- Ты ставь, Федя, сетёшку, ставь. Может и польстит нам сегодня чем-нибудь.
Пожав плечами, Ворон быстренько воткнул в заводь старенькую, коротенькую ставешку, и взяв бензопилу пошел к завалу, отпилить сушину на дрова. Через десять минут на берегу весело пылал костер. Довольные владыки, принявшие по чарочке церковного винца и закусившие просфорой, приятно щурились на огонь.
- Гляди-ка, какой костерок славный! Молодец Ворон, мастер, ничего не скажу. Доставай рыбу! Пока ты еще её приготовишь... жрать охота на свежем воздухе, сил нет! - блестя глазами, заявил, тоже чуть принявший отец Себастьян.
- Так и полчаса сеть не стоит...
- Давай, давай! Некогда нам ждать! А-то щас владыки ужрутся, никакого вкуса потом не почувствуют!
Недоверчиво покрутив головой, Федор прямо с лодки, не отвязывая, принялся проверять сеть. Никакие логические объяснения не работали. В сети обнаружились три жирные, местные стерлядки. Именно бухтинские, енисейские чуть посветлей.
'Да откуда, бес их ешь!? Может костер? Приплыли на свет? Вряд ли, тогда вся Бухта при кострах, по ночам рыбачила бы...' - растерянно попытался он, найти объяснение феномену.
- Не журись, Федя! Все правильно думаешь, не должно. Это я тут маленько ворожу, ты не причем.
И посмотрев на Ворона, вдруг добавил:
- О! Нашел! Вот он, грешок, проявился! Не любишь ты, Федя, проигрывать. Не по нутру тебе. Самолюбив, хорошо не самовлюблён. Первым любишь быть, лучшим. Ну, или хотя бы в лучших. Но уж никак не в дураках. Ничо, нормальный грех, пусть будет. Когда-то, за счет этого греха, у первопроходцев, наша Россия такой огромной и стала...'.
Федор снова, уже с некой толикой злости, силком, выпихнул себя из продолжения истории. Получался какой-то нонсенс. Он сам по себе, а голова со своими воспоминаниями отдельно. Собственные недостатки были ему прекрасно известны, можно было не напоминать. Да и такой ли уж это порок? По чужим головам к успеху, никогда не шел. Но с ранней юности умел постоять за себя, собственную точку зрения, свою справедливость. Единственно, может быть, что палку порой перегибал... Самый яркий случай, из последних, произошел года три назад, когда ему уже за шестьдесят было.
'Приехал в Бухту тренер красноярский. По боксу. Точнее бывший по боксу, а нынче в тренде, по смешанным единоборствам. Он и раньше приезжал. Тогдашний мэр бухтинский, директор ЖКХ, знали его, рыбак заядлый. А в тот раз, приволок с собой ещё пару человек. Один вроде бы спонсор, промоутер или как его там. А второй молодой парень, спортсмен, его подопечный. Спонсора взял, чтобы на деньги обкатать, в дружеской, неофициальной обстановке, а парнишку, чтобы режим не нарушал, в отсутствии наставника.
И надо сказать носился тот боец под его руководством, как напуганный. Часа по два утром, и потом ещё часа четыре, после обеда. Так понужал по пабереге, только песок, да камни из-под копыт летели. Все нервы пацанам бухтинским вымотал. Приходил на танцы, не дал курить в тамбуре. Ну, там, правда, его девки поддержали. Сильно хотелось парням с ним подраться, да ссыкотно. Как вспомнишь те вертушки, что он на берегу крутил - страшновато.
В общем, попросил 'мэрин' Ворона отвезти их компанию на Дынеп, в верховья Бухты. Сидят, ждут его на Голубом Дунае, насчет цены договариваться. А Дунай в деревне, это нечто вроде летнего клуба, беседка повыше на берегу. Здесь всегда мужики, кто не занят, присутствуют. Отсюда и вид на Енисей хороший, рыбнадзора посмотреть, и просто почесать языки с друзьями для удовольствия приятно.
В общем, Викторыч подходит, глава поселковый давай его знакомить с клиентами.
- Вот, знакомьтесь, Воронов Федор!
А спортсмен возьми да ляпни:
- И здесь испанцы! Ты 'ФедОрас' или 'ФедорАс'?
Ворон, не тратя время на слова, размахивается, по-деревенски, с левой... Спортсмен заржал, затанцевал в стойке, орет: Держу удар! Давай, дед, свингуй!
Викторыч бьёт, тот нырком, вниз и влево уклоняется, здесь его на противоходе, короткий правый хук, с доворотом, и встречает. Парнишка, как скала рухнул, аж дощатый пол в Дунае вздрогнул. И лежит 'айда за нашатырем', в полной отключке.
