-Где гарантия? – усмехнулась она.
- Гарантия? – Я задумался. – Мое слово. И факт того, что если я захочу, я сделаю любую из вас даже без всяких сверхъестественных знаний.
- Не поняла? – вскинулась она. Я улыбнулся, задумав каверзу, горя желанием тут же её опробовать.
- Я говорю, я и так, вот здесь, прямо сейчас, могу творить с вами, что хочу. Без всяких уроков Катарины. И никуда вы не денетесь.
Повисло удивленное молчание. Такой наглости они не ожидали.
- Я могу заставить вас плакать, - продолжил я. – Могу заставить смеяться. И вы будете моими с потрохами. И не делаю это только потому, что уже сказал – считаю вас равными, не хочу вбивать между нами клинья.
Она натужно рассмеялась:
- Смелое заявление, Хуанито! А не боишься?
- Чего?
- Что попросим продемонстрировать? Как будешь заставлять нас плакать?
В душе я возликовал – сработало! Червячок сомнений грыз, но я склонялся к мысли, что моя задумка все-таки сработает. Они – девочки из приюта, оторванные от жизни. IQ их немаленький – откровенно тупых тут отсеивают. И подготовку они проходят специфическую, с упором на быстроту и ловкость, а не обширные знания. Потому шансы у меня имелись.
- А хочешь? – вцепился я в неё взглядом. – Хотите? – поправился и обвел глазами её товарок.
Все в недоумении молчали. Не ждали такого поворота. Я же был непоколебим. И это единственно выигрышная тактика. Пока я атакую, я не обороняюсь, а иначе решить проблему просто не получится. Любая защита с моей стороны в их представлении акт слабости. Только нападать! Пусть даже так, как я задумал – нападения бывают разные, главное результат.
- Давай, чего уж там! – озвучила общую мысль девочка, стоящая за моей спиной справа. Я обернулся к «морпехам» – они смотрели во все глаза, боясь что-то пропустить. И не возражали. Итак, публика в сборе.
Встал, вперевалку прошелся по библиотеке, собираясь с мыслями. Бил легкий мандраж, но он не имел со страхом ничего общего. Это было нечто вроде активации внутренних резервов, я готовился к битве, и организм так на это реагировал.
- Итак, я должен сделать так, чтобы вы плакали, используя только то, с чем пришел сюда, - начал я, формулируя задачу – на всякий случай. Потом они могут о ней не вспомнить. – Не употребляя ничего из арсенала воздействия на слабый пол, что здесь изучаю. – Я вновь выдержал паузу. Заинтригованы были все. – Итак, Джон Уэлш, «Монолог тряпичной куклы». Испанская классическая литература, рубеж XX-XXI веков, программа средней школы имени генерала Хуареса.
И я начал.
- <i>«Если бы на одно мгновение Бог забыл, что я всего лишь тряпичная марионетка, и подарил бы мне кусочек жизни, я бы тогда, наверное, не говорил все, что думаю, но точно бы думал, что говорю. Я бы ценил вещи не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат.
Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. Я бы шел, пока все остальные стоят, не спал, пока другие спят. Я бы слушал, когда другие говорят, и как бы я наслаждался чудесным вкусом шоколадного мороженого!..» </i>
Это была одна из редких вещей, которые мне нравились на ненавидимой «испанке». Написанная во время, когда испано- и португалоязычная литература были всего лишь одной из скромных составляющих мировой, причем не на первых ролях, и не были пронизаны духом последующего имперского высокомерия. Вещь душевная, и каждый, читая её в первый раз, «загружается», экстраполируя написанное на себя и свою жизнь. А девчонки… Разумеется, они проходили «испанку» поверхностно, далеко от курса моей частной школы, и не могли даже приблизительно знать о подобных вещах. Сомневаюсь, что они знают, кто такой Кастаньеда или Коэльо, не говоря уже о более незначительных авторах. И теперь я читал им по памяти тот «грузовой» отрывок, используя весь дар выражения, отпущенный мне природой, пытаясь голосом и интонацией донести то, над чем они вряд ли когда задумывались и что вряд ли будет их интересовать ближайшие пару десятков лет. Но они были обречены, ибо они – женщины.
