Эрик рассмеялся.

— Что здесь водится из живности? — весело спросил он. — Может, нежная молоденькая козочка?

Такрон усмехнулся:

— Нет! Все тот же старый добрый жирный сурок. И много цампы.

За ужином Такрон принялся объяснять ему, как они попадут на нагорье.

— Сначала мы спустимся на пятьсот метров, вот к этому хребту, — указал он обгрызенной лапкой сурка на хребет, расположенный ниже вершины горы, где они сидели. — Там начинается старая тропа контрабандистов. Не знаю, пользуется ли ею кто-нибудь сейчас. Главное для нас — не наткнуться на китайский патруль. Но я слышал, что сейчас они больше патрулируют на вертолетах. На тропе много скальных трещин, и, в случае нужды, мы сможем прятаться. Тропа идет вдоль всего хребта, постепенно поднимаясь. Когда-то она выходила прямо на это плато, но сейчас между и хребтом и нагорьем глубокое ущелье шириной в пятьдесят метров. Раньше там был канатный мост, но китайцы его уничтожили. Попробуем перебраться. Другого пути я не знаю. Рядом с ущельем находится старая бонская деревня, где я однажды и познакомился с Лугонгом.

— Давно вы знакомы? — поинтересовался Эрик, с аппетитом жуя тушеного сурка.

— Это было… — Такрон задумался. — Давно, еще до большой войны, там, на Западе. Нынешний Далай-лама еще был ребенком, а Тибетом управлял Квотухту.

— Регент Квотухту? — переспросил Эрик.

— Квотухту или Тхотухту и значит — регент, правитель, — поправил его Такрон. — Его имя было Радэн Еше. Но все звали его просто Квотухту, этот титул как имя.

— Я читал в записках деда, что это именно он пытался заключить союз с нацистами и передал им множество артефактов, включая Дордже.

Такрон пожал плечами:

— Я знаю об этом со слов Лугонга. Однако, когда я некоторое время жил близ Лхасы, я видел несколько караванов, состоящих из немцев и местных лам. Квотухту был шеном Бытия, старшим в линии. Конечно, это сохранялось в глубокой тайне.

Нацисты в первую очередь интересовались бонскими тайнами, оружием, Шамбалой и Летающей Ступой. Собственно ламаизм или духовность они отвергали, как и любую другую религию. Квотухту решил воспользоваться моментом и заручиться военной помощью Германии. В первую очередь, конечно, против британцев, которые шаг за шагом продвигались из Индии и против китайцев, которые веками считали Тибет их собственной территорией. Но главной целью Квотухту было свержение ламаизма и восстановление Тибетской Империи, пока Далай-лама еще не взошел на престол. Сейчас это звучит глупо, но Квотухту относился к этому очень серьезно. Лугонг получил указание совершить обряд и передать Дордже немцам. Единственным условием, которое он сумел отстоять, было его непосредственное участие во всех обрядах, касающихся Дордже. Регенту пришлось их принять, просто потому, что из всей линии только Лугонг знал путь в Шамбалу.

Эрик насыпал песка в освободившийся котелок и, добавив воды, принялся оттирать пригоревший внутри жир.

— Что значит Летающая Ступа? — поинтересовался он.

— Представь себе перевернутую ступу, полую внутри. Одна из них хранилась в сокровищнице дворца Потала почти тысячу лет. На больших праздниках некоторые просвещенные ламы, из тех, кто изучал древние трактаты, забирались внутрь, и, творя заклинания, поднимались в воздух и летали над толпившимся народом, разбрасывая деньги и подарки.

— Ты говоришь о Вимане, колеснице индуистских божеств?

— Я говорю о Летающей Ступе, которую отдали, как и Дордже, немцам в залог будущего союза. Союз, который, впрочем, ограничился обменом любезностями, подарками и разрешением для немцев проводить свои исследования на территории Тибета.

— Я читал, что они искали подтверждение существования ариев на Тибете. Народа, который пришел на Тибет из затонувшей Атлантиды, — вставил свое замечание Эрик.

— Саков, — кивнул Такрон. — Мы называем их Саки. Они пришли задолго до Тонпа Шенраба. Часть из них осела на Тибете, часть ушла в Индию и завоевала ее. Говорят, что у них было много оружия, с помощью которого можно было выживать в областях смешанного существования. Может, это просто древняя сказка, но среди тибетцев некоторые относят себя к их потомкам. Они даже внешне отличаются. Одного из них ты знаешь.

