В результате хитрых объяснений, генерал заполучил бумажку, нацарапал на ней несколько строк:
«Уважаемая Ольга Александровна. Леля.
Я близкий друг Вашего внука. Нам необходимо встретиться и поговорить.
Жду Вас в гримерке. Прошу не показывать волнения.
Мобильный телефон и сумочку, пожалуйста, оставьте в репетиционном зале.
За Вами наблюдают».
Лев Константинович вчетверо сложил бумажку, протягивая ее девушке, смущенно улыбнулся:
— Здесь личное, сударыня. Рассчитываю на вашу скромность.
Молоденькая девчонка покраснела даже под белилами-румянами, цапнула записку и не удержалась от укола:
— Могли бы и не предупреждать…, - повела плечом: — Я не читаю чужих писем…
— Я полон восхищения, мадмуазель!
Понукаемый генералом взгляд постоянно тянулся к зеркалам гримерки. Лев Константинович ходил по узкому проходу между креслиц, бдительно прижмуривался: не хотел встречать кумира с разбалансированной зеркалами психикой! Кружил, сновал, но всюду — натыкался. Блестящие под лампами поверхности подхватывали и многократно множили его фигуру из любого положения! Манили поглядеться!
Завьялов сжалился:
«Да ладно, Лев Константиныч, охорашивайся. Я как бы — отвернусь».
«Спасибо, друг Борис!» — генерал тут же приник к зеркалу.
Завянь не видел, но почувствовал — приглаживает брови. Остатки прежней роскоши на черепушке грамотно распределяет.
«Порядок, Боря, генерал Потапов — в форме».
«Ты, генерал Потапов, учти — Леля курильщиков не любит. Мой дед иногда трубочку покуривал. Но только — на балконе».
Борис уже не знал, что лучше: отвлекать взволнованного почитателя пустыми разговорами и тем дробить сознание, или заткнуться, спрятаться и дать восстановиться целостному интеллекту. В дороге до Москвы они уже обговорили все детали, Лев Константиныч матерый трезвомыслящий разведчик… Еще недавно был. Всех топтунов засек с профессиональной четкостью. Бабушкам и девушкам извилины заплел…
Волнение вмешалось в планы с оглушительностью канонады! Завьялову уже казалось, что еще чуть-чуть и разнервничавшийся Лев оглохнет к внутреннему голосу (личного) рассудка и затокует, как распустивший хвост глухарь!
В подобной обстановке лучший метод — оплеуха. Пощечина, точнее выражаясь.
«Лев Константинович, а за своими женами — ты так же ухаживал?»
«В смысле — как?» — затормозил нервную пробежку между кресел генерал.
«В смысле — с помешенным рассудком».
«А я что… уже?»
«Уже отъехал, дядя Лева. Уже — в соплях».
«Да я тебя… ЩЕНОК!!»
«Во. Узнаю дружище генерала…»
Дверь в гримерку резко распахнулась. На пороге стояла Ольга Александровна Завьялова.
Только внук Борис мог разглядеть в чертах, все еще очень красивого лица бабушки, следы бессонной ночи и усталости.
Кроткая прическа уложена — волосок к волоску. Шейный бант на блузке в безукоризненной симметрии. На стискивающих косяк тонких пальцах — красивое кольцо, которое Леля считала талисманом.
Негромкий флер духов.
Знаменитая актриса вошла, закрыла дверь гримерки. Генерал «отъехал» окончательно:
— Я…, Ольга Александровна…
— Я знаю, кто вы. — Мелодичный сильный голос Лели звучал совсем спокойно. — Мне показывали фотографии из «Золотой Ладьи». Там вы рядом с моим внуком. — Ольга Александровна подошла вплотную, слегка нахмурившись, прочла каждую морщинку на генеральском лице: — Почему Борис представил вас м о и м приятелем?
— Я не могу вам объяснить, — обретая неожиданную твердость речи и духа, Лев Константинович покрутил головой. — Простите — не могу.
Ольга Александровна отвернулась, отошла в угол к длинной вешалке и ширме.
— Где Борис? Что с ним случилось?
Бабуля держалась на пятерку с двумя плюсами! Вопросы задавала с горделивой невозмутимостью императрицы, на непонятного нарядного господина смотрела чуть высокомерно, но пока что не убийственно.
Завьялов знал, к а к убивает Леля взглядом!
