Глава

I

: Братья Суриковы

Дома пахнет праздником, мандаринами, шоколадными конфетами и хвоей. Ёлка, невероятно большая, звездой упирается прямо в потолок. Эдик, сидя на руках у самого настоящего Деда Мороза, задирает голову и не видит вершины. Ему мешают пушистые ветки. Зато Эдик видит множество ёлочных игрушек, искрящихся в свете гирлянды. Ёлка тоже настоящая, как и Дед Мороз.

От всполохов гирлянды в комнате меняется свет: с жёлтого на зелёный, с зелёного на красный, с красного на синий. Искрит и посох Дедушки Мороза, которым он стучит о пол.

– Ну, а теперь, – приятным раскатистым басом говорит Мороз. – Сыграем в игру.

В руках у Деда Мороза неведомым образом появляется снежный шар из ваты. Он отдаёт его Ване, старшему брату Эдика, который стоит по правую руку Деда Мороза, и приговаривает считалку, пока снежный шар ходит по рукам:

– Снежный ком мы все катаем. До пяти мы все считаем. Раз, два, три, четыре, пять…

На слове «Пять» шар оказывается у Эдика в руках, и Дед Мороз заканчивает:

– …Эдичке стихи читать.

Эдик в восторге. Задолго до Нового Года он начал учить стих, выучил его назубок, и теперь получит от Дедушки Мороза самый большой подарок. Дед Мороз волшебным образом узнал, что Эдик учил стих, поэтому он и дал ему такое задание.

Мальчик собрался с мыслями, глубоко вздохнул, посмотрел на улыбающиеся лица мамы и папы, сидевших напротив, и начал с выражением декламировать стихотворение:

– Вот моя деревня;

Вот мой дом родной;

Вот качусь я в санках

По горе крутой;

Вот свернулись санки,

И я на бок – хлоп!

Кубарем лечу я

Под гору, в сугроб.

Эдик не обращает внимание на ошибку, но видит, что мама не отводит от него глаз, внутренне поддерживая и болея за сына. Она даже приподняла подбородок и как будто хочет сказать: «Ну, давай! Ты же знаешь стишок!».

Он самую малость спотыкается перед следующим четверостишьем, но продолжает:

– И друзья-мальчишки,

Стоя надо мной,

Весело хохочут

Над моей бедой.

Всё лицо и руки

Залепил мне снег…

Мне в сугробе горе,

А ребята… смеются!

Теперь он замечает свою ошибку, но не может вспомнить, как там правильно. И дальше стихотворение не может вспомнить. Эдик чувствует, что его лицо начинает гореть от волнения, но Дедушка Мороз смеётся своим густым басом из под белоснежной бороды и говорит:

– Замечательное стихотворение. Сам выучил?

Эдик, сидя у Дедушки на руках, кивает. Он не может ничего сказать, потому что застрявшее в горле четверостишье не пропускает другие слова, но Дедушка Мороз этого не замечает. Он, наклонившись, засовывает руку в красный мешок, стоящий около его ноги, что-то там ищет и достаёт из мешка огромную коробку, на которой изображён….

…луноход.

Мальчик вспоминает про свой новый луноход и просыпается. Эдик в майке и трусах лежит на втором этаже двухъярусной кровати. Снизу посапывает старший брат.

Дед Мороз подарил ему накануне классный луноход, с которым Эдик играл, пока его глаза сами не начали закрываться. Новогодняя ночь, единственная в году, когда родители не заставляют ложиться спать вообще, но к двум часам ночи Эдик, всё-таки, уснул.

Он помнил, как папа помог ему, засыпающему, забраться на второй этаж кровати, и Эдик попросил, его подать ему новый луноход. Но папа сказал, что Эдик может столкнуть луноход, и тот упадёт и разобьется. И что Эдик уже большой, чтобы спать с игрушками. И папа поставил луноход… Поставил луноход… Куда же папа поставил луноход?

Эдик сел на кровати и оглянулся. В комнате было светло настолько, насколько позволяли плотные шторы проникать дневному свету. Он потёр глаза, потянулся и громко зевнул. Майка сбилась в сторону от того, что он крутился во сне, и Эдик привычным движением поправил её.

