– Я говорю: когда вы найдете людей?

– Точно сказать нельзя, если это окажется близко, то через несколько дней, но если возможное, я подчёркиваю ВОЗМОЖНОЕ, поселение окажется далеко, то месяц или больше. Ведь мы отправимся туда пешим ходом.

– А почему вам просто не слетать туда?

– Правительство боится, что если мы полетим туда, то можем не иметь ни малейшего шанса, на тёплое приветствие. Никто не знает, кто там.

– Ну а если там никого нет, то когда вы поймёте, что пора уходить? – вмешался в разговор Пит, который уже мыл посуду.

– Есть условное расстояние, достигнув которого мы не можем двигаться дальше.

– И тогда вы больше никогда вновь не отправитесь туда?

– Этого, Кискисс, – Пит пытался прожечь в Гейле дыру взглядом, – Никто сказать не может. Возможно, мы и снова окажемся в тех местах. Вариантов очень много.

– Так, – решила я закончить разговор на эту тему и выбрать план действий на целый день.

– Ещё неизвестно ничего нового насчёт завода? – пропустив мою реплику мимо ушей, сказал Пит.

– Скоро к вам приедут рабочие, и вы вместе с ними, – лицо приятеля озарила коварная улыбка, – Начнете строить завод. Примерно, через неделю, может и раньше.

– Поскольку, – решила я продолжить свою реплику, – Погода сегодня не подходит для охоты, – в глазах любимого зажглись радостные огоньки,

- То я, наверное, пойду постираю и займусь уборкой в доме. Гейл можешь мне помочь? – друг согласно кивнул, а лицо блондина приобрело убитое выражение, с которым он отправился в пекарню.

Мы с другом уже битый час выбивали ковры. Кто же знал, что в них окажется столько пыли? Такое чувство, что с самой постройки дома, их никто не удосужился выбить. Нам оставалось лишь протереть полки и наша работа, а вместе с ней и большая часть дня, была бы закончена.

– Знаешь, Китнисс, – промолвил Гейл, когда мы возвращали ковер на его законное место в доме, а именно на пол в гостиной, – Я не узнаю тебя.

– Что? – это было так неожиданно, и моя ноша чуть не оказалась на полу. Как это, он не знает меня?

– Понимаешь, ты стала…, – друг замялся, подбирая подходящее слово, – Ты стала…домашней.

– И как это понимать?! – гнев беспощадной волной поднимается по моему телу, испепеляя все остальные чувства.

– Раньше, – он продолжил так, словно и вовсе не замечал моей ярости, – Я даже не смог бы представить такой ситуации, чтобы ты, Китнисс посвятила себя уходу за домом и готовке. Ведь ты же – бунтарь.

На этом слове я срываюсь и слова, неудержимым потоком, вырываются из меня.

– Да?! А сколько людей из-за этого погибло, сколько домов было разрушено. Мой, наш, дистрикт был сожжен дотла. Все, кто связан со мной, тоже пострадали: Прим умерла, Цинна умер, Финик умер, Пита пытали! Ему изменили сознание, отняли душу – а это равносильно смерти! А сейчас ты вздумал упрекать меня за то, что я решила измениться, за то, что я больше не желаю смерти никому! Гейл, если ты приехал к нам, чтобы вновь разжечь смертоносный огонь, то ты зря ехал!

Он ничего не ответил, молча вошел в дом, положил ковер и посмотрел на меня взглядом, по которому можно было понять: я была права.

– Убирайся, – ноль реакции, – Убирайся из этого дома и никогда не смей возвращаться!

Гейл развернулся и ушел. Просто ушел, даже не сказал ничего. Медленно, на трясущихся ногах я опустилась в кресло, закрыла лицо руками и дала волю слезам. Гнев уходил через, сотрясающие меня рыданья, намного быстрее. Вот так, за несколько минут я потеряла друга, поняла, какой меня видят люди и чего они от меня ждут.

Сойка-пересмешница – это как клеймо, оно выжжено на моём теле, на всём, что связанно со мной. Символ революции останется навсегда. Уже неважно, сколько всего я могу сделать, как многое могу изменить. Я навсегда останусь бунтарем.

А ведь не возьми я тогда у подруги эту брошь, Сойки могло бы и не быть. Но я тут же понимаю: тогда бы меня просто называли по-другому, и символом стала бы Китнисс Эвердин.

– Боже мой, Китнисс! – Пит упал рядом с креслом на колени и обхватил ладонями моё лицо, – Что случилось? Это Гейл? Он тебя обидел?

