Я написала Олегу сообщение, в котором попросила его прийти в гости, и он ответил, что через час-полтора прибудет.

– А если он нам не поможет? – спросил Ярослав.

– Тогда попробую узнать у Олега, есть ли у него какие-нибудь знакомые э-э-э… маги. Обратимся к ним, – вздохнула я. Думала ли я, что дойду до такого?..

На улице небо затянулось серыми облаками, и пошел мелкий дождь. Такой я не любила больше всего. Если уж дождь – то лучше гроза, с молниями и громом. Чтобы все сверкало, небо разрывалось от мощных ударов туч и пульс частил от мысли, что вот-вот начнется гроза, а ты еще не успел спрятаться от нее.

– Все дело в кольцах, – в который раз сказала я задумчиво, проводя пальцем по злополучному украшению, которое так и не собиралось сниматься. – И в Джульетте.

– Может быть, мы должны, как в фильмах, принять и полюбить друг друга? – хмыкнул Ярослав. – Только тогда кольца и снимутся? И заклятие спадет.

– Может быть, и так, – устало согласилась я. – Но я понятия не имею, как я должна тебя принять и полюбить. Если только как братика, – хмыкнула я. – Кстати, братик, ты куришь?

– Иногда, – ответил парень. – А что?

– Твое тело хочет сигарет. А мое сознание – нет. Кстати, если ты попытаешься курить, находясь в моем теле, я тебя пришибу, – пообещала я.

Яр лишь отмахнулся, и мы пошли обратно в машину. Небо, тучи и мелкий накрапывающий дождь делали город серым и хмурым, и настроению подобная меланхоличная погода не способствовала совершенно.

Минут десять спустя несколько ехавших по встречной полосе машин предупреждающе подмигнули нам фарами, и Зарецкий, громко и выразительно чертыхнувшись, включил аварийку и встал у обочины.

– По ходу, впереди менты, – процедил он сквозь зубы. – Вставай.

– В смысле? – не поняла я, мыслями все еще находясь с подругой. – Хочешь, чтобы я пешком шла, что ли?

Ярослав закатил глаза.

– Садись за руль, Мельникова. Сейчас мимо засады поедем. Потому что объехать – никак. И если ты что-нибудь сделаешь с машиной… – он выразительно провел большим пальцем по шее, давать понять, что сделает со мной.

– Не бойся, детка, – усмехнулась я.

– Как ты меня назвала?! – заорал он, однако я не ответила – вышла из автомобиля.

Удобно устроившись за рулем и изучив панель управления, я неспешно тронулась с места. Машинка ехала плавно, беспрекословно слушаясь водителя.

– Ты точно умеешь водить? – запоздало поинтересовался Яр, демонстративно пристегиваясь.

– Точно, – успокоила его я.

– Не впишись никуда. Осторожнее. Зачем ты его пропустила?! Видишь, там знак! – комментировал Зарецкий, сидя на моем месте. Он и правда боялся, что я что-то сделаю его краснобокой малышке. Однако я, освоившись, ехала вперед довольно спокойно.

– Не держи руль одной рукой, – велел Ярослав тоном заботливой мамочки.

– Может, мне в него зубами вцепиться? – огрызнулась я. Въедливый голос Зарецкого мешал сосредоточиться. Мне нравилось управлять машиной, хоть я и чувствовала себя не до конца уверенной. Даже возник соблазн разогнаться, почувствовать скорость, но затор на дороге не давал возможность сделать это, да и я сама прекрасно понимала, что сейчас не время для подобного. Но раз уж мне доверили машину, я обязательно «выгуляю» ее за городом. Надо же искать плюсы в этом переселении.

– Поезжай медленнее! – в очередной раз велел Ярослав, считающий, что я – неуч. – И вообще лучше прижмись к обочине.

Полицейская машина ждала нас за поворотом, спрятавшись за пожелтевшими густыми кустами. И местами мы поменялись не зря – нас, конечно же, остановили. Прямо как назло! А все из-за Зарецкого с его «поезжай медленнее»!

Я подъехала к обочине, видя в зеркале заднего вида, как к машине направляется смутно знакомый, крепко сбитый мужчина с суровым круглым лицом, украшенным мужественными усами.

Он остановился около автомобиля и постучал в окно.

– Открой ему, дура, – прошипел Ярослав, который непонятно почему стал паниковать. Мне, впрочем, тоже было неспокойно.

Я, показав ему кулак, подчинилась.

– Доброй вечер, капитан Пилимонкин. Предъявите, пожалуйста, ваши документы на машину, – сообщил он нам.

