В конце концов, он был политиком, а в политике все преследуют свои интересы, иначе не бывает. А в пользу Чарльза говорило хотя бы то, что он не требовал для себя лично ничего сверх того, что хотел для остальных мутантов.

Некоторое время все трое молчали, рассеянно наблюдая за играми детей у бассейна. А потом тишину разорвал далёкий звонок телефона в доме. Роберт, не дожидаясь, пока прислуга подойдёт к трубке, встал и направился к задней двери. Чтобы вернуться через пять минут.

– Джек зовёт вас к себе, срочно. Машина за вами уже выслана.

Президент был бодр и весел. Даже несколько лихорадочно, и, насколько Чарльз успел его узнать, это означало, что Кеннеди готовится к схватке. Он любил вызовы судьбы, и они действительно поднимали ему настроение – как хороший секс или общение с близкими друзьями. Для испытывающего серьёзные проблемы со здоровьем Джона именно эти три составляющие оставались проверенными источниками энергии, помогавшими ему удержаться на плаву.

– Ну, Чарльз, вы готовы узнать врага в лицо? – спросил он, чуть ли не потирая руки.

– Простите?

– Нам предстоит визит капитана Крида и доктора Траска. Эта достойная пара проявила редкостную настойчивость, добиваясь встречи со мной, и я решил пойти им навстречу. Послушаем, что они имеют нам сказать.

– Полагаете, моё присутствие будет разумно?

– Полагаю, что оно необходимо. Воевать – так с открытым забралом. Пусть видят.

Ответить Чарльз не успел – в дверь постучала секретарь, и спустя полминуты в кабинет вошли двое. И Чарльз почувствовал, что его брови невольно взмыли вверх. Боливар Траск так представительно выглядел на экране телевизора… Кто же мог представить, что в реальности он окажется карликом!

Между тем «высокие встречающиеся стороны» раскланялись. Судя по тому, как вытянулось и окаменело лицо Грейдона Крида, имя Чарльза ему было известно, и встреча оказалась пренеприятной неожиданностью. Траск внешне остался невозмутимым, но и у него в голове началось некоторое смятение, сопровождающееся обычными в присутствии телепата попытками лихорадочно вспомнить, о чём он только что думал. Однако Чарльза не интересовали внешние поверхностные мысли. Ему хотелось нырнуть глубже, чтобы понять – что заставляет этих двоих не самых глупых людей так страстно желать смерти и ему самому, и ему подобным.

Нырять очень глубоко не пришлось. Воспоминания Крида лежали на поверхности – память о худшем дне в его жизни. Капитан служил не один год, и ему доводилось видеть всякое. Но вот ужас, который он пережил в тот день… в день, когда едва не началась ядерная война, и два флота, сначала собиравшиеся сцепиться друг с другом, после дружно обернулись к берегу Кубы, чтобы отвратить общую угрозу… Такой ужас не прощается и не забывается.

И дело тут было не в обстреле даже, и не в гибели товарищей. И того, и другого Грейдон Крид насмотрелся с избытком. Дело было в том, что происшедшее полностью ломало его картину мира. Мутанты противоречили привычным и понятным законам, по которым жалкая горстка людей не может быть грознее, чем ощетинившийся оружием флот, уже выпущенные ракеты не подчиняются приказам человека, никто не может так просто вспорхнуть в небеса или раствориться в воздухе, выстрелить плазмой из груди или плюнуть огненной слюной. Но Крид видел всё это собственными глазами, и это начисто выбивало почву из-под ног. Если возможно всё, то… чему вообще верить? На что опереться?

Капитан Крид был храбрым человеком, ненавидевшим чувство беспомощности. И он знал, что нужно делать со своим страхом. Нужно не бежать от него, а пойти ему навстречу. Заглянуть в глаза. Убедиться, что не так уж тот и страшен.

И уничтожить.