— Лугонг? — спросил Эрик, уже зная ответ.

Такрон утвердительно кивнул.

Внешность Лугонга действительно отличалась от внешности того же Такрона. Сглаженные скулы, практически европейская форма глаз, не азиатский плоский, а достаточно большой вытянутый к верхней губе нос, с выступающей носовой перегородкой. Волосы цвета не воронова крыла, но чуть более светлые. Если убрать въевшийся загар, то вряд ли черты лица Лугонга сильно бы отличались от внешности типичного немца. Разве что лицо более широкое.

— Ты сказал, что чувствуешь Лугонга, там, в той бонской деревне, — произнес Эрик. — Это значит, что он жив?

— Я его чувствую и он жив, — подтвердил Такрон, — но не получаю от него ответа. Это странно и подозрительно. Но у нас нет другого выхода, кроме как просто идти туда.

Эрик прошел к пятну травы, растущей на краю вершины и, сорвал пучок, выбирая сухие и пожелтевшие. Вытерев насухо котелок, вернулся к костру и, наполнив чайник водой из фляги, поставил его на огонь.

— Я могу себе представить, — сказал он, укладываясь возле костра, — как выглядели области существований до появления Тонпа Шенраба. Но я часто задаю себе вопрос, как выглядели в то же время области существований на Западе, в Европе?

— Я думаю, что также, — уверенно ответил Такрон. — Энергии миров здесь, в Гималаях, конечно, отличаются от энергий других мест, но природа их одинакова. Я полагаю, что какой-нибудь ваш ученый мог бы предположительно определить какие-то значимые имена, которые совершили деяния, подобные деяниям Шенраба в Гималаях. Я уверен, что у всех народов на планете в сказках и легендах найдется подобный герой, человек, божество, сотворившее нечто подобное.

— Ну да, у всех народов есть мифы о таких героях или полубогах, бившихся с демонами… — пробормотал Эрик и заснул.

Он снова стоял у моста и пытался разглядеть то место, где он оканчивается. Но здесь невозможно было увидеть то, что находилось далее ста метров. Только серая туманная дымка. Эрик посмотрел вверх. Птиц не было. Решившись, осторожно ступил на плитку. Прошел дальше, оглядываясь по сторонам. Мост, огражденный каменными резными перилами, покрытыми золотом, поднимался вверх по крутой дуге. Неожиданно серость отступила, и он остановился, увидев, что мост заканчивается посреди бездонной пропасти. На другой стороне разлома сквозь все ту же унылую серую полутень проступали едва заметные контуры высокой стены, увенчанной с краев острыми шпилями.

Эрик не заметил, как мутная серость неожиданно быстро растворилась и над головой появилось яркое синее небо. Свет этого неба обнажил высокую городскую стену, как и мост, выложенную красно-коричневой плиткой, и невероятной красоты золотые, покрытые странной и красивой мозаикой башни, стоящие по углам. Башни венчали золотые шпили, по которым сверху вниз спускались ступеньками разноцветные пагоды. Полотно синего неба, казалось, поддерживало слой белых сплошных облаков, над которыми возвышалась вершина огромной горы…

Он открыл глаза и попытался сообразить: наступило утро или все еще вечер. Повернув голову, увидел Такрона, собиравшего торбу. Эрик встал, сполоснул лицо водой из фляги и принялся помогать ему со сборами.

Начавшее выходить из-за гор солнце осветило достаточно пологую скальную стену, расчерченную множеством трещин, ведущую от вершины на хребет внизу. На взгляд Эрика — уклон градусов шестьдесят. Спуститься можно быстро, даже без страховки.

Такрон хитроумно закрепил вокруг гранитного выступа трос и сбросил оба конца вниз. Один с навязанными узлами, второй чистый.

— Нацеливайся на тот граненый выступ, — указал Такрон Эрику на довольно большой выступающий из скалы каменный квадрат.

Тот понимающе кивнул. Общая длина шнура была не более ста пятидесяти метров, и это значило, что придется спускаться в два приема. Хорошо, что последние двести метров стены плавно переходили на кромку хребта.