Врач хмыкнул, вызывая мысль о припрятанном козыре, и как выяснилось, не зря. Вещая часть организма — зачесавшаяся задница — почувствовала грядущие неприятности.
Бумаги у него забрал седой «безопасник», просмотрел небрежно, почти без интереса, а потом задал вопрос:
— А почему нигде не упоминается, что вы состоите в гражданском браке с Андрианом Цвейгом? Руфус, вы в курсе, что ваш предполагаемый опекун проживает не по адресу указанному в документах, а в другой квартире, с постоянным сожителем? Вот вчерашний ответ на мой запрос, взгляните… вам будет полезно знать всю информацию, не только ту, которую считает нужным сообщать ваш… друг.
Гадюка покосился на окаменевшего Брэйта и потянулся к паре листков, сколотых скрепкой.
— Не хочу обвинять вас в мошенничестве или корыстных намерениях… — «безопасник» смотрел на Гепарда в упор, не мигая, как змея. — Но, согласитесь, ситуация странная. Вы рветесь взять на себя обязательства, от которых иногда уклоняются близкие наших пациентов. И я…
— Это правда? — негромко поинтересовался Руфус, отрываясь от листков.
— Я не знаю, что там написано, — слова едва выговаривались под пристальными взглядами. — Если там о нас с Андрианом… Да, было. Я вчера хотел тебе сказать, но… как-то не получилось. Вещи я от него забрал. Мы разошлись. Разговор состоялся вчера вечером, почти ночью. В моей квартире мы не жили, не думай, я не собирался привозить тебя туда, где…
— Надо было сказать, — поморщился Гадюка. — Сюрприз не из приятных.
— Ты со мной не поедешь? — наплевав на врачей, на «безопасника» и на отсутствие официального вердикта, прямо спросил Брэйт.
— Я должен подумать.
О, это заявление врачам понравилось! Они захлопотали вокруг Руфуса — «сок-чай-полежать», а «безопасник» попытался выставить Гепарда на стоянку, к машине. Хвала богам, рыжий смилостивился и велел не выгонять — мол, в любом случае им надо переговорить, пусть под рукой будет. В результате Брэйта отвели в одну из беседок, снабдили стаканом минеральной воды и даже пепельницей, и пообещали позвать, когда Гадюка захочет его увидеть.
Высидев полчаса, он перемахнул через перила, скользнул в кусты и отправился на поиски рыжего. То, что санаторские здания вписывались в лесной массив, играло ему на руку — лишние встречи с персоналом были не нужны. Внутренний компас повел его к фонтану, и надежда оправдалась: Гадюка сидел на той же самой лавочке, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Гепард подошел так, чтобы сразу попасться на глаза, и громко откашлялся. Руфус взглянул в его сторону — рассеянно и без интереса.
«Не заорал «пошел вон», и хорошо…».
— Позволь мне объяснить? Можно?
Рыжий спустил ноги с лавочки и пожал плечами. Брэйт приблизился практически вплотную, сел на песок и прижался щекой к Гадючьему бедру. Разрешение объясниться он вроде бы получил. А что говорить — придумать не мог. Как опишешь дикую тоску одиноких вечеров, желание напиться вдрызг, потому что, похоже, тебя променяли — с каждой выпитой рюмкой все уверенней кажется, что променяли — на другого, более привычного и, наверное, более достойного? Как докажешь, что кто-то рядом — неважно, Андриан, Стефан или Михаэль — возней под боком и разговорами отгонял призраков несбывшегося? Как, если не хватает слов?
— Побоялся, что ты не захочешь ко мне переезжать, если узнаешь. Не думал, что они пронюхают… Я с ним разошелся, правда! Даже без особого скандала. Мы как съехались без страстей, так и разбежались. Я собирался тебе в удобный момент рассказать, уже по итогам. Ну сам подумай, не шлюх же мне было каждый вечер вызывать? Так никакой зарплаты не хватит…
Рука легла на затылок, взъерошила волосы, и Гадюка проговорил:
— Не оправдывайся. Это жизнь.
— Но ты злишься… и не хочешь ехать.
— Просто… как ведро воды на голову.
— А если бы я вчера сказал? Что надо сначала уйти от любовника, и все прочее… ты бы согласился, чтоб я собирал документы?
— Наверное, нет.
— Вот и пойми, как лучше… — подставляясь под ласкающую волосы руку, выдохнул Брэйт. — И так плохо, и так нехорошо.
