— Люди объединяются для того, чтобы вместе совершить то, чего один человек, самостоятельно, совершить не может. К тому же люди объединяются, чтобы вместе молиться.
— Нет, Херим. Людей объединяет страх или ненависть. Они сближаются, когда им угрожает опасность, либо когда они сами хотят на кого-нибудь напасть, ограбить, убить. Поначалу имеется род, выбирающий для себя старосту или жупана, чтобы тот каждого члена рода защищал от других, придерживался родовых законов, чтобы стерег он возделанные поля и скотину. Так что род объединен страхом того, чтобы другой род не отобрал их жизни или имения.
— Так, господин.
— Если несколько родов объединены одним говором или языком, мы говорим, что существует племя. Племя объединяется, когда ему угрожает опасность, или же когда оно само намеревается напасть на другое племя. тогда главы родов выбирают племенного вождя — правителя, и так образуется держава.
— И ты, господин, желаешь создать подобную?
— Нет, Херим. В мире я видал и не такие. Ведь что объединяет государство ромеев? Неужели воля народа, родовых вождей или предводителей племен? Истинная держава может быть объединена лишь волею ее государя.
— Ничего не понимаю, господин. У меня в голове все перемешалось, простонал бывший монах.
Улыбнулся Даго и сказал:
— Это хорошо, Херим. Правитель должен окружать себя людьми умными. Только запомни, никто не должен быть умнее правителя. Если бы ты понимал мои мысли полностью, мне следовало бы отрубить тебе голову, в противном случае это ты, а не я, мог стать государем. — А потом такое сказал Даго: Херим, ты говорил мне, что умеешь молиться по-латыни и владеешь искусством исцелять людей. Твои молитвы мне не нужны. Но скажи, каким образом следует лечить людей?
— Similia similibus curantur. Подобное подобным излечивается, отвечал тот.
Даго согласно кивнул. Тому же самому учила его и Зелы. Желтуху учила она лечить морковью или какими другими травами с желтыми цветками, рожу красными ягодами земляники или цветущим алыми цветками колючим кровавником. Головную боль следовало лечить листьями grazeli, ибо у той были круглые, похожие на человеческую голову, плоды.
— А как ты станешь изгонять проникшего в человека зверя: ящерку, змею или рака?
— Изгнать его сможет что-нибудь остро-колючее и неприятное: крапива, настой из чертополоха или горькая полынь. Можно еще окуривать больного неприятными запахами и пугать болезнь именами дьяволов.
— Ты не обманывал меня, — подтвердил Даго. — Но вспомни, что и прикосновение к одеждам повелителя тоже имеет оздоровляющую силу. Ибо повелитель — это все, Херим.
Наконец-то Даго удалось укротить Виндоса. Видимо, белый жеребец понял, что не станет он предметом восхищения в священном храме ранов, но будет носить на себе человека. Он уступил силе Даго, позволил надеть на себя узду, натягивать поводья и вскакивать в седло. Но только одному человеку, поскольку Даго не сломил гордости белого жеребца, а лишь доказал свою власть. Если Херим подходил к Виндосу достаточно близко, тот немедленно дыбился на задних ногах, пытаясь ударить передними. И как часто бывает с гордыми животными или людьми, конь сразу же полюбил существо, оказавшееся сильнее его самого. С тех пор, даже спокойно пасясь, все время высматривал он Даго, а увидев6 тихонько ржал. Когда же Даго ласкал его, жеребец застывал на месте или легонько подрагивал от наслаждения.
