Индиго стала мамой

Индиго стала мамой, но я долгое время не приезжала взглянуть на малыша. Не потому что мне было плевать на ее ребенка, просто мне в принципе плевать на детей. К тому же я знала, как это будет. Мне знаком этот сценарий. Как только я увижу ребенка, я смогу утверждать, что уже видела его. Нужно увидеть ребенка, пока он маленький, чтобы однажды, когда встретишь его взрослым или хотя бы чуть старше, можно было сказать: «Я помню тебя, когда ты был еще вот таким маленьким».

Это все — подготовка к предстоящим встречам на праздничной вечеринке, или в кафе, или, что более вероятно, на углу улицы: две взрослые женщины с энтузиазмом кивают друг другу, обсуждая размеры ребенка, который со скучающим видом дергает маму за руку. Когда-то ты был маленьким. Теперь ты большой.

— Почему ты до сих пор не приехала посмотреть на малыша? — Индиго оставила голосовое сообщение. Она говорила без принуждения, но настойчиво. Даже упрашивая. На самом деле она не ждала ответа на свой вопрос. — Я буду дома весь день, да я и не выхожу никуда. Только я и ребенок. Так что просто приходи. Мы будем ждать.

После того как я увижу ребенка, Индиго будет занята своими делами еще долгое время. Скажем, лет пять. Потом у нее снова появится время увидеться. После она будет отчаянно жаждать встречи со мной. «Как быстро пролетели годы! Чем же я занималась? Ах да, заботилась о ребенке». Но к тому моменту я стану уже другой версией себя (или, того хуже, и вовсе не изменюсь), а она станет другой версией себя, и мы будем смотреть друг на друга иначе. У тебя есть ребенок, а у меня нет, и вот мы здесь. А помнишь, когда?.. Да! Да, конечно.

Я отправила ей сообщение: «Приеду в субботу», чтобы не отвечать прямо на вопрос, риторический статус которого был неясен. Я отменила обед с мамой и перенесла утренний сеанс с психотерапевтом на час раньше.

Я знала, что в ту минуту, когда я приеду, чтобы взглянуть на ребенка, нашей дружбе с Индиго наступит конец. Мне нравилось дружить с ней. Она была моей самой красивой подругой, как внешне, так и внутренне. Она всегда отличалась здоровьем. Индиго бросила работать на американские корпорации, чтобы стать инструктором по йоге, и перестала есть продукты из говядины. Это выдавали ее белоснежные зубы и блестящие густые волосы, ее кожа шикарного карамельного цвета. Чем бы я ни заболела, она могла предложить мне растительное лекарство. Или специальную растяжку. Мы с Индиго делали мостик в ее гостиной. К моему лицу приливала кровь, и я думала: «Я всегда мечтала о таком друге. Я буду скучать по этим упражнениям, Индиго. Они и правда помогают мне справляться со стрессом».

Я отправилась в детский магазин, весь розовый, веселый, радостный, и купила малышу книгу под названием «Щедрое дерево»: ужасную историю об эгоистичном ребенке, высасывавшем все соки из безотказного дерева. (От этих деревьев никакого толку, думала я всегда.) Но эту книгу часто покупают детям, наверняка у Индиго уже имелось как минимум пять экземпляров. Я вечно опаздываю, никогда не бываю первой ни в чем. Еще я купила игрушечного кролика, чьи висячие уши мягко колыхались на волнах пастельной бумаги внутри подарочного пакета. Я знала, что игрушечных кроликов у них тоже полно. Никак не получалось предложить этому ребенку что-то оригинальное. Тем не менее я была обязана сделать подношение, девственницу — богам, мягкую игрушку — новорожденному младенцу. Если я возложу этот дар на алтарь, пообещаете ли вы мне, что у меня никогда не будет детей?

В кабинете у психотерапевта я вела себя враждебно, двигалась неловко. Я села в черное кожаное кресло, согнувшись, опустив голову и плечи. Я могла устроиться на диване, но пыталась устоять перед соблазном свернуться в позе эмбриона и умереть. А именно это и шептал мне диван: «Сядь на меня и умри».

За последние шесть месяцев я всего лишь в четвертый раз явилась к психотерапевту. Она оставляла мне голосовые сообщения, предлагая назначить встречу.

— Почему ты не приходила? — спросила она.

Оказавшись здесь, я не могла смотреть ей в глаза. «Разве недостаточно того, что я сижу в твоем кабинете? — хотелось мне поинтересоваться у нее. — Разве я не получаю баллы уже за это? А теперь тебе нужно, чтобы я еще и разговаривала?»

