- Не надо было полгода морочить голову, - сурово сказала Кадырова.
- Если сегодня не отдашь деньги, пеняй на себя, - вступил в разговор второй парень с острой коленкой.
- Я же сказал: сегодня, - обиделся Байрамов, отвечая парням, он старался смотреть только на Кадырову, - как раз закончил срочную работу. Через час деньги будут у вас, Нелли. Я занесу к вам в редакцию.
- Я буду ждать. Пошли, ребята.
- До свидания, - сказал им вслед Байрамов и, чтобы не ждать лифта, пошел к лестнице.
Поднимаясь, он поглядывал в зеркала на колонне, вокруг которой делала несколько поворотов лестница.
Ему не понравилось, как он выглядел. Дело было даже не в кровеносных сосудах, густо обсыпавших нос и щеки и выдающих в нам человека, склонного к крепким напиткам. (Бывают же люди с липами багровыми от рождения? Почему же он не может сойти за такого человека? Тем более что ни манерами, ни добротным желтым портфелем, ни одеждой, довольно новой, чистой, тщательно отглаженной, он не походил на алкоголика.) Байрамову не понравилась одутловатость, или, вернее, какая-то налитость в лице, создающая впечатление внутреннего распирающего давления в нем, давления, которое рано или поздно даст о себе знать. Когда Байрамов входил в холл ресторана, его окликнул из своей комнаты администратор.
-Агамейти-муаллим, - сказал он, - будь добр, зайди ко мне на минутку.
- Сейчас, - кивнул ему Байрамов, - сейчас зайду.
Он вошел в ресторан и направился к своему столику, единственному не занятому в зале. Впервые за двадцать лет он должен был обедать за ним один.
- Скажи Мише, что я пришел, - попросил Байрамов одну из хлопотавших в зале официанток. Миша тотчас же появился.
- Зейнал-заде нет? - спросил Байрамов.
- Он с утра там, - укоризненно сказал Миша.
- Я сейчас тоже поеду туда, срочную работу должен был сегодня сдать, объяснил Байрамов и показал на портфель.
- Венок видели? - спросил Миша.
- Нет, а где он?
- У Халида.
- Я сейчас зайду к нему. Вот почему он меня звал, - догадался Байрамов. Хороший?
- Самый лучший из тех, что было.
- Молодцы. А кто понесет?
- Я и Алик. Халид тоже поедет.
- Ну, скорее накорми меня, и я поеду туда.
- Бульон без пирожка будет.
- Ничего. Неси.
Миша побежал за бульоном, а Байрамов пошел к администратору. Тот поднялся ему навстречу, поздоровался и, показав на большой траурный венок, прислоненный к стене, спросил:
- Ну как?
На черной ленте венка была надпись: "Старейшему клиенту ресторана "Интурист", незабвенному А. Н. Фролову от коллектива ресторана".
- Хороший, - ответил Байрамов.
- Говорят, дома у него шаром покати: ноты и еще в шкафу несколько сот метров расписанной пульки от преферанса... Комиссия хотела опись имущества сделать, а ничего нет.
- Что за комиссия?
- Похоронная. Из консерватории. Ты что, еще не был там?
- Сейчас еду. Срочную работу заканчивал.
- Нехорошо делаешь, Агамейти. Родственников у человека нет, хотя бы вы, друзья его, примите часть забот на себя. Надо же похоронить человека как полагается.
- Обязательно, - согласился Байрамов. - Зейнал там. Я думаю, консерватория выделит деньги на похороны.
- На похороны выделит. А поминки? Он же русский был, без поминок нельзя его хоронить.
- Да, - вздохнул Байрамов. - Плохо, когда у человека нет близких родственников... Ты говоришь: друзья, друзья, можно подумать, мы действительно были друзьями, просто приятели и
все.
- Двадцать лет за одним столиком сидели, - укоризненно сказал администратор Халид.
- Это да, - согласился Байрамов. - Это было... Бедный. Хороший человек был. Вместе консерваторию кончали.
Он любил вспоминать о том, что по образованию был музыкантом и даже играл несколько лет в симфоническом оркестре. Многие видные бакинские музыканты и по сей день считались его друзьями.