Я еле заметно киваю, ведь это правда, это Гейл и он меня обидел.

– Я найду его, я убью его, – всё тело Пита трясётся от гнева.

– Пит, – мой голос осип от продолжительных рыданий, – Это правда?

Его гнев улетучивается, Мелларк, недоумевая, смотрит на меня, я еще не задала вопрос.

– Люди видят во мне бунтаря?

– Кто тебе это сказал? – любимый не на шутку взволнован.

– Он, – только и выдавливаю я, но этого хватает, чтобы он понял о ком идёт речь.

– Нет, Китнисс, это не правда, – его голос полон уверенности, – Конечно, есть такие люди, у котрых не сильно развит интеллект, и они могут видеть тебя именно так. Но не стоит забывать, что есть и другие. Они видят девочку, которая пошла на Игры вместо сестры, человека, что ненавидит убийство, как бы странно сейчас это не звучало. Они видят Китнисс Эвердин, жительницу дистрикта двенадцать, которая может покорить любого своей красотой, – только я хочу прервать его, как он произносит, – И это правда, – и целует меня.

Конечно, слова Пита произвели на меня эффект, но он оказался не столь сильным, чтобы полностью успокоить меня. До сих пор в голове звучал голос: «Ведь ты же – бунтарь». Он не прав, меня вынудили на бунт. Я сделала это для того, чтобы уничтожить Голодные Игры, хоть этого никто и не забудет.

– Ты прав. Ты прав.

– Вот именно, – он оглядел по сторонам комнату, потом посмотрел в окно, – Погода стала лучше, если ты уже закончила, то мы могли бы отправиться в лес.

– Пит, ты же…

– Пособирать всяких ягод или грибов. Ведь совсем скоро будет не до этого, работать на заводе будем как-никак.

– Знаешь, а пошли! – судя по взгляду любимого, он не ожидал, что я соглашусь так скоро, но был несказанно счастлив, что теперь я нахожусь в лучшем состоянии духа.

В лесу вновь было тихо, приближалась зима, и животные начали готовиться к спячке. Но, словно по заказу, нам удалось найти куст со съедобными ягодами. Мы брели и брели вглубь леса, натыкаясь на следы животных, изредка слыша голоса птиц. Странное жужжание исходило с вершины дерева, под которым покоился нетронутый ягодный куст.

– Пит, уходим, – я старалась всеми силами сделать так, чтобы мой голос звучал ровно и не привлёк внимания насекомых.

– Почему? Ты только посмотри на это количество ягод, удивительно, что их никто не съел.

Нет, не удивительно. Животные всегда боялись подходить близко к осам.

– Просто пошли! – прошипела я.

– Я не уйду, пока не соберу всех этих я… – на его лице промелькнула сотня эмоций, оставив после себя лишь гнев, – Я никуда не уйду, пока не убью тебя, Китнисс!!!

Это прозвучало слишком громко, а осы ненавидят, когда кто-то нарушает их покой. Жужжание становилось всё сильнее, пока одна за другой не появились осы-убийцы. Схватив сопротивляющегося Пита за руку, его разум всё ещё был затуманен, я побежала через весь лес к дому. Вот только путь оказался труднее, при каждом удобном моменте, Пит норовил скинуть меня в канаву или наткнуть на ближайшее дерево, отчего создавалось ощущение, что осы совсем близко. Миновав большую часть пути, Мелларк резко остановился и посмотрел на меня. По взгляду стало понятно, что приступ заканчивается, и он приходит в себя. Вот только времени ждать, у нас не было, жужжание было слышно, но тише.

– Пит, пошли, – умоляюще пролепетала я, не выпуская его руки, и слабо потянула его вперед. Он вновь посмотрел на меня, но его взгляд ровным счётом не выдавал ничего. Блондин пошатнулся и упал на холодную землю, местами усыпанную листвой. Его искусственная нога так и осталась стоять.

– Пит!

Ноль реакции. Я опустилась на землю рядом с ним и закрыла глаза, готовясь к боли, которую приносят укусы ос-мутантов.

====== Глава 10 ======

Но жужжания уже не было слышно. Осы отступили, но я не решалась подняться, ведь таких ситуаций никогда раньше не происходило. Может, они так хитроумно нападают на жертву, симулируя отступление и неожиданно возвращаясь, как только она теряет бдительность? Сумерки сгущались, ничего не было видно на расстояние большее вытянутой руки. Теплая ладонь коснулась моего запястья, пальцы сжались в непроизвольном жесте.