Должна признать, во время ее сеансов я изливала душу и морально очищалась. А затем уверяла себя, что мне больше никогда не понадобятся встречи с ней. Но вскоре мой колодец наполнялся; казалось, она знала, когда именно вода достигала краев, и звонила именно в этот момент. Хотя я не брала трубку. Я позволяла ей говорить с воздухом. Заставляла ее волноваться. Не знаю почему, но я злилась на нее. Она просто делала свою работу. Но разве мне не должно становиться легче? Я хожу к ней уже семь лет.

Она спросила меня, как дела. Работа — терпимо; брат — ужасно; в последнее время мы сблизились с мамой, и это приятно, но вся семья подавлена из-за болезни ребенка. Мы говорили о моей личной жизни. Она всегда пыталась понять, что же мне нужно от мужчины, от отношений. И вот спросила меня в лоб:

— Чего ты хочешь? Пока ты не поймешь, чего хочешь, никого не найдешь.

Она выражалась жестко из любви ко мне. Я подумала: «Ты ничего не знаешь о жесткости, дамочка». А потом сказала себе: «Ты ничего не знаешь о любви».

Я не ответила ей прямо. Вместо этого я прошлась по каждому мужчине в своей жизни. С одним я познакомилась несколько лет назад: художник, страдающий, сложный, милый, сломанный. Я не относилась к нему всерьез как к потенциальному объекту любви, но иногда мы встречались, чтобы выпить. Другой — бывший сосед, с которым я переписывалась, он иногда приходил, и мы пили вино у меня на крыше. Он не хотел со мной встречаться, потому что я белая, а он черный и принципиально не встречается с белыми девушками, хотя, по-моему, мы все равно встречались. Еще один — недавно разведенный отец, живущий в десяти кварталах от меня. Мы познакомились на барбекю и несколько раз занимались сексом, он вколачивался в меня так, как будто собирался получить золотую медаль за траханье. Я уходила от него, пошатываясь и не чувствуя своего тела, но каждый раз, когда он звонил, я возвращалась.

— Если сложить их всех, то получится один бойфренд, — подытожила я.

— Нет, не получился, — помотала она головой.

— Ну, тогда половина бойфренда, — уговаривала я.

Она промолчала. У нее на коленях лежал блокнот. Она ничего не записала в него. В конце концов я заплакала.

— Я не пойму, почему ты просто не оставишь меня в покое, — пробормотала я и подумала: «Нужно было сесть на диван. Он выглядит отлично».

Психотерапевт спросила, хочу ли я назначить еще одну встречу, и я ответила, что позвоню ей, когда буду точно знать свое расписание. Я лгала, и мы обе это знали. Прежде чем уйти из ее офиса, я зашла в ванную комнату, чтобы закапать «Визин» в глаза. Я не вынесу, если Индиго поймет, что я плакала, направляясь на встречу с ее ребенком. Я должна выглядеть счастливой, когда увижу его. Ребенок непорочен и прекрасен, ему не нужно знать об отсутствии цели в жизни, семейном кризисе или неправильном выборе сексуальных партнеров.

Индиго жила в Трайбеке^[11], на последнем этаже небольшого старого и красивого здания, в лофте с романтичными мелкими архитектурными деталями, с двумя огромными колоннами в гостиной. Когда я вошла, она облокотилась на диван, закутанная в белую струящуюся ткань. Было непонятно, что на ней: платье, рубашка с брюками или что-то другое. Где заканчивался один элемент одежды и начинался другой? Старомодный фанат метал-рока курит в сторонке. Ткань, окружавшая ее, трепетала от дуновений ветерка. В центре этой картины находился запеленатый новорожденный мальчик. Он был не такой темнокожий, как его мать, но все-таки смугловатый, с белокурыми волосами.

— Боже мой, он прекрасен! — искренне восхитилась я. — Маленький кусочек рая.

Индиго рассеянно улыбнулась.

— Извини, я только закончила свою утреннюю медитацию, — сказала она. — А еще моя мама недавно уехала в Тринидад, и я пытаюсь вспомнить, кем я была до того, как она захватила мою квартиру. Она ненавидит Нью-Йорк, по-настоящему ненавидит, поэтому отказалась выходить из дому. Единственное, чего она хотела, — быть с ребенком. Я умоляла ее выйти на прогулку, но она возражала: куда я пойду? Говорю: я не знаю, мам, что бы ты хотела увидеть в Нью-Йорке? На что бы ты хотела посмотреть в этом огромном красивом мире?