- <i>«Всегда говори то, что чувствуешь, и делай, то, что думаешь. Если бы я знал, что сегодня в последний раз вижу тебя спящей, я бы крепко обнял тебя и молился Богу, чтобы он сделал меня твоим ангелом-хранителем. Если бы я знал, что сегодня вижу в последний раз, как ты выходишь из дверей, я бы обнял, поцеловал тебя и позвал снова, чтобы дать тебе больше. Если бы я знал, что слышу твой голос в последний раз, я бы записал на пленку все, что ты скажешь, чтобы слушать это ещё и ещё, бесконечно. Если бы я знал, что это последние минуты, когда я вижу тебя, я бы сказал: «Я люблю тебя», и не предполагал, глупец, что ты это и так знаешь. Всегда есть завтра, и жизнь предоставляет нам ещё одну возможность, чтобы всё исправить, но если я ошибаюсь, и сегодня это все, что нам осталось, я бы хотел сказать тебе, как сильно я тебя люблю, и что никогда тебя не забуду.» </i>
Да-да, вот так. И я был бы удивлен, если бы у кого-то из них после этих слов не выступили слезы. И они начали выступать, сначала неохотно, потом всё больше и больше, у одной, второй, третьей… Я же снова почувствовал дрожь: мои руки подрагивали, а кончики пальцев, прислони я их к столешнице, отбивали бы чечетку. Но я чувствовал подъем – он шел изнутри меня, рвался наружу. Я не мог хранить это в себе, и говорил, говорил... И я <i>давал</i>, если вспомнить озвученную ранеё Камилле теорию. Это была победа, но надо было не просто победить, а уничтожить их, вогнать в землю – только тогда мне поверят и перестанут относиться, как к врагу. Я продолжал:
- <i>«Сегодня, может быть, последний раз, когда ты видишь тех, кого любишь. Поэтому не жди чего-то, сделай это сегодня, так как если завтра не придет никогда, ты будешь сожалеть о том дне, когда у тебя не нашлось времени для одной улыбки, одного объятия, одного поцелуя, и когда ты был слишком занят, чтобы выполнить последнеё желание. Поддерживай близких тебе людей, шепчи им на ухо, как они тебе нужны, люби их и обращайся с ними бережно, найди время для того, чтобы сказать: «мне жаль», «прости меня», «пожалуйста» и «спасибо» и все те слова любви, которые ты знаешь. Никто не запомнит тебя за твои мысли. Проси мудрости и силы, чтобы говорить о том, что чувствуешь. Покажи твоим друзьям, как они важны для тебя. Если ты не скажешь этого сегодня, завтра будет таким же, как вчера. И если ты этого не сделаешь никогда, ничто не будет иметь значения…» </i>
Мощно. Эмоционально. И в точку. Они рискуют жизнью: некоторые охраняют главу государства, что само по себе опасно, некоторых кидают на выполнение различных спецопераций. И каждая из них уже прошла бессмысленный кровавый Полигон, цель которого до безобразия банальна – обагрить руки кровью, переступить через смерть. Никто из них не может с уверенностью сказать, что «завтра» точно придет, все ходят под богом. И кому, как не им, понять этот отрывок и сделать выводы?
Этот текст пришел в голову случайно, только что. И я рискнул, огорошив их, сыграв на эмоциях. И судя по установившейся в библиотеке звенящей тишине, не прогадал.
- Прости, Марта, - нарушил я паузу, выждав, примерно с минуту. её девочки зашевелились, как и «морпехи», посмотревшие на меня пустыми непонимающими глазами. – Я не считаю вас низшими существами. И обязуюсь никогда не применять против вас того, что может причинить вам вред или унизить.
Затем неспешно сгреб со стола капсулы и вышел, оставив их «довариваться в собственном соку». Рисков было два: первый – что они «не догонят», не поймут. В моей последней школе, например, с некоторыми такой фокус бы не прошел. Такими, как Долорес и её бандой. Но к счастью, служа вербовки хлеб ест не зря, и все присутствующие оказались оделены природой в достаточной степени. И второй – что не вытяну я. Надо было не просто рассказать им байку из древности, но прочитать так, будто это <i>я</i> та самая тряпичная кукла. Но я смог, пускай мне на самом деле пришлось ею стать, прогнав весь текст через себя, через свою душу. Внутри меня колотило, я ощущал пустоту постэффекта… Но оно того стоило!
