— Маловат, мне бы сейчас скатерку, — улыбнулся он и глянул на бутылку шато-икема и три бокала, которые дворецкий поставил на столик у камина. — Выпьем за то, что жизнь продолжается, что наши дети подрастают, за то, что эта война когда-нибудь кончится. Мы выпьем до дна, потом я принесу еще бутылку, а ты, Натали, сядешь за рояль. Только не вздумай играть своих любимых Шопена, Бетховена и Баха, уж слишком они торжественны на мой вкус. Хочется чего-нибудь русского, душещипательного, вот хотя бы «Отцвели хризантемы».

И он затянул зычным голосом:

— Совсем не тот мотив! — запротестовала Наталия, сев за рояль. — Ты поешь совершенно фальшиво!

— Не важно, играй! Последняя ночь моего отпуска будет русской — или никакой! А потом, когда рассветет, я вам спою то, что мы поем в окопах для поднятия боевого духа. Есть одна песня, революционная, но замечательная, я знаю ее наизусть. «Интернационал» — так они ее называют.

19 июня 1917

Повсюду беспорядки. У меня в поместье обстановка тоже скверная. Собираюсь попросить официально взять Байгору под военный надзор.

20 июня 1917

Воринка, съезд помещиков. Затем Галич. Заседание комиссариата, совета солдатских депутатов, аграрного и продовольственного комитетов по вопросу охраны Байгоры. Мою просьбу удовлетворили с легкостью. Байгора — одно из крупнейших поместий России, так что они не меньше меня заинтересованы в ее защите.

22 июня 1917

Уполномоченные четырех комитетов из Галича явились наводить порядок в Байгоре; они обнаружили толпу женщин и детей, разорявших мои фруктовые сады. Вечером — самум, буря, молнии и тучи пыли. Натали нервничает, но винит во всем грозу, «которая нависла и никак не разразится». Я подозреваю, что она кривит душой, чтобы не тревожить меня.

24 июня 1917

Визит полковника Водзвикова, прибывшего по поручению комиссара в главное управление конных заводов. Он заверил меня, что наши лошади остаются одними из лучших в России. При мысли о том, что их надо продать, у меня сердце кровью обливается. Однако придется.

28 июня 1917

С тех пор как солдаты охраняют усадьбу, спокойствие в Байгоре мало-помалу восстанавливается. Если так пойдет и дальше, жатву начнем вовремя. В больнице — новые раненые с фронта. Крестил внука Никиты, моего отставного квартирмейстера, социалиста из первых, которого Натали еще несколько месяцев назад защищала от каких-то глупых придирок полиции. Перевел скотину полностью на подножный корм.

1 июля 1917

Крестьяне опять подсыпают отраву в корма. Прислуга, напротив, успокоилась: никаких забастовок, все работают.

2 июля 1917

Розарий Натали частично разрушили. Я не знаю, сделали ли это здешние крестьяне или кто-нибудь из дальних деревень. Паша говорит, будто видела ораву подростков, и уверена, что узнала среди них Алексея, одного из лучших певчих нашего хора. Мы с Натали позвали его к себе. Алексей вошел в дом, не сняв картуза, с развязностью, какой мы прежде за ним не знали. Он все отрицал, и Натали, вне себя, дала ему пощечину. Его ангельское лицо стало дьявольским. Он позволил себе угрожать Натали, и я, тоже не сдержавшись, вышвырнул его вон и приказал больше никогда не показываться нам на глаза. Теперь я жалею, что мы оба так вспылили.

3 июля 1917

Начали жатву зерновых: ржи, озимого овса, пшеницы и ячменя.

7 июля 1917

Жатву закончили. Солдатам, что несут охрану, ни разу не пришлось вмешаться. У нас относительно спокойно, в то время как в Сорокинске царит анархия. Перевели лошадей на фураж, остальная скотина по-прежнему на подножном корму. Я приказал чаще поливать цветы и высадить гвоздики. Стараюсь выкроить хоть час в день для игры на скрипке.