Спонсор, задумчиво так, произносит:
- М-дя... Виталий Лобов, самый многообещающий проспект нашего региона. В UFC мечтали, надеялись. 'Лоб', между прочим, 'непробитый' был. Валять его в любителях, пару раз валяли, но нокаута он ни одного не ловил. У него и кликуха, 'Лоб', была не столько от фамилии, а потому, что челюсть крепкая, хоть кувалдой бей. И вот, в деревне, в забытом Богом северном станке... В уличной драчке, от дедушки.
А тренер на корточках, над подопечным сидит, челюсть на предмет перелома проверяет, и бормочет себе под нос:
- Как конь копытом... Где ж ты сволочь старая раньше, молодым скрывался...
- Молодым я лет сорок назад был. Тебе, в то время пятилетнему, абсолютно без надобности.
- Да, разошлись мы, Федя, во времени, жаль... Что ж ты мне бойца-то подломал? Ну, пошутил парень неудачно. Ты не бойся, мстить он не будет. Очнется, я ему голову отверну!
- Чего ему бояться? Вон, летят уже воронята, прознали, успели, что батьку кто-то обижает! - усмехнулся один из местных мужиков, показывая рукой в сторону деревни.
Там, взрёвывая дизелем на ухабах, несся к Голубому Дунаю пикап Тойота. За рулем сидел старший воронов сын Данила. Антона с Кузей швыряло в кузовке. Они придерживались за толстую дугу безопасности. Бывший спецназовец Кузя, одной лапищей держался за трубу, в другой технично крутил, что-то подозрительно напоминающее монтировку.
- Слетелось вороньё, деревню рушить! - засмеялся второй деревенский'.
- Та-ак... Хватит уже! - слегка остервенел сам на себя Ворон. - Надоело! Не за что мне в прошлом ковыряться! Нет у меня за душой дел, за которые совсем бы уж стыдно было! 'Травка зеленеет, солнышко блестит...', и я... сижу, как дурак, на крыльце, жизнь, прожитую вспоминаю.
Поднявшись, он пошел по двору. Нагнувшись, без надобности передвинул нормально лежащий шланг, для перекачки воды. Механически, без злобы, матюгнул попавшегося на глаза кобеля.
'Ничо, Хозяин, давай! Рявкни, как следует, коли желание пришло, я не в обиде...' - посмотрел на него, верный товарищ и напарник по охоте, умный пёс Босый. Сделав полный круг по всему приусадебному участку, но так и не найдя к чему бы прицепиться, на предмет исправления, улучшения и доведения до нужной кондиции, Ворон вернулся на прежнее место.
- Вот ё её... ты погляди-ка... ПОЛНАЯ свобода! Вообще все хорошо, даже не верится, - подумал Федор, лаская взглядом ровно уложенные, длиннющие поленницы поколотых дров. Когда парни ещё не разъехались, проблемы всегда находились. То Кузе клепки на лодке помочь пробить, то с Данилой, почесывая репу, инструкцию на очередную, невиданную, купленную им приблуду почитать. То, потеряв смысл объясняемого на третьем предложении, учиться под руководством Антохи, пользоваться интернетом с его тарелки. После документального фильма 'Обычные люди', где он был одним из главных героев, появились у него друзья в том интернете. Коллеги охотники, просто интересующиеся граждане.
И вот, теперь никого. Кузи с Данилой, так и в деревне нет, весновать уехали. Скоро прибудут, весновка заканчивается. Антоха раза четыре мотнулся, рыбки поймал, теперь вот дом отделывает. Не то чтобы ему в радость, но домучивает. На морально-волевых. Не любит бардака и недоделанности. Молодец, в батю! Хм-м... может, конечно, и в мать, она у него тоже чистюля. Хотя... нет, он же мужик? Однозначно, в батю!
Однако если вдуматься, то ведь действительно, все в поряде, делать реально нечего. СВОБОДЕН! Как фанера над Парижем. Может повесновать слегка? Под завязку, так сказать. Ночки три-четыре. С нынешней техникой, вполне можно одному, без напарника обойтись. Поплавать, килограмм сто поймать. В запас, да на еду. На продажу пусть, вон, молодежь ловит. Ему и с промысла заработка хватает. Время начало июня, по здешним местам скорее конец весны, чем начало лета. Свой охотничий участок прибран, в идеальном состоянии. Что надо было сделать - сделано, закрыто, упаковано, подготовлено, расчищено, попилено и уложено. В апреле-мае аккурат с Нинкой ругался, домой ехать, ну, никак не хотелось. Так что по большому счету, на участке сейчас такой порядок, что вот этот ухоженный двор, рядом не валялся. Услышав пустобрёх соседских, гулящих собак, Ворон повернул голову.