- Ты консерваторию кончал? - уже в который раз удивился Халид.
- Конечно. Вместе с Хренниковым. Он мой друг, - сказал Байрамов и пошел обедать.
Надо было торопиться. Во-первых, потому что в публичной библиотеке ждал автореферат заказчика, а до этого еще предстояло заехать на службу к жене, во-вторых, надо было успеть приехать к Фролову хотя бы часа за два до выноса тела. Друзья или приятели, а двадцать лет прожито за одним столиком, и никуда от этого не денешься...
В публичную библиотеку Байрамов приехал не один. За ним едва поспевала его жена - тридцативосьмилетняя женщина, которая очень старалась выглядеть лет на двадцать моложе,
- Не могу, поверь мне, не могу, - говорил ей Байрамов, на ходу расстегивая портфель. - Я получу всего сто пятьдесят рублей и немедленно должен буду отдать из них сто. Долг
чести.
Жена потянула Байрамова за рукав, и он вынужден был остановиться.
- Ты же утром обещал, - она вот-вот могла вспылить. Байрамов скосил глаза на своего заказчика, который наблюдал за их объяснением, и сказал шепотом:
- Неудобно. Человек смотрит. Потом поговорим.
Жена отпустила рукав. Байрамов подошел к заказчику - длинному молодому человеку с аскетически худым лицом, - извинился за опоздание и вытащил из портфеля папку с диссертацией и русским переводом в трех экземплярах.
- Вот, - сказал он, - пожалуйста, все готово и в трех экземпляров отпечатано. Лучше бы вам никто не перевел... Я не знал, как переводится несколько терминов, поэтому оставил пустые места. Вы сами, как специалист, легко их переведете... Заказчик должен был срочно напечатать автореферат в типографии; защита была на носу, поэтому последние слова Байрамова его встревожили.
Байрамов объяснил ему, что из-за подобных пустяков волноваться не стоит, и предложил встретиться завтра с утра и вместе перевести непереведенные слова...
Из ста пятидесяти рублей, которые получил Байрамов, сто следовало немедленно отдать Нелли Кадыровой, иначе мог получиться скандал. Но жена не хотела этого понять. Ей на что-то нужна была вся сумма.
- Можно отдать этот долг из моей зарплаты, - убеждала она Байрамова. - Два дня осталось.
Однако Байрамов настоял на своем. Он больше не хотел связываться с приятелями Кадыровой. Тридцать рублей он дал жене, сто отложил для Кадыровой, двадцать оставил себе под тем предлогом, что надо заплатить машинистке.
Предупредив жену, что не сможет сегодня зайти в детский сад за их девочкой, и, дав слово, что не будет много пить, Байрамов поспешил на похороны.
Покойный Фролов был не очень общительным человеком, последние несколько лет он был на пенсии. Поэтому на его похороны пришло человек сорок, не больше. Они стояли во дворе, на лестнице, ведущей на второй этаж, ив квартире соседа, который ~ по этому случаю освободил обе свои комнаты.
Фролов лежал у себя, на столе, одолженном все тем же отзывчивым соседом. Байрамов боялся покойников, поэтому задержался во дворе.
Здесь, среди других, стоял и администратор ресторана Халид. Рядом с четырьмя венками от консерватории он пристроил и свой, от коллектива ресторана. Тут же были сложены инструменты духового оркестра.
- Все в порядке, - сообщил Халид Байрамову, - все расходы взяла на себя консерватория. Хотят мраморную плиту ему установить.
- Это хорошо, - одобрил Байрамов. Он подошел к трем мужчинам с черными креповыми повязками на руке. Это была комиссия от консерватории. Байрамов поздоровался с ними и спросил, когда вынос.
- Ровно в пять, - сказал один из членов комиссии.
- Я слышал, консерватория выделяет довольно большие деньги на похороны?
- Да.
- Он заслужил это, - сказал Байрамов. - Замечательный аккомпаниатор был.
Члены комиссии молча согласились с ним.
Почему-то не было видно Зейнал-заде. Очевидно, он был где-то в комнатах. К Байрамову подошел какой-то мальчик и сказал, что его зовут. Байрамов пошел за ним в квартиру соседа, В первой комнате, через которую они проходили, стоял телефон.