В тот же миг Филарет проснулся, со скамьи поднялся, за ручку двери ухватился. Она была крепко закрыта. И стало Филарету жутко от всего, что пришло ему во сне. Но по здравом размышлении он понял, что сон, пришедший в ночь на четверг, вещий и страшного в нем ничего нет, наоборот: уж коль явилась Катерина и все расставила по своим местам, то так тому и быть. К тому же Мишеньку, сыночка, показала и княжича Ивана – тоже. Как тут быть в сомнении и печали?

И Филарет встал на утреннюю молитву. Пока молился, за маленьким оконцем пробился рассвет и в силу пошел, ночи-то по северу в эту пору еще короткие. Филарет подумал, что в монастыре уже не спят, и постучал в дверь. Но никто не отозвался. Спустя немного еще раз постучал. К двери, похоже, подошел стрелец, спросил:

– Чего тебе?

– Слушай, родимый, позови десятского Матвея, Христом Богом прошу!

Стражник не ответил, но шаги его удалялись долго. Прошел, может быть, час или два, Филарет не знал времени, и вовсе неожиданно для него загремел засов, дверь распахнулась, на пороге возник Матвей.

– Вот я пришел. Что тебе нужно? – Матвей не смотрел на бывшего боярина, а взирал на образ Михаила-архангела.

– Войди в келью, служивый, и двери закрой, – попросил Филарет.

Матвей вошел в каморку, дверь закрыл, к косяку прислонился.

– Ноне сон мне пришел, – начал Филарет, – явилась в келью ясновидица Катерина и сказала о тебе. Ты, говорит, живешь в бедности, потому как чадами обременен и службой тяготишься, не мздоимствуешь, ибо совестлив. Да говорит Катерина: помоги ему из нужды вылезти, а он тебя на солнце выпустит. Говорю истинно. – И Филарет перекрестился. – Правда ли сие, Матюша?

– Дивно сказал, – удивился десятский и признался: – Что уж там, все сие есть правда. Да проку ни в твоем, ни в моем откровении не вижу.

В Филарете вспыхнул тлевший природный дар умения попросту обращаться с кем угодно.

– Полно, Матюша, я за добро всегда добром плачу. Царь-батюшка меня не совсем разорил, и други верные есть, кои помогут. Потому и тебе окажу помогу, избавлю от маяты нищенской, слову моему поверь. Я вот ожил после нонешних явлений и работать хочу во благо Господа Бога. Потому и прошу: прояви ж милость.

– Знаю твое слово, боярин, и верю. Да ведь меня живота могут лишить лютой казнью, ежели волю тебе дам.

– Передай сие Арефу, вместе помаракуйте. А я с острова – ни ногой! – заверил Филарет.

Матвей долго о чем-то туго соображал, сказал же коротко:

– Ладно, жди моего слова. – С тем и ушел.

И Филарет стал ждать этого «слова». Но дождался его не скоро. Да верил, что Матвей сделает для него посильное. И потому ожидание было деятельным. День за днем он учил молитвы, запоминал их. А однажды ранним утром у Филарета появилось желание написать свою молитву. Были сомнения: как дерзнуть на подобное, не порочно ли сие желание? Попросил Всевышнего просветить ум и остановить от ложного шага. Всевышний молчал. И Филарет принял сей знак за одобрение, попросил принести ему бумаги, чернил, перо. А как получил все, взялся сочинять молитву. Давалась она трудно. Филарету еще не хватало душевного равновесия. Однако он был упорен. И однажды ночью в его душе зажегся невечерний свет и осветил всю жизнь Филарета, все его деяния. Они были разные, да высветились и такие, кои вели к греховности. Филарет понял, что есть у него только один путь – к покаянию и очищению. Должно вымолить у Всевышнего прощение за все, к чему толкали бесы, за блуд и измену супружеским узам, за бранное слово, за рукоприкладство, а прежде всего за тьму грешных мыслей, за слабость веры, потому как многажды открывал свое сердце демонам и всякой другой нечисти. Обо всем этом Филарет излил душу коленопреклоненно, пред иконой и лампадой.

