может, впервые она начала понимать, что, кроме ненависти и жажды власти, есть и другие цели и мечты. Когда вышел степняк, бывший когда-то ненавистным мужем - доводила она его до белого каления и попадало плетью ей, как дикой кобылице, ненавидела и его зародившихся в ней детей, она поначалу ухмыльнулась. Едва родив их, тут же забывала про них, да и малыши, едва встав на ноги, торопливо ковыляли в сторону, завидев её. Никогда она так не рассматривала степняка, бывшего ей мужем, а он оказался очень неплохим - статный, раздавшийся в плечах, она-то помнила его вечно нахмуренным и поникшим - сейчас он выглядел достойно!