9 июля 1917

Козетта и Николай Ловские, только что вернувшиеся из Петрограда, приехали к завтраку и привезли свежие новости из столицы. Рассказали, как столкнулись на Аничковом мосту с толпой вооруженных рабочих, объединившихся с кронштадтскими моряками, и оказались в самом центре перестрелки. Им чудом удалось укрыться от пуль. Перестрелка продолжалась весь день, толпа скандировала: «Долой министров-капиталистов!» В тот же вечер Ловские побывали на Фонтанке, у мамы, где собрались родственники. У них все хорошо.

12 июля 1917

Новый председатель земельного комитета по фамилии Земской — учитель, который никогда в жизни не был в деревне. Демагог, трус, хамелеон, вдобавок пьяница и эпилептик. Подобный выбор чрезвычайно опасен для уезда. Как же добиться его отставки? Мама пишет, что было бы разумнее всем нам уехать на несколько месяцев в имение родителей Ксении, в Крым. Но ведь, помимо многочисленных обязанностей в нескольких комитетах, мне приходится думать о будущем урожае, о потравах лугов, вырубке леса, голодной скотине, рысаках и коллекционных французских винах, которые мне никак не удается продать. Натали отказывается ехать без меня. Она, похоже, потеряла интерес к остаткам своего розария и почти все время проводит за фортепьяно. Вчера, впервые за несколько недель, мне удалось подыграть ей на скрипке. Музыка — наш отдых и утешение.

16 июля 1917

Сегодня ночью один из солдат, охранявших казенный спирт, проник в помещение через слуховое окно: хотел разжиться выпивкой. Час был поздний, стояла непроглядная тьма, и этот дурень не нашел ничего лучше, как чиркнуть спичкой. Цистерна взорвалась, и вспыхнул пожар. Солдата разнесло в клочья. Остальные часовые выбежали во двор и, решив, что на них напали, принялись палить во все стороны. Крестьяне и слуги, проснувшись от грохота, разбежались кто куда, боясь новых взрывов. Самые смелые остались тушить пожар и попали под огонь потерявших голову часовых. Я еле разобрался, что происходит и кто в кого стреляет, затем с большим трудом собрал разбежавшийся народ. Незадолго до рассвета с огнем удалось совладать. Результат: один человек погиб, несколько легко ранены, две постройки сгорели дотла, а мои газоны и клумбы совершенно вытоптаны. Я потребовал официального расследования.

17 июля 1917

Осматривал стада с новым управляющим. На обратном пути пришлось выгонять крестьянских лошадей с моих посевов кормовых трав. Мне сообщили, что Украина отделяется и провозглашает независимость.

20 июля 1917

Визит комиссара в главное управление конных заводов отложен на две недели. Садовники снова работают. Я приказал выкопать карликовые буксы, вытоптанные толпой, и посадить новые: они неприхотливы и хорошо укореняются. На клумбах вокруг дома заново посажены цветы.

22 июля 1917

Французские друзья прислали Натали подарок: четыре пары холщовых туфелек на веревочной подошве, разных цветов. Посылка, отправленная из Биаррица в декабре 1916-го, шла до нас восемь месяцев. Не так уж долго, принимая во внимание состояние почты, транспорта, короче говоря — России. Натали не помнит себя от радости и всем говорит, что случилось чудо.

Наталия сидела за роялем, разбирая партитуры, и даже не подняла головы, когда в гостиную вошел новый управляющий. Она не слышала, что он сказал Адичке. Но невольно поразилась, когда муж с яростью отшвырнул лежавшие перед ним папки, быстрыми шагами вышел и побежал куда-то по центральной аллее парка. Она кинулась к окну, позвала его. Тщетно. Адичка не слышал ее или не хотел слышать. Но прежде чем он скрылся за большим дубом, Наталия успела заметить, как в его правой руке блеснул револьвер. Не раздумывая, она побежала следом.

Позже она удивилась, что никого не встретила по дороге. Между тем был час, когда крестьяне и батраки возвращались домой. В последние дни немного моросило. После мелкого летнего дождика воздух стал свежее, ожили растения. Луга казались зеленее, а песок под деревьями был еще мокрым. Наталия прыгала через лужи, чтобы не намочить холщовые туфельки, которые только вчера обновила. Трижды она окликала Адичку.