«Как вытошнить – наговориться вволю…» Как вытошнить – наговориться вволю, С толпою выйти на панель, Когда её поднакололи И верно указали цель. Смешаться с городом без цели И увидать наверняка Как львы свирепые запели, Хлебнув полночи молока. Воды холодное дыханье Затянет страстной пеленой, — И разбегутся все собранья, Когда, разбуженный весной, Позеленевший всадник спрыгнет, Оттает и заговорит. И это будет верный признак — Вот как эпоха отболит! «Тохтамыслью разольюсь-ка по древу…» Тохтамыслью разольюсь-ка по древу, Выбью степь, оставлю пыль за собою, Солнце следом прогремит, как телега, Тыловые забегают крысы. Драматург в шатре домашнем, уютном. Каравай земли делить здесь в охотку. Не боится отравиться ядом трупным, Даль его укрупняет походку. Говорят, он заряжается кровью И поэтому прослыл кровососом. Ошибаются – питается новью, Вы же видели зорек отбросы! А раскинуть занавесочки-шторки, Диафрагмами рискнуть, раздышаться?.. Глядь – в коре земной рождаются горки. И опять на что-то надо решаться. Верно, мыслит она нестандартно. До обидного творчески мыслит. Только мама не родит нас обратно. И, пожалуйста, не думайте о кислом… Посмотрите, вон сдаётся в аренду, Самый лакомый кусок каравая. Есть кого уже под зад да коленом, У него кусок к рукам пригорает. Трудоедливых жучков нововведенья. Всюду ползают и нюхают, и жгутся. Тошнота. Жирок накапливают. Тленье. На приманку заползают, в сферу блюдца. Кто-то шляпу приподнимет. Кто-то матом… Кто-то просто усмехнётся постороннее. И не огуляешь их булатом. Вот гадёныши! А ты как будто пленник. Впрочем, этого везде у нас хватает. Кромка неба, чуть желтея, серебрится. Кто-то отчество теряет, кто-то память О живой и мёртвой северной столице. «Лакмусовая бумажка Парижа…» Лакмусовая бумажка Парижа… Опять торопятся к скорой помощи — Подышать, насладиться, подстроиться, Подкрепиться, поплакаться, пошарить… Карманные собачки Скулят и тявкают. Следующая остановка «Вашингтон». «Посмотрел в микроскоп Луны…»
Посмотрел в микроскоп Луны, И увидел душу свою. Никакая она со спины, А глаза… Как в строю стою. А в строю-то меня трясёт. Я не чин в строю берегу. Здесь никто на меня не орёт. Всё начальство на том берегу. А шуга-то в реке шуршит. Разгулялась нынче шуга! Кто там звёздной рекой спешит, Кто там прыгает с берега? Оглянулся, увидел Смерть, Помахала она рукой И опять ступила на твердь И пошла за целью другой. Я отвёл микроскоп Луны И закрыл его облаком, Посмотрел на квадрат стены, Бухнул по столу кулаком. За окном шелестит листва, Спутник тихо меж звёзд скользит. Беспокойно блестит трава. И ребёнок с улыбкой спит. Голову клонит осока, Ветер срывает листву. Что же ты так одиноко Лоб прижимаешь к стеклу? Что же ты смотришь тоскливо В эту гудящую даль? Щёлкают в печке поленья, Рядом висит календарь. Чёрные, чёрные числа. Светлые, светлые дни. Глупые, глупые мысли В голову лезут одни. В этом крылатом посёлке Много, наверно, любви. Будто бы после прополки, Здесь не осталось родни. «Завинчивает гаечки циклон…» Завинчивает гаечки циклон. Шевелится Японии тритон И думает: нырнуть ли в глубину Или вползти на материк во всю длину. «Под рухнувшей лавиной неба…» Под рухнувшей лавиной неба, Закопошилась жизнь опять. Не златоутренняя нега, А выживанье, без разбега: Чуть шевельнуться, чуть привстать, Проверить стынущие члены, Глазами слабо воздух взять. Домкратом пятиться – из плена. Червячной гибкости колена, Не удивляясь, открывать Себя, в задавленно-хрустящем, И, руку высунув, дышать Ладонью. Словно протоящер, Взломав века, взойти опять. Соберёшь свой молчок в кулачок, Развернёшь свои райские дни. Так редиски алеет пучок, Так же светятся лица родни. Триста лет напрягается дом, Бездну держит конёк на себе. Стая птиц мимо окон – встаём, Стая листьев – покорны судьбе. Мы колеблемся, будто стволы, В кровеносном граните живём. Мы бросаем себя на столы, Мы в сети пропадаем живьём. В заболоченных снах суета, Бормотание спаренных тел. Молодая столица с листа Запоёт, так, как я бы хотел! А пока в глубине и вдали Зреет гул, и турбины ревут. Замыкающий нерв оголи, И замкни, пусть нас молнии рвут. Небо треснет, как старый гранит, Сердце ёкнет, ракета взойдёт… А пока что нас мама бранит, И сестрёнка красиво поёт. |
