Тогда он спрыгнул с седла и, ведя Виндоса под уздцы, со всей осторожностью направился к ивовым зарослям, потом остановился, так как земля под ногами, как показалось, начала дрожать и проваливаться. В пяти шагах от себя Даго увидал воина с конем, засосанным трясиной по самый живот. Конь ужасно храпел, каждое движение погружало его в болото все глубже. На воине же был панцирь, за спиной висел щит, стеснявшие движения. По-видимому он опасался того, что если сойдет с коня, то и сам завязнет в предательской трясине.
— О господин, спаси меня, — попросил он высоким, молодым голосом.
Его лицо опухло от комариных укусов, панцирь из серебряных чешуй кроваво поблескивал в свете заходящего солнца. Багрово отсвечивал и округлый, покрытый серебром шлем, закрывающий нос молодого воина.
— Подожди немного, говорящий на языке спалов! — крикнул ему Даго.
Боевым топором, что был привязан к седлу Виндоса, нарубил он ивовых ветвей и набросал их перед собою на болотистую почву, затем вытащил из вьюков веревку и по настилу из веток приблизился к плененному в болоте коню.
— Брось мне поводья, — приказал он.
Привязав поводья к веревке, Даго вернулся к Виндосу, вскочил на него и пустил того шагом, вытаскивая одновременно и лошадь с всадником. Попавший в болото конь храпел все громче. но постепенно передние его копыта выбирались на более твердый грунт. Трясина как бы с неохотой отдавала свою добычу, шипя засосанным ранее воздухом воздухом. Еще одно усилие коня, еще один всхрап, и плененный конь вырвался. Весь облепленный черной, густой грязью, на подламывающихся ногах встал он на земле.
— Благодарю тебя, господин, — сказал юноша, соскочив с седла. — Ты спас мне жизнь.
Тут подъехал Херим, удивленно разглядывая спасенного, его одежду и вооружение.
Юноша носил высокие сапоги из тонкой кожи, из такой же кожи были сшиты штаны, поверх кожаной же куртки был надет панцирь из серебряной чешуи, на голове — посеребренный шлем, а на спине — продолговатый щит, тоже покрытый серебряными пластинами. На поясе у него висел меч с длинным и тонким клинком, на плече же был лук с блестящими оковками. Позади инкрустированного серебром седла видна была привязанная накидка из бобровых шкурок, которой всадник, видимо, укрывался по ночам. Воин, судя по голосу, был очень молод, но опухлости от укусов и грязь на лице не позволяли определить его возраст точно. Был он высок и худощав. Его конь, с черной шерстью и длинными ногами, показался Даго красавцем.
— Кто ты, человек, говорящий на языке спалов? — спросил Даго.
Воин указал рукой на уста, давая понять, что не хватает ему воздуха, и ему надо передохнуть. Тяжело дыша, он уселся на траву.
— Господин, я знаю, кто он такой, — вмешался Херим. — В книгах читал я, что за рекой Висулой проживают аргараспиды, носящие серебряные щиты. И погляди, господин, у него как раз серебряный щит. Это именно они когда-то прогнали знаменитого Александра Македонского, так что пришлось александритам отступить к югу и искать добычи в иных краях.
— Помолчи, — поморщился Даго. — Я хочу услыхать от него. Спутай наших лошадей и приготовь хворост для костра. Ночевать будем здесь.
Что-то в молодом воине заставляло Даго задуматься. Он чувствовал на себе его быстрые взгляды, но шлем чужака прикрывал его глаза. Он вроде бы отдыхал, но все его тело выдавало крайнюю подозрительность. Может хотел он удостовериться, что имеет дело не с врагами? Ведь не случайно же он очутился один среди болот. Кто-то или что-то загнало его в этот дикий край.
Херим расседлал лошадей, в том числе и черного коня спасенного воина. Он спутал им ноги, пустил пастись, затем насобирал хвороста и разжег костер. Сделалось темно, но молодой воин все еще не двигался с места, только и того, что снял с плеча свой лук и едва заметным движением вынул из колчана стрелу. Язык тела этого человека, казалось, говорил, что он боится спасших ему жизнь, и что в любой момент готов он сразиться.
Даго опустился на колени и поцеловал болотистую землю, на которой предстояло им спать.
— Что ты делаешь, господин? — изумился Херим.