Херим сел на коня, на котором Даго ехал раньше, и оба, уже в седлах, с одной лишь вьючной запасной, направились прямо на восток. Они до сих пор продирались сквозь густой лес, и в этот день им не случалось повстречать человека. Но на следующий день лес уступил место полям. Издали увидали они городище и построенные вокруг него деревянные дома. Даго и Херим ехали по лугам, где люди с полукосами в руках заготавливали сено на зиму. Так вступили они в край земледельческий, полный малых речек и ручьев, небольших лесков и полей, с клиньями, засеянными озимой рожью и просом. Повсюду земля была хорошо возделана, скорее всего, с помощью железных орал. На сенокосе работали свободные люди — этих сразу же можно было узнать по длинным волосам, и коротко остриженные рабы. Увидав двух всадников и вьючную лошадь, они не бросались бежать. Вольные брали в руки копья или мечи и глядели на чужаков. Когда же те скрывались с глаз, они спокойно возвращались к прерванной работе, и это говорило о том, что край этот давно уже не знал войны. Впрочем, Даго весьма осторожно избирал направление их похода. Иногда приходилось им делать большой крюк, когда, увидав перед собою группу деревьев или даже рощу, обещавшую прохладу в летний зной, Даго внезапно заворачивал Виндоса, чтобы объехать такое место. «Это священные рощи, — объяснял он Хериму. — Если мы хотим выжить, следует уважать обычаи. Никто чужой не имеет права вступать туда. Пырысяне многочисленны и сильны, так что будем поосторожней. Впрочем, когда-нибудь они могут стать и моим народом.»
Он говорил об этом с такой уверенностью в голосе, что Херим ему верил, хотя ничего — кроме самих этих слов — не давало подтверждения, будто все так и случится. Но разве строится держава в один день? У Даго имелась какая-то цель, куда-то он стремился. Херим не спрашивал, в особенности же с того момента, когда увидал он, как покорился хозяину белый жеребец. Впрочем, он до сих пор чувствовал себя слабым и, никогда не умея владеть мечом, неосторожным вопросом боялся вызвать гнев Даго. И если даже раз, а то и два мелькала у него мыслишка сбежать ночью с места постоя, то потом до него дошло, что без Даго он снова станет кем-то вроде животного и закончит свою жизнь в новой клетке из прутьев. Слабый и болезненный, он бессознательно стремился под опеку чужой силы и могущества. Восприняв знания и развив свой разум, он до сих пор во всем сомневался, даже в Боге. Простые и ясные ответы этого человека восхищали его потому, ибо те уничтожали в нем муки сомнений. вот почему так много слабых людей стремится к сильному повелителю, и многие мудрецы отдают свой разум для его потребностей.
Тем временем они ехали все дальше и дальше. Случалось им видеть и спешащие куда-то группки оружных всадников. Херим, все еще чувствуя себя слабым, боялся встреч с ними и радовался, когда Даго в подобных случаях и сам скрывался с лошадями в зарослях деревьев или за каким-нибудь холмом.
— Боюсь я пырысян, господин, — признался Херим в конце концов. — Когда же, наконец, попадем мы на земли Свободных Людей, где ты желаешь основать державу?
Даго пожал плечами.
— Ты сам узнаешь землю Свободных, или же любоман, когда увидишь разрушенные поселки, плохо возделанные поля и прячущихся от нас людей. Вот это и будет тот край. Там никто не чувствует себя в безопасности.
Очень скоро эти слова исполнились. В тот день они Даго с Херимом обогнули с юга сильно укрепленный городок пырысян и к вечеру очутились на берегу какой-то речки. У брода, по одной и другой стороне, на двух холмах со специально выкопанными рвами и деревянными палисадами стояли две крепостцы с прижавшимися к ним домами. У Даго как раз закончилась еда, и следовало пополнить запасы, так что нужно было встречаться с местными и покупать у них нужные продукты. А на то, чтобы сделать это именно здесь, Даго подвиг вид заброшенных полей и разрушенных защитных валов. Оба проживавших здесь рода не могли быть многочисленными и сильными, так что встреча столкновением не грозила.
Они переночевали на берегу реки и только лишь утром приблизились к первому из городков. Как и всегда в подобных случаях, вид вооруженных всадников вызвал панику и бегство из домов за убогие валы, в границах которых находился деревянный сарай, где, по-видимому, жил глава рода или староста; здешним жителям казалось что старость связана со знаниями и мудростью.
В крепостцу Даго с Херимом не въезжали, а только лишь остановились перед илистым рвом, ожидая, когда кто-нибудь приблизится и начнет разговор с ними. Через некоторое время в сопровождении двух мужчин, вооруженных железными мечами и прямыми деревянными щитами, появился седой старик.