Папа, конечно, лукавил, когда говорил, что Эдик может столкнуть луноход с кровати, бортики были достаточно высокими, но мальчик был готов согласиться с отцом по поводу того, что с игрушками спят только малыши. Ваня, например, уже очень давно не спал с игрушками. Даже с мягкими. У Эдика же был любимый, набитый ватой, медведь, которого он всегда брал с собой в кровать, обнимал его, да так и спал с ним всю ночь. Но этой ночью медведь оказался забытым и остался сидеть в углу кровати в ногах у мальчика.

Эдик, держась за бортики, поставил одну ногу на перекладину лестницы, потом поставил вторую ногу, и спустился со своего второго яруса на пол. Ни для кого в семье не было секретом, что Эдик тоже хотел спать на нижнем ярусе, который занимал брат. Но Ваня, пользуясь старшинством, отстаивал своё право на койко-место, не терпящим возражения голосом. Даже если мама просила старшего сына уступить место брату хотя бы на одну ночь, Ваня говорил, что это его кровать и на ней будет спать только он.

Но сейчас Эдика меньше всего волновала кровать с её ярусами. Ему было интересно, куда же папа убрал луноход, потому что Эдик уснул до того, как это случилось. Все свои игрушки мальчик держал в большой картонной коробке, на боку которой было написано незнакомое ему словосочетание «Не кантовать» и которая в нескольких местах, по большей части сверху, была обмотана чёрной изолентой. Но в коробке лунохода не было.

Ванины же игрушки хранились либо в шкафу на верхних полках, до которых Эдик ещё достать не мог, либо внизу за закрытыми дверцами. Игрушки на верхних полках трогать было категорически запрещено, потому что там, в основном, были коллекционные модели, стоявшие в коробочках. Игрушки с нижней полки были доступны Эдику почти всегда, но нужно было получить специальное разрешение старшего брата.

Папа мог, конечно, убрать луноход на нижние полки шкафа, и, поскольку игрушка принадлежала Эдику безраздельно, разрешения у брата можно было и не спрашивать. Но он всё равно боялся навлечь на себя братский нагоняй, а потому, прежде чем открывать дверцы, повернулся к кровати. Шторка, закрывающая брата от внешнего мира, была задёрнута. Эдик прислушался.

Он услышал, как в соседней комнате храпит дед. Услышал далёкий шум ветра на улице. Услышал, как в коридоре пробежала Томка – их кошка. Услышал тиканье часов. Он взялся за ручку дверцы. Потянул. Ещё потянул. И ещё потянул. И… дверца предательски скрипнула. Эдик выдохнул. Он готов был почувствовать обрушившийся на него праведный гнев брата, вжал голову в плечи и ещё раз развернулся, но шторка по прежнему была задёрнута и никто за ней не шевелился.

Мальчик приободрился, заглянул за дверцу, но вожделенного лунохода не нашёл. Он также аккуратно прикрыл её, и на этот раз она не издала ни звука. Вторая дверца тоже могла скрипнуть, но миссию по спасению лунохода нужно было довести до конца. К счастью для мальчика, она не стала скрипеть, но, к несчастью для него, лунохода не оказалось и за ней.

Ситуация оказалась хуже, чем предполагал Эдик. Он расстроился, и даже страх от того, что брат мог услышать, как он лазил в его полки, отошёл на задний план. Не так уж много мест в комнате, куда можно было убрать игрушку. Стоял ещё комод с выдвижными ящиками, но ни в одном из ящиков лунохода не нашлось.

По всему выходило, что папа забрал луноход с собой, в их с мамой комнату, после того, как уложил Эдика спать. А это делало миссию не невозможной. Это делало миссию невыполнимой. Придётся ждать, пока родители проснуться, а до этого скучать по вновь приобретённому луноходу.

Вообще… Эдик снова взглянул на шторку, прятавшую брата. Папа мог поставить луноход и под кровать. Там они с братом игрушки не хранили, но папе то какая разница. Эдик, не вставая с пола, на четвереньках дополз до кровати, приподнял шторку, свисавшую до пола, и чуть не вскрикнул от радости: луноход стоял под кроватью. Папа, папа! Сами же с мамой ругаются, когда они с братом игрушки с пола не убирают.