–А, что конкретно грозит нам? -спросил я. Историк схватился за сердце: -А, ты что, ещё не понял? Не ты ли мне только что сказал, что неделю назад, на эту улицу ни одного мужика затащить нельзя было? Потому, что здесь, около карет, постоянно дежурили солдаты-вербовщики, и кого уговаривали, кого спаивали, кого воровали, для войска в страну Эха. Вот увидишь, там на другом конце будут ждать войны, которые будут делать из нас пушечное мясо. А, всех, не вписавшихся в эту, антирелигиозную революцию, кто– то удачно продал в армию Эха. И никакое плоскостопие, никакие камни тебе не помогут, даже сверхдрагоценные, даже если они в почках или в мочевом пузыре. В этой милитаристической стране совсем другие ценности и другая валюта.

Целую дорогу мне Историк рассказывал про страну Эха, то что знал сам. Верховный правитель этой страны-Генералиссимус, у него в подчинении два маршала, у каждого маршала есть один генерал и один адмирал, а дальше всё по субординации, как в любой армии, только названия разные. Самый бесправный это солдат, назови ты его хоть рядовым, хоть зелёным, хоть земляным. Штатных, то есть, мирного населения в этой стране нет. Здесь, если муж-рядовой, то жена-сержант, или наоборот, в зависимости от характера. Все заводы, конструкторские бюро, полигоны ориентированы на военную промышленность, везде охрана и группы допуска. Всё питание и любой товар, можно приобрести, при наличии воинского предписания либо других документов, подтверждающих личность-по продуктовым карточкам. Карточки выдаются командирами подразделений, в случае нахождения военнослужащего в командировке или на военном задании, вне места постоянной дислокации-карточки выдаются военными комиссариатами. В отдельных случаях вместо карточек выдаётся валюта-камнями или звончиками. У нас солдаты-вербовщики получали камнями. Поэтому старались не подходить близко к балконам. У нас очень любили этих солдат, ну о-о-очень! -Ну, а если маленький появляется в семье, тогда как? -Историк отреагировал на мою реплику: -Автоматически присваивается звание солдат, рожать приходится в другой стране, проживание до10 лет тоже в другой стране, с обязательным возвращением на Родину. Одежду твою, вместе со шляпой отберут, камни твои пропьют, взамен получишь мундир, который ещё надо будет отработать. Целый год из тебя будут делать солдата, учить ходить строем, маршировать, разговаривать кратко и лаконично, выбивать последние капли разума, чтобы ты был беспрекословен и легко управляем. И за это всё, ты пожизненно будешь должен стране Эха, учитывается даже то, что мы с тобой летим в карете, по прихоти работорговца. Прогноз Историка был пессимистичен, но то что ожидало нас, выглядело ещё печальнее. На территории ковропорта страны Эха, нас ждало человек 100 сержантов, одетых в черную униформу, с черепами демиургов на шевронах. В руках каждого была резиновая дубинка, с помощью которой они нас быстро привели в чувство и превратили в голый, сбившийся в кучу, скот. Врачебный осмотр, избавление от лишней волосатости, прохождение санитарно-гигиенических процедур превратилось в один непрерывный конвейер, где хоть одно неверное движение, приводило, всего лишь, к появлению нового синяка на теле, от знакомства с резиновыми игрушками сержантов. Через десять минут, мы с полученным комплектом белья, называемого формой, выстроенные по ранжиру, стояли перед своим сержантом. Форма одежды, в строю, у нас была 0(ноль), мы стояли перед командиром, в чём мама родила. Он дал нам минуту, чтоб мы привели себя в порядок, опять завертелась дубинка, но даже с её помощью, нам не хватило даже пяти минут. Кое как одевшись и обувшись, мы опять построились. И без зеркала было видно, выглядели мы ужасно. Сержант, при виде нас, скривился: -Теперь, стадо вонючих обезьян я буду делать из вас солдат! Поняли? Мы негромко вразнобой ответили -Да! -Что, не слышу? -Взревел сержант, приготовив свою резиновую помощницу. Теперь уже тридцать человек, забыв про свои дела, заорало так, что откликнулось эхо во всех пещерах страны. Это были цветочки. Год службы пролетел как один день–сплошной сон-тренаж, сменяющийся марш-бросками и монотонным отстукиванием каблуков, при строевой подготовке. Имя, я уже не помнил, как меня звали, в строю я был первым по ранжиру, все меня и звали Первым, а кто называл дылдой, получал в нюхальщик, в армии это поощрялось. Наше подразделение прогнали через полигон, испытав на стрельбу боевыми булами, и отправили на позиции, В