С Кридом было всё понятно, и Чарльз обратился к Боливару Траску. Вот в нём как раз страха не было и в помине. Скорее что-то вроде… восхищения? Чарльз нахмурился. Да, в чувствах Траска, когда он глядел на Ксавьера, проскальзывала знакомая нотка. Нечто подобное Чарльз и сам испытывал в университете, когда, изучая выбранный для себя предмет, всё дальше и дальше углублялся в суть вещей: восторг познания и трепет от постижения, насколько же неисчерпаемы тайны природы, и сколько ещё работы предстоит исследователям, если они хотят их раскрыть. Да, доктор Траск был настоящим учёным – для него мутанты были восхитительной аномалией, огромным неисследованным полем деятельности.

Чарльз почувствовал, как его пробирает дрожь. Потому что для этого сидящего напротив карлика он, Чарльз Френсис Ксавьер, не был человеком. Не был даже уродом, монстром, угрозой, с которой надо бороться. Он был материалом для работы, объектом исследований и экспериментов. Траск реально не видел разницы между экспериментированием на неживой материи и на дышащем и даже разумном существе, если это существо не вписывалось в обыденные рамки.

Уж лучше честная ненависть Крида, чем такое.

– Мы должны говорить с вами в присутствии… этого? – вопросил тем временем Крид, мотнув головой в сторону Чарльза.

– Капитан Крид хочет сказать, что мы надеялись на приватную беседу, – дипломатично поправил Траск.

– В том, что касается мутантов, у меня нет тайн от мистера Ксавьера, – с улыбкой ответил Кеннеди. – Так что да, мы будем говорить при нём и при его участии.

– Вы совершаете ошибку, – снова вылез Крид.

– В чём именно?

– Во всём. И в том, что пустили его сюда, и во всём прочем.

– Боюсь, что вам придётся высказаться яснее.

– Вам не хуже нашего известно, что мутанты являются угрозой для нашей страны, – вступил Траск. – И потому очень многие граждане были изумлены тем, что вы делаете им послабления.

– Что ж, – Кеннеди сцепил пальцы в замок. – Было время, когда я разделял ваши убеждения. Но с тех пор пришёл к выводу, что угроза от мутантов была переоценена. Чтобы это понять, достаточно посмотреть на результаты депортации, проведённой в этом году. Множество мутантов были согнаны в лагеря, и… Все перемещённые там и остаются, а остальные бегут и прячутся. Не было ни массового восстания, ни массовых убийств, ничего, чем нас пугает ваша пропаганда, мистер Крид.

– Не было массовых убийств?! Да десяток кораблей пошёл на дно! Тысячи моих сослуживцев остались там, у Кубы! Для вас это ничего не значит?

– Мутанты не так уж и редко убивали при арестах, – добавил Траск. – Не хочу никого обвинять, но, похоже, у вас неверные сведения, господин президент.

– Ну, почему же неверные, доктор Траск. Мне отлично известно о множестве инцидентов, увы, действительно закончившихся трагически. Однако простейший статистический анализ говорит о том, что количество погибших от рук мутантов заметно уступает количеству погибших от рук простых людей. Убийства были, есть и будут, и, согласно полицейским рапортам, одни лишь убийства на бытовой почве, совершённые за год, превышают количество погибших в столкновениях с мутантами – причём с обеих сторон! – больше чем вдвое. Конкретные цифры, если захотите, вам может сообщить мистер Ксавьер, можно ознакомиться и с документами. Что до ваших товарищей, капитан… пользуясь случаем, ещё раз приношу свои соболезнования… Никто не отрицает, что отдельные мутанты действительно обладают огромной разрушительной мощью. Но таких – единицы, подавляющее же большинство угрозы безопасности не представляет. Так справедливо ли из-за одного-двоих карать всех?

– Однако ж вы не отрицаете, что пусть и единичные мутанты, угрозу всё-таки несут? – тут же уточнил Траск.

– Не отрицаю. Но я уверен, что это тот случай, когда бороться с огнём нужно при помощи огня. Та же Куба стала не только местом трагедии. Она также показала, что против мутантов следует выставлять таких же мутантов. Себастьян Шоу, бывший главной угрозой и двигателем конфликта с Советами, был эффективно обезврежен в том числе и присутствующим тут мистером Ксавьером, а также собранной им командой мутантов. И я очень сожалею о поспешном приказе обстрелять их, отданном второпях, даже без попытки разобраться в происходящем. Если б не он, ваши товарищи, капитан, были б живы.