Но и недавно нервный Константиныч, что странно — удар держал по-генеральски.
— Сядьте, пожалуйста, Ольга Александровна.
Леля подняла брови вверх. Как бы предупреждая «я здесь сама решаю, садиться мне или стоять».
— Прошу вас, сядьте, — с мягкой настойчивостью, пророкотал Потапов.
— Может быть, представитесь вначале?
— Извольте. Лев Константинович.
Леля в упор смотрела на пожилого мужчину, объявившего себя близким другом ее внука. Она видела его впервые. Она никогда о нем не слышала.
— Это ваше настоящее имя? — тонкая насмешка на Лелином лице, намекала на подстрочник: «Вы не опасаетесь, что я назову ваше имя полиции? Там вами крайне интересуются, «Михаил Борисович» из Конотопа…»
Константиныч изобрел не менее многослойную улыбку:
— Ольга Александровна. Когда Борису было пять лет, вы взяли его день рождения Святослава Викторовича. Взрослые сидели за столом, дети развлекали себя, как могли: играли в принцев и принцесс.
Маленький Борис, заигравшись, ненароком положил в карман сапфировый браслет Аделаиды Анатольевны.
Забыл об этом.
Через несколько дней разразился грандиозный скандал. Все выпытывали у детей «не трогали ли они маленькую черную шкатулочку, что лежала под замком в письменном столе?». Детки отвечали — да, мы брали. Но браслетом поиграли и оставили.
Дом обыскивали, хотели даже домработницу уволить…
Месяца через полтора, Борис опять надел парадно-выходной костюмчик… В кармашке брюк — лежал браслет.
Вы помните тот случай, Ольга Александровна? Борис тогда от стыда и страха даже заболел. Грозил, что если вы расскажите, что браслет «украл» он, то уйдет на улицу без одежды и там замерзнет. В самом большом сугробе.
Вы пожалели внука, Ольга Александровна. Вы взяли тот браслет. Принесли его в дом Святослава Викторовича и Аделаиды Анатольевны. Засунули его между диванных подушек, довольно скоро драгоценность обнаружили.
Вы добрая и мужественная женщина, Ольга Александровна. Борис сказал, что доверяет вам всецело, мой визит связан лишь с его беспокойством о вас.
Ольга Александровна вытянула руку в сторону, нашарила подлокотник кресла и боком, окостенело и неловко, шагнула влево. Села.
Борис всегда удивлялся, как четко отличные актрисы делят маски: личина «для чужих», «открытое лицо» без наносного обаяния для общения с родными. Сев в кресло, Леля перестала быть Ольгой Александровной Завьяловой, народной артисткой России. Любимицей трех поколений театралов.
Даже дома — что скрывать? — Леля зачастую бывала «не собой». Проигрывала, повторяла роли, меняла настроения и маски — п р и м е р я л а с ь.
Сейчас перед господином, оказавшимся — насквозь! — с в о и м, она сидела растерянной, измученной женщиной шестидесяти пяти лет.
По гладким щекам прокатились две слезинки, все маски сброшены: Лев Константинович принес известие от Бори! О случае с браслетом знали только двое: внук и бабушка! Борис никогда не рассказал бы эту историю случайному человеку!
Лев Константинович взял с туалетного столика коробочку с одноразовыми бумажными платочками, деликатно поставил ее на колени заплакавшей женщины — Ольга Александровна тут же промокнула щеки. Сел напротив, взял в ладони ледяные Лелины пальцы, тихонько сжал.
— Ольга Александровна, послушайте, пожалуйста, то, что через меня хотел сказать вам внук. — Генерал закрыл глаза, «выпустил» наружу Бориса, заговорил: — Моя необыкновенная любимая Леля…
В секретере народной артистки лежала толстая стопочка открыток, подписанных внуком. Большинство из них начинались словами «Моя необыкновенная любимая Леля»…
— Я снова заставляю тебя волноваться. Прости своего бестолкового разгильдяя.
Ногти Лели впились в пальцы Константиновича! «Бестолковый разгильдяй!» — так она ругала внука, если тот приносил двойку или вызов от директора школы…
— Прости. Сейчас я в сложной ситуации, но ни сколько не виноват в том, в чем меня обвиняют. Я знаю — ты мне веришь. Веришь в меня. Я скоро решу все свои дела, все будет в порядке — обещаю!