окопах мы и должны были отрабатывать потраченные на нас государством средства. Первым делом нам поменяли руководство, вместо сержанта-садиста, дали другого и ещё капеллана. Дали бы и похоронную команду, но она где -то в тылу застряла, вместо похоронной команды, каждому выдали по лопате, со словами: -Спасение утопающих, дело рук самих утопающих! То есть, прежде чем тебя убили, сначала вырой яму, застрахуй свои похороны, купи гроб, закажи молебен в Храме, но прежде расплатись с государством. А ещё нас выучили самым главным армейским командам горна: Когда полевая кухня приезжает, и «Прячься, кто может! Изредка мы стреляли в даль, не видя врага, потом прилетал враг и бомбил наши позиции. Мы глубоко зарылись в землю, и по команде горна-Внимание. Воздушная тревога! Можно было выспаться. Бомбы до нас не доставали. Служить можно было, только всегда хотелось спать и сладкого, мне казалось, что за обыкновенное земное яблоко или плод инжира, я готов был Родину продать, только главное не продешевить в торговле. Меня вот продали, а я второй год…и все должен, должен. Историка я больше не видел, мы с ним потерялись при распределении. Лучше бы он тогда был не прав! Сержант, что нам дали, чаще заглядывал к себе во внутренний карман, где была баклажка с медицинским спиртом, для дезинфекции собственного организма, а капеллан боялся всего, даже собственной тени, и почти не выходил из каптёрки, где ему выделили место. Сержант время от времени устраивал строевой смотр, наш внешний вид его вдохновлял на очередной подвиг, который он приловчился делать в недалеко расположенном армейском туалете, по имени-параша. Он регулярно туда бегал, к вечеру иногда доползал до позиций, при этом, в его груди постоянно что– то хлюпало. Сердобольные солдаты затаскивали его в блиндаж и улаживали на уже приготовленное место. Он целую ночь уничтожал противника зашифрованными песнями, без слуха и совести. С противоположной стороны ему кто– то подпевал, разведчики говорили, что это чупокабры пытались в такт нашему сержанту подвыть. Своеобразный хор поддержки армейского солиста. Хорошо, что в казарме данное пенье не прослушивалось, иначе бы удушили его, из милосердия к искусству. Иногда сержанта вызывали к командиру, они там целую неделю решали стратегические планы, пока не появлялись зелёные чёртики, которых рота ловила по округе, специально сделанными сачками. Мы находились далеко и в стратегические планы никак не вписывались. Меня сержант оставлял за старшего, и главная задача была, чтобы полевая кухня мимо не проехала. Там на верху, в ставке главнокомандующего, вечно не хватало немного до победы: кому– то ума, а остальным –денег, поэтому все отдувались на нас, как могли, и откровенно солдат посылали…в атаку без бул. Булы числились на командире роты, и за каждую утерянную в бою, списывались с его карточного счёта, в десятикратном размере. Поэтому мы за свои продуктовые карточки, только расписывались. Я никогда не видел эти карточки и забыл, что такое продукты, то, что привозилось полевой кухней, называлось – баланда, что к продуктам не имеет никакого отношения. После каждой такой атаки, мы теряли человек пять личного состава, их потом ловили далеко от подразделения и через суд, возвращали назад. Война была альтернативой смертной казни. Побегав без оружия, под носом ошалевшего противника, мы возвращались в свои окопы, перед приездом полевой кухни. День пошел в зачёт. Сержанту ротный пообещал медаль за атаку, тот от радости так напился, что домой не пришёл ночевать. Его искать никто не стал, а зря! Я провёл вечернюю поверку, все были на местах, и скомандовал отбой. Поспать спокойно только не удалось. Только подразделение коснулось своих подушек, из каптёрки вылез, пританцовывая, капеллан. Разоружив дневального, для собственных нужд, он, с буллой наперевес, пошёл в атаку на туалет. Капеллан в парашу, без булы боялся ходить. Не знаю, что там случилось, но в бывшем темном туалете, встретились два наших армейских начальника, була автоматически сработала, выкинула убийственный заряд, разнесла туалет на ухарь, абсолютно не задев командиров. Только говорить они разучились, ничего не слышали, капеллан всё время икал, а сержант пускал пузыри, и пахло от них не розами. Из штаба приехала комиссия, нашли сержантский фонарик, ничего не решили и закрыли дело, обязав нас построить новое отхожее место. Старшим опять поставили первого по ранжиру. Теперь, кроме встречи походной кухни, у меня появилась