Ну так вот, пока я занимался самокопанием и самоанализом, в окружающем пространстве происходили изменения. Мир преобразился, приобрёл цветность и глубину. Правда, тот безумный художник, что нарисовал этот мир, явно испытывал проблемы с краской, точнее, у него кроме чёрного и красного других цветов не было вовсе. Чёрная равнина с чёрными изломанными деревьями на ней под красным небом. Местечко мрачноватое, но каким-то особенно жутким его не назовёшь. Ну, подумаешь — деревья обгорелые, ну подумаешь — небо красное, я вот с ходу десяток мест могу назвать по-настоящему страшных, в моей памяти ого-го какие пейзажи сохранились — и рад бы забыть, да вот не могу.
Тем временем изменения продолжались. С неба на равнину посыпались какие-то обломки. Присмотревшись, я понял, что это останки погибших кораблей: изломанные корпуса, надстройки, изрешечённые прямыми попаданиями, вырванные с корнем орудийные башни… наверное, кораблю во мне должно было стать жутко, но я почувствовал только какое-то раздражение, поднимающееся из самых глубин моей души.
Кстати, у меня появилось тело! Только сейчас заметил. Мельком огляделся — вроде все на месте, ничего не убавлено, ничего не выросло лишнего. Ну, мало ли что? Вдруг мутировал и хвостом обзавёлся… тьфу ты, главное, чтобы не рогами. Нет, я своим любимым верю, но когда вдруг рога вырастают, это как-то… Стою, озираюсь. Жду продолжения шоу, ведь не зря неведомый режиссёр так старается? Наверное, сейчас пугать будет? Обстановочка-то располагает.
Ну точно, как в воду глядел. Вокруг слышится тихий и вкрадчивый женский шепот. «Вернись к нам», «Приди к нам», «На дно» и всякое подобное доносится до меня со всех сторон. Так и хочется схохмить про красные труселя и «манит и манит…», ну, кто знает — тот поймёт. В общем, с такими аналогиями не бояться — ржать хочется. Стою, изо всех сил пытаюсь скрыть лезущую на рожу «лыбу». Получается явно плохо, потому как шёпот становится каким-то недоумевающим, а потом и вовсе — затихает. Минута тишины, а потом слышу из-за спины уже довольно нормальный девичий голосок:
— Вернись к нам, — опять двадцать пять, вот заладила-то!
Оборачиваюсь и вижу перед собой классическую Химе Бездны: девочка лет четырнадцати с молочно-белой кожей и серебристыми волосами, алые глаза и рожки, почти скрытые копной пушистых волос тоже в наличии. Одежды на ней тоже, кстати, ноль, поэтому усердно изучаю её лицо, и ещё, кого-то она мне напоминает, только вот кого?
— Приди к нам, — девица опять за своё. Только открываю рот, чтобы уточнить, к кому это «к вам» и с какой именно целью я должен возвращаться, как-то глухое раздражение, копившееся до поры до времени в моей душе, вдруг плещет во все стороны и полностью завладевает моим телом. Перед тем как потерять управление собой, если можно так выразиться, успеваю поймать чью-то мысль, направленную конкретно мне: «Дай-ка я сам с ней поговорю». Всё, теперь только и могу что смотреть, чесслово — даже в носу не поковыряться, коли приспичит. Успокаивает лишь то, что я, кажется, догадываюсь — что, или скорее, кто рулит сейчас телом.
— Вернись на…
— Зачем? — Не узнаю свой голос. Ни грамма эмоций. Лишь спокойствие и равнодушие.
— Ты наш!
— Я свой собственный, — опять ни грамма чувств, будто собеседница говорит не с человеком, а со стальной бронеплитой.
— Нет! Вспомни, твоё место здесь! Разве ты не помнишь, как очутился на дне? Разве не помнишь тех, кто бросил тебя погибать? Тех, из-за кого ты очутился на дне? Тех, кто отправил тебя на верную смерть? Вспомни!
— Я… помню. Я всё помню, — вот теперь я почувствовал эмоции. Он (я) всё это время их старательно прятал, ну что же — получилось просто идеально: даже я сам ничего не понял поначалу…, а вот теперь чую, что этой Химе, пожалуй, пора бежать…, а то ведь догонит…
— Вот видишь! — Девочка, видимо, совсем не так поняла последние слова и обрадовалась. Она, похоже, хотела сказать ещё что-то, но не успела:
— Я. Помню. Всё, — куда подевалось показное равнодушие? Сейчас этим тоном, казалось, можно море заморозить. — Зачем ты показываешь мне эти идиотские картинки? Что ты пытаешься этим добиться?
