- Простите, добрая госпожа, - пролепетала сзади Риата. - А как же я?
- Тебе лучше остаться с ними, - подумав, решила путешественница. - Доберёшься с урбой до первого города и жди меня там на любом постоялом дворе. Если через пять дней я не приду, начинай жить сама. Денег на первое время я тебе дам.
- Не бросайте меня! - взмолилась невольница. - Где я ещё найду такую добрую госпожу?
- В лесу ты будешь мне только мешать, - решительно возразила хозяйка.
- Неужели я ничего не могу для вас сделать? - в голосе Риаты звучали подступавшие слёзы.
Ника хотела отмахнуться, но в душе вдруг что-то ворохнулось, от чего сразу навалилось тоскливое одиночество.
- Если я не вернусь... Найди в Цилкаге гостиницу Кеда Дирка, что в двух асангах по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Пусть Кед напишет обо всём Румсу Фарку и передаст, что я его любила...
"Может, хотя бы он будет обо мне вспоминать? - закончила про себя Ника. - Хотя бы изредка".
- Клянусь Карелгом, я сделаю это, госпожа! - пылко вскричала женщина.
А хозяйка, пряча слёзы, принялась копаться в корзине. После стремительной ревизии она отобрала шкатулки с письмами Наставника и Румса Фарка, смену белья, тяжёлый кинжал - подарок кузнеца Байдуча, завёрнутый в кожу кусок нержавейки, доставшейся в наследство от инвалидного кресла, и меховой плащ. Перед тем как скрыться в лесу, путешественница переоделась в костюм аратачей, а платье и сандалии взяла с собой.
Получилась не такая уж и маленькая куча. Вот только в чём все это нести? Корзина с ремнями для плеч всё же слишком велика. С такой в лесу не побегаешь. Взять другую? Но как её таскать, если руки будут заняты оружием? Рюкзак бы какой-нибудь? Да где его взять? Сделать! Как всегда, в такие минуты мозг работал на удивление чётко.
Девушка позвала в фургон рабыню. Покопавшись в тряпках, они принялись торопливо шить небольшой мешок с одной единственной, длинной лямкой, пришитой к нижним углам. Потом ей затягивают горловину и надевают на плечи. Называется такой дизайнерский изыск, кажется, "сидор", а прочитала о нём путешественница в какой-то книге.
Тем временем артисты, усевшись кружком у своего фургона, о чём-то тихо, но ожесточённо переговаривались, то и дело поглядывая в сторону повозки попутчицы. Орудуя иглой, та подумала, что если урба сейчас соберётся и уедет, она сильно не обидится. Лишь бы людокрадам её не выдали.
Ника как раз пришивала второй конец лямки, когда на дорожке показались Крайон Герс и Корин Палл. Увидев, что те идут вдвоём и явно не торопятся, девушка слегка успокоилась.
По словам артистов-наблюдателей, подозрительные всадники проехали обратно в сторону военного лагеря. Путешественница не стала сдерживать глубокий вздох облегчения. Всё же бегать и прятаться в осеннем лесу - занятие не из приятных. У членов урбы тоже явно отлегло от сердца. Мужчины заулыбались, женщины загомонили. От избытка переполнявших его чувств Гу Менсин воздел руки к небу.
- Хвала тебе, лучезарный бессмертный Нолип, за то, что отвёл беду от почитателей твоих!
И добавил, бодренько потирая руки:
- Теперь можно развести костёр и поесть чего-нибудь горячего.
Уже поздно вечером на запряжённой осликом тележке прикатил местный крестьянин, ужасно шепелявя, выразивший от лица односельчан недовольство появлением чужаков возле их святилища.
Старший урбы тут же навешал ему лапши на уши, уверяя, что утром они уедут, а к нимфе Ксиопе они относятся со всем надлежащим уважением: не шумят, не рубят деревья возле капища и даже сделали приношение в виде чёрствой медовой лепёшки. Абориген слегка успокоился, но тем не менее строго на строго велел тут не задерживаться.
Выпроводив незваного гостья, артисты долго смеялись, передразнивая его и придумывая разные прозвища. А вот Нике было как-то невесело. Девушка сильно опасалась, что через этого поселянина люди Серении узнают, где они ночевали, что даст преследователям направление для дальнейших поисков.
