В Белградской операции особенно важная ролл, возлагалась на 57-ю армию генерал-лейтенанта И. А. Гагена. Поэтому сразу же после получения директивы Ставки большую группу офицеров политуправления во главе с полковником П. П. Савельевым я отправил именно туда.
Одним из показателей высокого морального духа воинов, действенности нашей работы мы всегда считали приток заявлений с просьбой принять в партию и комсомол.
— Если в полку или соединении люди перед боем, перед операцией не пишут заявлений в партию, — говорил А. С. Желтов, — значит, коммунисты в этой части не авторитетны, не показывают примера. Значит, на эту часть надежды в бою мало…
И это, надо сказать, было справедливо. Поэтому от начальников политорганов и своих посланцев в войска я требовал систематического доклада не только о расстановке кадров и актива, но и о том, как обстоят дела с ростом рядов партии и комсомола, с работой среди молодых коммунистов. Помню, сообщения из 57-й армии радовали. Приток заявлений особенно усилился после того, как генерал-лейтенант Н. А. Гаген отдал 21 сентября боевой приказ, согласно которому соединения армии до 30 сентября должны были передислоцироваться в районы Лома, Медковеца, Стубала и Враца[11]. А всего в сентябре 1944 года партийные организации армии приняли в свои ряды 445 членов и 625 кандидатов в члены партии[12].
Не могу не сказать добрых слов и в адрес бойцов тыла. В этот период времени, когда войска совершали 600-километровый марш по земле, по воде и по воздуху к югославской границе, за каких-то 10–15 дней части и соединения получили 193 артиллерийских орудия, 600 минометов, 50 зенитных пулеметов, 800 противотанковых ружей, 250 станковых и 1000 ручных пулеметов, 10 тыс. винтовок и 10 тыс. автоматов, 1403 автомашины, 546 танков и САУ, 280 мотоциклов с колясками, 20 зенитно-пулеметных установок. К началу операции войска фронта имели достаточное количество материальных средств: от 3 до 5,5 комплекта боеприпасов, 6 заправок горюче-смазочных материалов, 15 сутодач фуража[13].
Такое положение не могло не радовать. Для успешных боевых действий теперь у нас имелось все: и люди, и техника, и оружие. За подготовкой к операции самым внимательным образом следили Ставка Верховного Главнокомандования и Главное политическое управление Красной Армии. Дня не проходило, чтобы не было звонка от А. С. Щербакова. Ежедневно либо я, либо А. С. Желтов в установленное время докладывали ему о проведенной работе и всегда получали конкретный совет, дельную рекомендацию. Командующий фронтом и начальник штаба поддерживали такую же постоянную связь со Ставкой и Генштабом.
Главное — это не было мелочной опекой или простым понуканием, хотя порой могло показаться, что у вышестоящих органов к нам, как бы выразиться, повышенный интерес.
Еще в сентябре 1944 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому верховный главнокомандующий Народно-освободительной армией Югославии маршал Иосип Броз Тито «за выдающиеся успехи в деле управления войсками и проведении боевых операций против общего врага Советского Союза и Югославии — гитлеровской Германии» был награжден орденом Суворова I степени. За выдающуюся боевую деятельность и за проявленные при этом храбрость и мужество в борьбе против общего врага СССР и Югославии 46 генералов и офицеров НОЛЮ были удостоены высших военных орденов Советского Союза. Среди них такие прославленные военачальники, как Иван Гошняк, Коча Попович, Раде Хамович, Пеко Дапчевич[14].
Самокритично замечу, указ этот, опубликованный в самый канун нашего вступления в Болгарию, прошел мимо моего внимания. И вот в одном из телефонных разговоров А. С. Щербаков напомнил мне о нем и спросил, как мы используем факт награждения советскими орденами югославских военачальников в воспитательной работе. Мне ответить было нечего. И тогда начальник Главпура, правда без упрека, напомнил, что этот указ является выражением признания советским народом важности вклада югославского народа в общее дело антифашистской борьбы, а политработники 3-го Украинского должны использовать его для показа бойцам: идем на помощь армии, у которой такие испытанные военачальники, кавалеры советских орденов.
Естественно, после разговора с А. С. Щербаковым я дал соответствующие указания об использовании Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении югославских военачальников. С помощью отдела, возглавляемого А. Д. Питерским, были подготовлены краткие биографические справки о награждениях.
В ночь на 28 сентября 1944 года войска 3-го Украинского фронта перешли в наступление с ходу, коротким ударом опрокинули гитлеровцев и пересекли югославскую границу, заняв при этом десятки населенных пунктов. Одновременно с нами на левом фланге фронта наступали болгарские войска, на которые возлагалась задача нанести вспомогательный удар из района Пирота на Ниш и Лесковац. С воздуха боевые действия наступающих обеспечивала 17-я воздушная армия.
В эти дни мне приходилось бывать не только в наших частях, но и в югославских и болгарских, в помощь командирам и политработникам которых были направлены наши офицеры. Но чаще, конечно, в своих. 27-го был, например, в 68-м корпусе, а 28-го — в 75-м, который передали в наше подчинение…
Боевые действия на территории Югославии с самого начала приняли ожесточенный характер. Противник, опираясь на удобную для обороны горно-лесистую местность, оказывал упорное сопротивление. Особенно сильно сопротивлялись гитлеровцы в районе Неготина, расположенного недалеко от болгаро-югославской границы. Они хорошо укрепили его и всеми силами старались удержать.
Но велик был наступательный порыв наших частей и соединений, возглавляемых храбрыми, опытными и инициативными командирами. 30 сентября вечером мне доложили, что командир 113-й стрелковой дивизии полковник Л. Ш. Мухамедьяров перед штурмом Неготина направил в город отважных разведчиков во главе с офицером Б. М. Носовым. Те вернулись с важными сведениями и привели трех пленных. Сведения, полученные от них, оказались очень важными. Удалось вскрыть систему огня противника, установить расположение наиболее важных целей и четко поставить задачи летчикам и артиллеристам на их подавление. Это значительно облегчило штурм города.
Конечно, отличились тут не только части дивизии Мухамедьярова. Город был взят совместными усилиями соединений 68-го и 75-го стрелковых корпусов, моряков Дунайской военной флотилии и первого батальона 9-й бригады 23-й ударной дивизии НОАЮ подполковника Йовановича.
Вскоре в политуправление фронта поступили донесения о боях за Неготин. В них сообщалось о подвигах советских бойцов и командиров, о встрече наших войск с местным населением. На окраине города колонну наших бойцов окружили местные жители. Сербский партизан Святослав Манрыев преподнес командиру нашего подразделения хлеб-соль. Горячие симпатии к воинам Красной Армии выражало все население.
2 октября войска фронта соединились западнее Неготина с частями Народно-освободительной армии Югославии, наступавшими с юга. Когда я узнал об этом из доклада начальника политотдела 68-го корпуса полковника И. М. Юшкова, сразу же выехал на место. Советские и югославские воины встречались как братья. Радость, энтузиазм, охватившие их, кажется, удесятерили силы. Перед ними уже не мог устоять никакой противник. Действуя совместно, советские и югославские бойцы недалеко от Неготина окружили и разгромили крупную группировку гитлеровцев.
Освобождение многострадальной югославской земли вызывало в сердцах бойцов не только радость. Мы видели: почерк фашиста везде один — разрушенные предприятия и жилища, замученные мирные жители и военнопленные. К тому времени фашисты в своей жестокости, кажется, стали превосходить самих себя. Это уже была жестокость обреченного зверя, а не самодовольного «победителя», которому все дозволено.