– Э-э-э, сейчас, – сказала я и потребовала у Зарецкого: – Дай документы.

Тот спешно начал искать их и вытащил из бардачка, уронил, поднял и передал мне. Полицейский со смутно знакомой фамилией пошевелил усами и стал вглядываться в документы, будто пытался найти там доказательства того, что они – поддельные. Он так долго смотрел в них, что я занервничала еще больше.

– С ними все в порядке? – спросила я у Зарецкого.

– Естественно, – прошипел он.

Капитан услышал это и, кажется, слегка напрягся. Я бы тоже весьма удивилась, если бы водитель машины не знал, что с его документами.

– Нарушаю? – прямо спросила я, совершенно не желая прощаться с деньгами и платить штраф.

– А как думаете? – спросил мужчина в форме.

– Я соблюдала все правила, – честно сказала я, забыв, что нахожусь в теле парня. Пилимонкин же крайне заинтересовался этой оговоркой:

– Соблюдала? – спросил он.

– Да, – тряхнула я головой, и только тычок в бок дал мне понять, что я совершила наиглупейшую ошибку.

Вот же блин!

– То есть соблюдал, – с улыбочкой поправилась я.

– Не употребляли ли вы алкоголь? – поинтересовался Пилимонкин.

– Нет! – воскликнула я.

– Как-то вы слишком неуверенно вели машину, – сказал задумчиво Пилимонкин. – Да и речь у вас бессвязная. Попрошу вас пройти освидетельствование на состояние алкогольного опьянения.

– Что-о-о? – возмутилась я.

– Мы не пили! – в один голос со мной сообщил и Зарецкий.

– Выходите из машины, – велел Пилимонкин.

Пришлось выйти и сесть в патрульный автомобиль, стоящий неподалеку. Там, предупредив, что все действия будут фиксироваться на камеру, Пилимонкин составил протокол, вытащил мундштук, и, быстро рассказав о предстоящей процедуре, попросил в него подуть.

Я, не без труда вспомнив, что говорила Ранджи, тотчас попросила показать соответствующие документы и тщательно проверила состояние упаковки мундштука. Пилимонкина это изрядно раздражало, и когда алкотестер показал, что я не пьяна, он обозлился еще больше, однако отпустил меня, буркнув: «Счастливого пути».

Я стрелой вернулась к Зарецкому и села за руль, злая как собака.

– Невероятно, – похлопал он в ладони. – Три минуты за рулем и тебя уже остановили.

– Это все ты виноват, – не растерялась я, выезжая на дорогу.

Больше я Зарецкого не слушала и ехала так, как хотела, несмотря на его вопли, плавно перешедшие в обреченное ворчание. Небо в это время хмурилось все сильнее и сильнее; оно наливалось свинцом и чернело, грозя вот-вот послать на город грозу. Вдалеке слышались раскаты грома и изредка тучи озарялись вспышками далеких молний. Воздух был спертым, а ветер, до этого трепавший деревья за макушки, подозрительно затих.

К моему дому мы подъехали до того, как успела разыграться гроза, и даже успели забежать в магазинчик неподалеку, чтобы купить кое-какие продукты. Яр при этом по привычке решил взять тяжелый пакет у меня из рук, а я машинально отдала его, вызвав у продавщицы весьма удивленный взгляд. Обычно в парах поступали наоборот.

– Она феминистка, – пошутила я.

– У него спина болит, – сказал Ярослав одновременно со мной. Женщина за прилавком еще раз странно на нас посмотрела, а я все-таки забрала пакет себе, понимая, что в теле мужчины есть свои плюсы, например, сила. Зарецкий лишь одарил меня весьма выразительным взглядом.

Едва мы подошли к подъезду, как хлынул холодный ливень. В темно-синем, с каким-то зеленоватым отливом небе засверкали тонкие нити молний. Гром загремел так, что казалось, будто тучи сталкиваются прямо над нашими головами.

Нормальные люди попытались бы поскорее спрятаться от дождя и ветра в подъезде, однако мы с Ярославом, не сговариваясь, остановились. Я без страха смотрела на молнии, разрывающие темные грозовые облака напополам, – их отлично было видно из-под козырька подъезда. Грозы я любила – в них чувствовалась незримая мощь, которая всегда меня завораживала. Они не пугали меня, как Алену, которая безумно боялась грома и молний, и не оставляли равнодушной, как Ранджи, которая, если нужно было, могла идти по улице даже в самый сильный дождь, не думая об укрытии. Они околдовывали и, кажется, даже придавали сил.