— Что значит связать демона? — поинтересовался Эрик.
— Его необходимо приманить и запереть в подходящем «сосуде».
— Я думаю, что ты хотел сказать «запереть в теле», — настороженно уточнил Эрик.
Такрон кивнул.
— Да, мы заманим его кровью в тело убитого им охотника и свяжем в нем, чтобы суметь провести обряд изгнания.
— То есть все та же магия крови, — угрюмо подытожил Эрик.
— Нет, — отрицательно мотнул головой Такрон. — Мы приманим его кровью местного шена и запрем в теле заклинанием. Это не жертвоприношение. Кормить это чудовище никто не собирается.
— Почему не моей кровью? — спросил Эрик с некоторой издевкой.
— Зачем тратить кровь драгоценного шена, когда под рукой есть я?
— Ты напрасно сомневаешься в моих намерениях, — укоризненно ответил Такрон. — И, кроме того, я уверен, что твоя кровь отпугнет его. Из-за этого, — он указал пальцем на грудь Эрика.
— Зачем тогда я вообще вам нужен?
— По этой же причине, — Такрон снова указал на его грудь. — Если ты будешь держать его за руки, то сила Дордже и мой ритуал, свяжут его в этом теле. Он не сможет сбежать до того, как мы закончим.
Эрик задумался над его словами. Неожиданно в голову пришла простая мысль.
— Если этот «конь» так боится моей печати, почему он гнался за нами?
— Я отвечу тебе честно, — твердо сказал Такрон. — Я не знаю. Может быть, у этого типа тварей здесь, в мире живых, нет такой острой чувствительности. Хотя нет — его восприятие очень сильно, судя по тому, что он натворил.
Такрон задумался, беззвучно шевеля губами и морща лоб.
— Может, он гнался за мной? — после недолгой паузы произнес он. — Это мне непонятно. Я говорил уже, что с такой особью еще не встречался. К тому же, у нас никогда не было такого, как ты.
— Значит, существует вероятность, что этот… «конь» может на меня напасть? — спросил Эрик, пропустив мимо ушей фразу «у нас не было такого, как ты». — И может, нет никакой силы Дордже и ты просто рассказываешь мне свои бонские сказки…
— На тебе печать Шенраба, — убежденно заявил Такрон. — Я чувствую внутри тебя эту силу каждой клеткой своего тела. Ты можешь не понимать и не ощущать ничего. Я знаю, что говорю! Да, есть риск, и он есть для всех нас. Что нам делать? Просто отвернуться и уйти? Если хочешь, то можешь отказаться, никто не станет тебя принуждать.
Такрон говорил спокойно, ровным голосом. Только лишь легкая тень на лице выдавала его напряжение.
— Конечно, я согласен, — невозмутимо сказал Эрик. — Я просто иностранец из Европы. Мы, европейцы, очень любопытны и болтливы, ты же знаешь. Хочешь, я сделаю чай?
Такрон шумно выдохнул:
— Лугонг все-таки ошибся. Ты не меняешься, ты уже изменился.
Они молча лежали на своих лежаках. Сгустившийся в проеме мрак ночи постепенно начал рассеиваться и расползаться в стороны. Взошла огромная, ослепительно белая луна, залив святилище призрачным кладбищенским светом.
Эрик посмотрел на Такрона. Его лицо в лунном свете выглядело как гипсовая маска с черными раскосыми мерцающими глазами.
Спать было невозможно. Ночные шорохи, посвистывания, чье-то противное уханье, топот тяжелых ног — все превращалось в какой-то ужасный фантом демона, рыскающего вокруг убежища.
— Такрон, Такрон, — шепотом позвал Эрик, пытаясь отвлечься от разыгравшегося воображения, — ты спишь?
— Конечно, сплю, — громко ответил Такрон. — Но я могу говорить во сне. И ты можешь не шептать. Тот, кому это нужно, тебя все равно услышит.
— Я хотел спросить, — Эрик приложил усилие, чтобы говорить громко и уверенно. — Зачем тибетские ламы поощряли всю эту колдовскую практику, если фактически они не могли справляться ни с демонами, ни с духами?
Такрон зашевелился на своем лежаке.
