Колчак к тому времени был остановлен, но белогвардейцы собирали силы для того, чтобы перейти в решительное наступление. В 1919 году, в июне, я прибыл со своей маршевой ротой на Восточный фронт. Там меня сразу назначили в артиллерию, в запасную батарею 3-й армии. Эта запасная батарея по теперешним понятиям была больше, чем полк. В ней числилось около 2 тыс. солдат и командиров, имелась большая партийная организация, около 200 коммунистов. Вскоре меня выбрали секретарем. Я почувствовал, что здесь меня могут опять задержать, поэтому, отправившись в политотдел с докладом о состоянии партийной организации и о задачах коммунистов батареи, решил снова проситься на фронт. Мне были предложены сразу три назначения: комиссаром артиллерийского полка, комиссаром пехотного полка и комиссаром бронепоезда. Причем было сказано, что политотдел предпочел бы, чтобы я пошел комиссаром бронепоезда, потому что бронепоезда в условиях Гражданской войны являлись большой ударной и маневренной силой. Их роль была особенно велика в наступлении.
Я был назначен комиссаром бронепоезда, который сформировался из уральских рабочих и матросов-балтийцев – народ по-революционному боевой, но по части дисциплины не особенно сплоченный. Так что предстояло поработать по-настоящему, сделать бронепоезд действительно боевой ударной силой.
С этим бронепоездом я прошел путь от Перми до Читы, всю Сибирь и Дальний Восток. Бронепоезд был на хорошем счету.
Мне удалось сплотить очень хорошую партийную организацию. Наступление тогда велось главным образом вдоль железной дороги, бронепоезд часто был центром боевого порядка наступающих войск. Он двигался по железной дороге, а справа и слева от него шли цепи «Красных орлов» и другие полки 29-й, 27-й пехотных дивизий…
Бронепоезд, ведя огонь из орудий и пулеметов, врывался на станцию, прокладывал путь огнем, а пехотные цепи, охватывающие его справа и слева, овладевали этой станцией и близлежащими населенными пунктами. Боевое взаимодействие бронепоезда и пехоты во времена Гражданской войны не раз приводило к успеху. Так мы взяли Ишим. Однако атаковать Омск не смогли, потому что река Иртыш была для бронепоезда серьезной преградой. Все же подступы к Иртышу мы атаковали совместно с пехотой, а потом взяли да и дерзнули – по льду проложили рельсы и так переправили бронепоезд через Иртыш.
На подступах к Чите пришлось вести бои не только с белогвардейцами атамана Семенова, но и с японскими самураями. И сейчас вижу то поле боя под Гонготой: цепи белогвардейцев и японских солдат, атакующих нас при поддержке двух своих бронепоездов, атаку нашей кавалерии под командованием Н.А. Каландаришвили. Бывший ссыльный революционер Нестор Каландаришвили был одним из руководителей партизан Восточной Сибири, создал кавалерийский отряд, который сыграл важную роль в борьбе с Колчаком. В частности, вместе с другими отрядами он преградил путь Колчаку к Иркутску. Потом отряд Каландаришвили был переброшен в Забайкалье на разгром атамана Семенова. Вот он-то как раз и участвовал в атаке на станцию Гонгота.
Когда кавалеристы при поддержке нашего бронепоезда начали крепко нажимать на белогвардейцев, на выручку им подоспели японцы. Нужно было принимать ответственное решение – бить японцев или нет (а приказано было в бой с ними не ввязываться). Однако обстановка требовала вступить в бой с японцами, так как они перешли в наступление при поддержке двух бронепоездов. Мы японцам продвинуться не дали, отбросили их. И Гонгота была взята.
С бронепоезда меня перевели комиссаром стрелковой бригады Второй Верхнеудинской дивизии, потом комиссаром этой дивизии, затем я продолжал борьбу с семеновцами, белогвардейцами и японцами в должности комиссара штаба Народно-Революционной армии ДВР, которой командовал Василий Константинович Блюхер. Я работал совместно с ним почти год и закончил Гражданскую войну на Дальнем Востоке комиссаром 17-го Приморского корпуса. (К этому времени уже был освобожден полностью Дальний Восток и взят город Владивосток.)