новая задача-строительство, отдельно стоящего, туалета, типа параша. Наши, между собой обсудили случившееся. Сержант наклюкался и завалился спать в туалете, было темно, а тут начал шуметь капеллан, поднимая свою рясу. Сержанту это самоуправство постороннего, в распоряжении его личного кабинета, не понравилась…и он включил фонарик, а дальше случилось то, что должно было случиться. Только легче нам от этого не стало. Два сортира, что мы построили на нейтральной полосе, вдали от наших позиций, разбомбил противник. Такой ожесточённой атаки, на произведения нашего строительного таланта, я не видел с момента моего появления на этом поле боя. Один сортир, который мы соорудили у себя, глубоко в тылу-развалял, лично, ротный, надавав по шапке страждущему и пообещав наши позиции перенести поближе к противнику. Я оказался в цейтноте, и пока все отдыхали, я думу думал, там, где нашел не загаженное место. Вдруг я услышал знакомый голос, шепелявый и с присвистом. Свистулька! Как же ему я был рад, он стоял в свежевырытом туннеле, на платформе Г-66 и подозрительно принюхивался к окружающему воздуху. Потом он пристально посмотрел на меня, и показывая на кучи, спросил: -Это ты сделал? В Белой стране ты был Спасателем, а здесь ты кем работаешь? Мои руки хватали воздух, пока я гнался за Свистулькой по туннелю. Он от засранца убегал быстрее, чем от толпы фанатиков атеизма. Его поймала Г-66, подвесив на крюк за шкирку, только благодаря машине, мы и смогли поговорить. Свистулька долго привыкал к новому имиджу Святой Гусеницы, которая наняла его на работу, в качестве помощника машиниста, где что смазать, где подкрутить. Он признал, что металлический агрегат, является разумным, который выполняет строго заложенную миссию, на этой планете. А так же он с лёгкостью выполняет любую просьбу. Я только подумал: -Вот бы он мне помог с туалетом! Г-66 оставил нас наедине с другом, и пока мы беседовали, успел сделать подземный туалет, с вентиляцией, с канализацией и с говорящими само смываемыми унитазами, притом, выход был прорыт к тумбочке дневального. Свистулька рассказал, что бывший бог всё поделал, что планировал в Белой стране, и теперь примется за страну Эха, здесь у него, где-то подруга работает, у демиургов. А этот туннель, мы замаскируем, он ведёт в сад Историка, ты его не встречал случайно? Я рассказал Свистульке, как они с Астрономом его спасать хотели, потом рассказал, как нас государство предало и продало, только с Историком мы потерялись и ничего про него я не знаю. Свистулька ещё кое что рассказал про туннель из страны Эха в сад моего друга, в Белой стране; он сказал, что за неимением материала, туннель снабжен всего двумя каретами, одна с одной стороны, другая с другой. В течении трёх часов можно шесть человек провезти. А мне больше и не надо, найти бы самого Историка, интересно, как его жизнь сложилась в этом экстремальном мире? Свистулька мне показал вход в туннель и сказал заговорённое слово-Святая Гусеница, только произносить нужно его по-свистулькински, с шёпотом и присвистом. Я потренировался, дважды открыв и закрыв туннель.Г-66показал, что нам пора прощаться, Свистулька заскочил внутрь гусеницы, и она исчезла в земле, перерыв и перелопатив все «художества» нашего армейского коллектива. Я даже не попрощаться, не поблагодарить за туалет не успел. О нашем туалете поползли слухи, приехала комиссия от генерала, сказали, что нам не положено иметь такую роскошь, попытались демонтировать унитазы. Но те по пути их обматерили и даже покусали, сами добрались назад и само установились. Была ещё одна, и последняя попытка, переместить наше подразделение, но куда бы нас не селили, туалет следовал за нами, с выходом к тумбочке дневального. После этого про нас забыли, правда мне, за своевременное строительство туалета присвоили звание сержанта и поздравили с полагающимся отпуском. Но когда в генеральской бухгалтерии пересчитали мои долги, то я оказался должен ещё больше, чем был, поэтому был найден третий, оптимальный путь: отпуск я могу провести при части, с вычетом стоимости блюд походной кухни, и проживания в казарме. Когда я просмотрел разнарядку бухгалтеров по моему казарменному отдыху, то выходило, что я отдыхал в лучшей гостинице Белой страны, при трехразовом ресторанном питании, где экзотика окопов и периодические бомбардировки неприятелем, приравнивались к лазурному берегу подземного океана. Я понял, что лучший отдых, это отдых на фронте, в казармах страны Эха!