– Господи! Не знаю, что просить у Тебя! Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя! Отче! Даждь рабу Твоему, чего сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою пред Тобою. Сердце Тебе мое отверсто. Ты зришь нужды, которые я не знаю, зри и сотвори по милости Твоей. Порази и испепели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться. Сам во мне молись. Аминь. – И Филарет многажды сделал земные поклоны, и продолжал изливать душу, ощущая всем существом своим ее полноту молением. – Милосердный Господи! Пошли благость Твою в грешное сердце мое, да испепелит сила Твоя Божественная всякое терпение в нем по благоволению Твоему! Нищ и убог есмь, но Ты помози мне. Аминь!

Филарет не озирался на темные углы кельи, но знал, что в сей миг там пребывают Святые Духи, архангел Михаил-хранитель и архангел Рафаил-целитель, и радовался тому, что они посетили его в час очищения. И продолжал разговаривать с Всевышним:

– Многомилостив Господи! Сподобь нас Божественного дарования святой молитвы, изливающейся из глубины сердечной, собери рассеянный ум мой, дабы всегда стремился он к Тебе, Создателю и Спасителю своему; сокруши разженные стрелы лукавого, отторгающие нас от Тебя, угаси пламень помыслов, сильнее огня пожирающий нас во время молитвы, осени нас благодатию Пресвятого Духа Твоего, дабы до окончания нашей греховной жизни Тебя Единого любить всем сердцем, всею душою и мыслию, и всею крепостью и в час разлучения души нашей от бренного своего тела. О, Иисусе Сладчайший, прими в руце Твои души наши и помяни нас егда приидеши во Царствии Твоем. Аминь!

В сей миг предельного напряжения, когда закончил складывать свою молитву, Филарет впал в забытье. И тогда архангелы Михаил и Рафаил подошли к иноку, взяли его под руки, помогли встать и вывели из кельи на монастырский двор. Следом за Святыми Духами шел десятский Матвей.

Стояла августовская полночь. Звездное небо то тут, то там прочерчивали души проживших в чистоте деяний, теперь почивших и возносящихся в Эдемов Рай.

Филарет вздохнул полной грудью, ощутил несравнимое ни с чем чувство свободы и заплакал от счастья, так исстрадался он по свежему воздуху ночной поры. Он был уже один, архангелы его оставили.

Монастырь спал. Филарет неторопливо направился к деревянной церкви, дабы возблагодарить Бога. Он был спокоен и уравновешен. И возблагодарив Всевышнего за подарок судьбы, он помолился за спящих иноков Антониево-Сийского монастыря, попросил Спасителя, чтобы послал обители мир и благодать.

Инок Филарет еще не ведал, что с этой августовской ночи, принесшей неисчислимые беды россиянам, начинался новый отсчет его жизненного подвига. И по всей державе люди еще пребывали в неведении своего сурового будущего.

А в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое августа случилось то, чего Русь не испытывала никогда в своей многовековой истории. Над центральной Россией разверзлись тверди небесные, повалил снег и ударил мороз. И все поля, луга, сады, огороды, леса, реки заковало льдом. Три дня шло умирание природы, которая к этому времени была готова одарить россиян богатым урожаем. Когда же через три дня мороз схлынул, снега и льды растаяли, стало очевидно, что державу ожидает великая беда – небывалый голод.

…Усердно помолившись, Филарет вышел из храма и увидел стоящего на паперти Матвея. Он смотрел на Филарета открыто и с уважением. Романов подошел к нему, и Матвей сказал:

– Зачем ты сокрыл от меня, как просил воли, что за тобой святые силы стоят?

– Сын мой, хвала себе – великий грех, сатаною внушаемый.

– Ты теперь гуляй вольно по островам, кои на озере есть. О том просили меня Святые Духи, кои явились мне ноне в ночь. Да с ними была блаженная, обликом огненно-рыжая.

– Что она тебе поведала?

– Токмо показалась. Да ведома она мне. И потому прошу тебя, боярин, о милости. Накажи ей, дабы сына мово Антона-отрока в услужение взяла.

– Накажу, как из Москвы человек придет. И во благо Антону-отроку желание твое проявилось. Теперь же иду твоим словом волей дышать.