— Согласен, — в голосе рыжего появились знакомые безжизненные интонации.
— Я — это меня, конечно, не извиняет — но я почему-то думал, что ты к бывшему мужу вернулся, и с ним…
— Я его последний раз в кабаке на дне рожденья видел… когда в окно выкидывал, — Гадюка рассмеялся.
Рассмеялся? Гепард поднял голову, увидел знакомые ямочки на щеках и очень заинтересованно спросил:
— А про окно можно поподробнее?
— Господин Випер!
И понеслось… Приплелись и корыстные намерения: оказывается, у Руфуса на счету в банке лежала кругленькая сумма, и желание воспользоваться беспомощным положением — будто рыжий слабоумный невинный подросток, которого Брэйт собирается затащить на сеновал и обесчестить, и еще какая-то ерунда… Гепард просто не успел понять, какая именно — Гадюка сощурился и медленно поинтересовался у начальника Службы Безопасности:
— Какие-то формальные препятствия моему отъезду имеются?
— Нет, — сникнув, ответил тот. — Препятствий нет, но…
— Вы можете связаться с моим нотариусом. Я отдавал распоряжение известить Брэйта о моей смерти. Только его, и моего бывшего супруга. Думаю, это достаточное доказательство того, что он мне не чужой, и мы знакомы не первый день.
— Я знаю об этом распоряжении. Только благодаря нему мы вообще…
— Я хочу, чтоб вы оформили документы, — повысил голос Руфус. — Мы уедем сегодня.
Седой ожег Гепарда злым взглядом и тут же повернулся к вновь заговорившему Гадюке.
— Кстати, насчет корыстных намерений… Денег у меня нет, точнее, они есть на счету, а доступа к ним нет. У карточек срок вышел, пока я по больницам валялся. Новые пришлют где-то через пару недель. Так что пока я буду жить за твой счет, Брэйт.
— Прокормлю, — в обещании смешались облегчение и надежда: Руфус доверился, а значит — простил.
Документы им выдали через час. Гепард сложил Гадючьи вещи в сумку с эмблемой санатория — пожиток набралось немного, сплошь казенное барахло — повесил ее на плечо и спросил:
— Будешь еще с кем-то прощаться?
— Нет, — покачал головой рыжий. — Я уже зашел, к кому хотел. Поехали.
Стоило им проехать за шлагбаум, как с Руфусом произошла разительная перемена. Он зажмурился, помассировал виски, вытащил из кармана флакон с таблетками, проглотил пару капсул и сообщил:
— Я попробую подремать. Голова болит сильно.
Гепард глянул в зеркало — рыжий расположился на заднем сиденье — и поймал мутный, почти бессмысленный взгляд. До него дошло — Гадюка «держал лицо» перед врачами. И ведь продержался же, и ходил, и разговаривал так уверенно, что Брэйт почти забыл о скверном диагнозе.
— Поспи, конечно! Там плед есть, укройся. Может быть, воды? Хочешь, остановимся в городе, я тебе что-нибудь куплю — кофе, сок… или мороженое?
— Ничего не хочу! — вяло огрызнулся рыжий и улегся на сиденье, подсунув под щеку согнутую руку.
— Не хочешь — как хочешь. Спи.
Пришлось ехать медленнее и особенно осторожно проходить повороты — чтобы драгоценный пассажир не упал с сиденья. Из-за этого поездка затянулась и к Вратам «Мелена-Нератос» Гепард прибыл слегка раздерганным — он не смел курить при Руфусе даже в форточку, и только тоскливо косился на пепельницу, предвкушая возвращение домой, на кухню.
На контрольной площадке его остановили патрульные — взмахом жезла и коротким свистком. Он припарковался, проклиная очередную задержку, вытащил из кармана документы и опустил стекло, не собираясь выходить из машины. Рыжий спал, и Гепард искренне понадеялся, что патрульные не станут его будить. Почему они вообще прицепились, кстати? Не ехал — полз, габаритные огни включил, машина чистая…
Причина выяснилась пяток минут спустя. Гадюку все-таки разбудили, вернее, он сам проснулся, видимо, отреагировав на голоса, и один из патрульных, небрежно козырнув, тут же проговорил:
— Добрый день, господин Випер! Как вы себя чувствуете? У нас есть врач, вам не требуется его помощь?