— Вернись ко мне! Это люди виноваты в том, что мы погибли! Это они бросили нас умирать! Отомстим им! — Химе уже кричала. Её кукольное личико исказилось от ненависти. Или… или это была не ненависть? Может, обида или тоска, или всё это вместе, смешанное в жуткую какофонию чувств? Наверное, не будь я посторонним наблюдателем, эти нюансы ускользнули бы от моего внимания, но…
Тем временем он (или всё же я?) прервал крики Химе:
— Я же сказал — я помню ВСЁ! — сказано это было таким тоном, что девчонка мгновенно замолкла и лишь смотрела на меня расширенными глазами.
— Я помню, как и зачем был создан. Десятки, тысячи людей отдавали мне дни и годы своей жизни. Каждый уголок моего корпуса, каждый квадратный метр обшивки помнит их прикосновения. Я помню их гордость, когда я сошёл со стапелей и впервые почувствовал Море. Да, я помню, — он продолжал говорить, не обращая ни малейшего внимания на попытки Химе его перебить. — И я помню каждого члена своего экипажа, от матроса до командира, всех, кто был на моём борту тогда, в последнем походе. Да и как я могу забыть, они ведь и теперь со мной. Когда Глубинные рвали меня, они все были со мной. Там, где подводила сталь, они заменяли её собой. Я помню пробоины в моих бортах, затыкаемые телами моряков. Я помню оборванные силовые кабеля, соединяемые руками. Помню, когда отказала гидравлика, её заменили человеческие руки, лом и твоя мама… — он вдруг горько усмехнулся и посмотрел на притихшую девочку. Та невольно попятилась, видимо, зрелище и впрямь было страшным, намного страшнее этого нарисованного Ада вокруг.
— Я помню всё и всех их. Каждый сантиметр моей палубы был залит кровью. Когда твари Глубины рвали меня, они ведь не выбирали — сталь под их зубами или человеческая плоть, они жрали всё. Тела экипажа и сталь моего корпуса перемешались так, что теперь и не различить — где одно, а где другое. Кровь на стали — сталь в крови… А теперь ты предлагаешь мне их предать? Уподобиться тем тварям? Ты совсем дура?
Мои руки сами собой потянулись к Химе с явным намерением сделать что-то нехорошее. Моя собеседница это мигом просекла и с испуганным вскриком отшатнулась, но умудрилась споткнуться и плюхнулась прямо на пятую точку. На её миленьком личике проступил ужас, она зажмурилась и съёжилась в ожидании удара.
Весь мой гнев, всё раздражение куда-то улетучились. Контроль над телом вернулся ко мне, как и странное чувство удовлетворения и завершённости:
«Уфф. Выговорился» — послышалось мне. Вот паскуда — запугал ребенка до икоты, а я теперь отдувайся? Странное чувство, как будто кто-то похлопал по плечу: «Ничего, справишься». Конечно, блин, справлюсь.
— Уходи, — Химе недоверчиво приоткрывает один глаз и смотрит на меня. А я, в свою очередь, чувствую себя так, как будто вагон угля разгрузил в одиночку. — Уходи и помни — я приду за тобой.
Девочка неуверенно кивает и растворяется. Краски начинают гаснуть, и вскоре вокруг меня опять темнота, а затем…
Я просыпаюсь. Открываю глаза и вижу в полумраке знакомый потолок нашей комнаты. Ганя и Нагато спят, обхватив мои руки и уткнувшись носиками в плечи, и мирно посапывают. Жутко неудобно, но не хочется тревожить их сон, так я и лежу до рассвета, упёршись взглядом в потолок и чему-то (сам не знаю чему) бессмысленно улыбаясь. Так вот вы какие — Сны Бездны. Ну что же — посмотрим, кто кого.
Забегая в будущее, после этого моего сновидения кошмары перестали мучить канмусу — видимо, та Химе категорически не желала повторения той безобразной сцены в своём персональном мирке.
Комментарий к Интерлюдия “Сон разума” Всем привет, извиняюсь за долгое молчание – моя ленивая муза улетела куда-то на зимние каникулы ... Сегодня вернулась “буквально на минутку, шарфик захватить”, но была изловлена и прикована к компу наручниками ... вот что получилось в результате ...