Опыт комиссарской работы, полученный в годы Гражданской войны, был, несомненно, полезен и необходим, но, чтобы быть полноценным командиром, требовалось еще очень многое. Прежде всего предстояло овладеть тактикой и оперативным искусством, искусством вождения войск, профессиональными навыками командования. Переход с комиссарской на командную работу – явление в нашей армии в 1923 году закономерное. Надо было создавать свои надежные военные кадры, которым можно доверить любое боевое задание. Окрепли и армейские партийные организации. В армии стало возможным и необходимым единоначалие, и часть комиссаров была переведена на командную работу. Михаил Васильевич Фрунзе выдвинул идею и провел решение Центрального комитета партии о введении в Красной армии единоначалия. Я в это время был начальником политотдела и комиссаром 17-й стрелковой Нижегородской дивизии в Нижнем Новгороде. На одном из совещаний в 1924 году в штабе Московского военного округа я выступил по вопросам дисциплины, организации и о порядке перехода в армии к нормальной боевой и политической подготовке. Это выступление очень понравилось К.Е. Ворошилову, он тогда командовал войсками Московского военного округа. «Ты, – сказал он, – оказывается, комиссар со строевой жилкой. Как ты думаешь, если нам перевести тебя на командную работу? Предварительно пошлем на курсы высшего командного состава при военной академии». – «Я не возражаю», – ответил я.
В 1925 году я был уже на Курсах усовершенствования высшего начальствующего состава (КУВНАС) при Военной академии имени М.В. Фрунзе, готовивших командиров советской армии.
На эти курсы прибыло немало боевых комиссаров – участников Гражданской войны, в том числе П.С. Рыбалко, будущий танковый командарм, Логинов, который во время Отечественной войны был у меня заместителем по тылу на Северо-Западном фронте, и ряд других товарищей.
Еще на Дальнем Востоке в штабе армии и корпуса я учился у бывшего полковника Генерального штаба русской армии Андриана Андриановича Школина. Это был замечательный человек, он, офицер царской армии, еще до революции был большевиком. Сидел в царской тюрьме, в Александровском централе, и только революция освободила его. В последующем он партизанил на Дальнем Востоке, когда командовал там В.К. Блюхер. Начальником его штаба был Токаревский, старый генштабист, – на ВАКе он оказался преподавателем группы артиллерии. Партия привлекла к обучению красных командиров не только близких нам бывших офицеров, которые уже служили в Красной армии, но и тех, кто принял Октябрьскую революцию не сразу. В академии лекции по тактике отлично читал профессор А.И. Верховский, бывший военный министр в правительстве Керенского; интересны и полезны были лекции по стратегии профессора А.А. Свечина – он был начальником информационного отдела ставки Николая II, генштабистом. Я учился в группе профессора Александра Георгиевича Лигнау – большого знатока пехоты.
Учился я отлично. Взял все, что один год мог мне дать.
Но самым решающим звеном в становлении командира является полк, и после окончания ВАКа я попросил назначить меня командиром полка.
Полк учит, полк воспитывает, полк по-настоящему готовит кадры. Комполка – организатор боя, он обязан правильно использовать артиллерию, полностью и до отказа дать огонь, а не штык, использовать танки, использовать поддержку саперов и даже авиацию, запросив решения высших инстанций. Он хозяин на поле боя, в организации боя. Вот кто такой командир полка, вот почему я с большим желанием пошел на эту должность. Командовал полком пять лет. Многие говорили, что «засиделся», предлагали всякого рода должности, намекали, иногда даже иронизировали… Я решительно от всего отказывался. Я учил полк и учился у полка. Проводил занятия сам, очень сложные, продолжающиеся непрерывно, днем и ночью, с выходом в поле, с отрывом от базы, учил полк маршам и походам, боевой стрельбе и тактике, взаимодействию, и сам одновременно учился. А когда мне не хватало технических навыков, например, по такому виду, как использование огня станкового пулемета «Максим» (а тогда у нас основным был пулемет «Максим»), я делал так: начальника боевого питания полка, бывшего офицера царской армии и опытного оружейника, знавшего отлично стрелковое оружие и станковый пулемет, приглашал в свою палатку, и мы в неслужебное время дополнительно занимались пулеметом. Проходили инспекторские стрельбы или учения, и я первым на правом фланге стрелял из пулемета и выполнял задачу на «отлично», подавая пример подчиненным.