На всякий случай путешественница легла спасть в кожаном костюме, чтобы сбежать в лес при первой же опасности. К счастью, все страхи оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Только под утро начался мелкий, холодный дождь.
Вода натекла под повозки, разбудив мирно спавших артистов и Риату. Им пришлось перебраться в фургоны. Само-собой, после этого уже никто не спал. Так что, едва капли с неба начали падать не так густо, караван в серых предутренних сумерках покинул поляну со святилищем нимфы Ксиопы.
Путешествие в ненастье не доставляло никакого удовольствия. Плотные облака закрывали солнце, из-за чего приходилось полагаться только на собственное ощущение времени. Видимо, из-за дождя дорога оставалась почти пустынной. Проходили час за часом, а артисты и не думали останавливаться на отдых, понадеявшись на выносливость мулов, которых ещё вчера вечером подкормили овсом. Кое-что из которого перепало и ослику.
Три раза тяжёлый фургон урбы застревал в раскисшей дороге. Тогда мужчины дружно выталкивали его, упираясь ногами в холодную грязь.
Ближе к вечеру они вновь куда-то свернули и уже в темноте прикатили в Шуран, где отыскался грязноватый постоялый двор с такой же баней. Несмотря на то, что кое-кто из артистов явно простудился, то и дело шмыгая носом и чихая, задерживаться они не стали и здесь. Не смогло удержать урбу даже внезапно наступившее похолодание.
Выйдя из комнаты, Ника заметила пар от дыхания, а голые ноги тут же озябли. Забравшись в повозку, она натянула шерстяные носки, заставив рабыню переобуться в мокасины, по собственному опыту зная, что в них гораздо теплее, чем в сандалиях.
Актёры угрюмо кутались в плащи и одеяла, обмотав ноги какими-то тряпками. Даже днём, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе, члены урбы на стоянке не разбрелись, как обычно, а сгрудились вокруг костра, жадно ловя исходящее от него тепло.
В остальном они вели себя как обычно. А вот Ника по-прежнему ежеминутно ожидала появление посланцев Серении, что не укрылось от взглядов окружающих.
Выяснив причину её беспокойства, Гу Менсин поспешил успокоить попутчицу, стирая с кончика носа прозрачную каплю:
- Боги не допустят этого, госпожа Юлиса. Не зря же небожители уже два раза спасали вас от жадных лап людокрадов.
Утешение показалось девушке довольно слабым, и она не переставала оглядываться, напряжённо следя за каждым появившимся всадником. А когда замечала догонявших верховых, ныряла в фургон, где тут же хватала заранее припасённый дротик, не собираясь задёшево продавать свою жизнь.
Эмар оказался первым имперским городом на пути Ники, который окружала высокая каменная стена. Несмотря на то, что путешественница изрядно вымоталась от постоянного ожидания погони, она всё же обратила внимание на странный барельеф над воротами. Судя по налепленным в углах облакам, жёлтым звёздам на чёрном фоне, а главное - бодренько торчавшим из причёски рожкам положенного горизонтально месяца, там изображалась богиня Луны Рибила. Вот только неизвестный художник почему-то одел её в слишком короткий хитон, обнажавший стройные ноги, и сунул в руки натянутый лук.
Со слов Наставника девушка знала, что несмотря на некоторую свободу творчества, в цивилизованных странах давно сложились правила изображения небожителей. Видимо, оружие в руках мирной, хотя и не всегда доброй Рибилы, не только помогавшей путникам по ночам, но и считавшейся одной из покровительниц женского колдовства, всё же не посчитали святотатством, иначе барельеф не оставили бы на таком видном месте. Однако смотрелся он довольно странно.
Путешественница специально разжигала любопытство, чтобы немного отвлечься от преследовавших её мрачных мыслей.
Заинтересовавшись, Ника даже спросила о барельефе хозяина постоялого двора, где остановилась на ночлег. Сухощавый, лысоватый мужчина, проводивший постоялицу в комнату, размером меньше железнодорожного купе, поведал, что когда-то в Эмаре, действительно, особо почитали именно Анаид, а в храме хранился наконечник стрелы, подаренный предкам горожан богиней охоты. Но лет восемььдесят назад в "эпоху горя и слёз" одна из многочисленных шаек, бродивших по охваченной гражданской войной стране, захватила город и ограбила его жителей, за одно прихватив и реликвию.