— Я целую мать, что родила меня и вскормила. Земля может дать или же отобрать у человека силу. Кто проявляет к ней уважение и любовь, тот имеет право считать, что ночь проведет спокойно.
— Но ведь это чары, мой господин.
— Мне ведомо искусство чар, Херим, и, вполне возможно, когда-нибудь я научу тебя ему.
Стало уже совсем темно, и Херим вежливым жестом указал воину место у костра. Он подал ему ломоть ржаного хлеба и разделил на три части остатки имевшейся у них еды — кусок вяленой свинины.
— Ты, господин, спас мне жизнь, — наконец заговорил воин. — Так что тебе должен я первые свои слова. Да, это правда, что родом я из племени аргараспидов, что проживает за рекой Висулой. Меня выслали в посольство к королю Голубу Пепельноволосому, ибо на нас нападают марды, и нам требуется помощь. Но в стране Голуба не признают никаких законов, всех моих людей перебили, меня же загнали на эти болота. Говорят, будто сам Голуб Пепельноволосый заключен в башню, правит же его сын Аслак и воины из Юмно. Когда-то мы оказали помощь отцу Голуба, теперь сами нуждаемся в ней. К сожалению, на наше посольство напали лестки, и значит это, что в стране лендицов нет уже порядка, и никто не почитает закон. Меня же, господин, зовут Зификом.
— Ты говоришь на языке спалов, — отозвался Даго.
Воин пожал плечами.
— Видно, ты издалека, раз вспомнил о спалах. Они живут только в старинных песнях. Языком же, который ты называешь языком спалов, владеют здесь все племена и народы: лендицы, гопеляне, мазовяне, лендзяне и мы, аргараспиды, а на юге — висуляне. На этом же языке разговаривают у князя Гедании и на всем севере, хотя более гортанно и твердо.
И сказал тогда Даго:
— Я сын великана Бозы, рожденный от обыкновенной женщины. Пять лет тому назад погибла воспитавшая меня великанша Зелы. Тогда же заболел я хворью, называемой Жаждой Деяний, и ушел в широкий свет. Та же самая болезнь заставила меня вернуться сюда, чтобы свершить великие подвиги, а ты говоришь, будто страна спалов сохранилась лишь в старинных песнях? Меня зовут Даго, но называют меня и Пестователем. Того же человека, что пришел со мною, зовут Херимом, и он разговаривает на языке склавинов, только в наречии сорбов.
— Если все земли, где разговаривают на твоем языке, господин, ты называешь краем спалов, то ты ныне в своей стране, хотя сами спалы обитают лишь в старых песнях, — ответил воин. — Болота скоро закончатся, и ты войдешь в край лендицов. По левую руку у тебя будет край гопелян, а за Висулой — аргараспидов и мазовян. Нигде не встретишь ты великанов, скоре, людей малых. Но во многих людях, подобно тебе, течет кровь спалов.
— Ты хочешь, Зифик, сказать, будто я человек без отчизны? — гневно воскликнул Даго.
— А что такое отчизна? — спросил его Зифик. — Если и правда, что ты сын великана Бозы, что воспитала тебя великанша Зелы, тогда — весь этот край твоя отчизна. Только вначале ты должен стать ее хозяином. Даже у Голуба отобрали владения его отца, и теперь там правит его последняя жена по имени Хельгунда, дочь Хока, хотя на словах правит сын его, Аслак. Только ведь Аслак еще дитя, господин.
— Носит ли Голуб Пепельноволосый на своей голове зачарованную повязку, называемую Андалой? — спросил Даго.
— Носит. Потому-то и не был он убит, а только заключен в башню. Андалу невозможно забрать силой или через кровопролитие.
— Тогда, согласно воле богов, он до сих пор все еще остается правителем, — заявил Даго.
— Говорят, будто камень Андалы помутнел. Голуб утратил разум свой и власть.
— Носящий Андалу всегда остается повелителем, — акцентируя каждое слово, сказал Даго.
— В таком случае, господин, не знаю я, каким образом хочешь ты вернуть свою родину. Что касается меня, господин, то позволь мне возвратиться в страну аргараспидов, ибо лук мой и стрелы могут пригодиться в войне против мардов. Согласишься ли ты на то, что какое-то время я стану сопровождать тебя? Втроем легче избегать опасностей.