— Почти тысячу лет ламаизм впитывал в себя шаманские практики Тибета, — заговорил он. — И среди лам появилось много довольно сильных практиков-колдунов, способных к некоторым магическим действиям. Но, как это и бывает, на одного подлинного мага приходился десяток бездарностей, выдававших себя за таковых. Некоторые ламы действительно обладали знаниями и способностью к изгнанию демонов или духов. Но не владея верным представлением об энергии миров и существах, их населяющих, они были достаточно слабы и не сравнимы с шенами. Как правило, все подобные попытки лам-колдунов заканчивались неудачей. Хотя бытовую магию многие освоили…
— Само понятие «лама-колдун» для меня звучит как бред, — прервал Эрик Такрона. — Все равно что «буддист-черный маг».
— Возможно, но не для тибетцев, — продолжил Такрон. — Основная часть населения Тибета тысячелетиями была зависима от слов шамана, в рваной одежде, живущего отшельником и творящего колдовские пассы. Впитывая с молоком матери сверхъестественность окружающего мира, каждый тибетец был с детства готов подчиняться правителю, обладающему колдовской силой. Для них это было то же самое, что исполнять волю шенов и сверхъестественных сил, которыми те управляли в древности. И правители ламаистского государства просто должны были использовать такой способ влияния на народ. Тем более, что мир сверхъестественного в Тибете не под силу было никому отменить.
Кроме того, ламаисты серьезно реформировали изначальные постулаты буддизма, со сложной философией, странными словами и ни к чему не приводящими ритуалами. Главным богом стал Будда Майтрейя, будущее олицетворение прекрасной жизни для всех в Золотом Веке. Более удобный и понятный бог, вписавшийся в мировоззрение тибетцев. Самое сильное божество — то, которое никогда не рождалось, не жило в теле, не ело и не умирало.
Далай-лама для простых крестьян был верховным шаманом, исполняющим волю бога. Самым могущественным колдуном. Как когда-то Шенраб и его дети-шены. Когда я жил в Тибете, простые люди уже и не помнили, к кому обращались тысячу лет назад. Слишком много поколений сменилось, и люди знали только могущественных лам-колдунов, правителей. Я знаю это, потому что я родился и рос простым тибетцем. Родители очень часто обращались за помощью к ламам-отшельникам, даже не подозревая, что некоторые из них были шены. Никто в моей семье даже не знал о существовании Тонпа Шенраба.
К тому же, появились дополнительные боги-демоны, в зависимости от обращения с ними, то добрые, то злые. Привнесенные из индуизма и буддизма. Появились сотни лет назад и для всех стали так же реальны, как ракшасы и дэвы. Так сам Падмасампхава, Второй Будда в Махаяне, в некоторых восточных районах Тибета превратился в капризного и довольного злобного духа, покровителя всех пьяниц, чья статуэтка находилась почти в каждом доме. Бог Шива Разрушитель был взят в рабство ламами-магами и, получив имя Махакала, стал исполнять все их прихоти. Для населения это был один из самых кровожадных духов, справиться с которым могли только ламы-колдуны. Чем больше вокруг нечисти, тем проще управлять населением «искусным» колдунам, настоящим или фальшивым. Некоторые из них были столь «могущественны», что могли щелчком пальцев отправить человека прямо в область небес или в объятия демона в нижнем мире.
— Но это же полная чушь! — не выдержал Эрик.
— Конечно. Но не для тибетских крестьян, веками живших в окружении духов и демонов. И роскошь, в которой жили верховные ламы, полностью соответствовала представлению тибетцев о высшей государственной власти. В целом, образ жизни большинства лам-чиновников мало чем отличался от самодурства древних правителей ценпо и аристократии.
— Я читал у какого-то английского историка, — сказал Эрик, — что в Тибете даже в двадцатом веке существовало рабство. Он описывал это как «умеренное рабство».
— Я не читал никакого историка, — донесся смешок Такрона. — Я просто родился и жил в Тибете. В рабство можно было попасть за неуплаченный долг, просрочку налога или преступление. Каждый лама из дворцового окружения владел сотнями крепостных крестьян. Были крепостные и рабы, закрепленные за конкретными монастырями и передававшиеся ламами в награду приближенным, вместе с другим монастырским имуществом. Были и свободные крестьяне и ремесленники. Но я не могу сказать, что все это вызывало какой-то народный гнев или протест против власти. Тибетцы просто жили привычной им жизнью, как и тысячу лет назад при династиях ценпо.
