Ещё только выйдя из самолёта в Хитроу, он накупил газет в киоске, а после зашёл в какой-то паб, где работал телевизор – в номере дешёвой гостиницы, где он остановился, ТВ не было. Если передвигаться в транспорте он мог и зайцем, внушая окружающим, что у него есть билет – пассажиром больше, пассажиром меньше – то за ночлег, еду и прочие мелочи он всё же предпочитал честно платить. Не хотелось бы доставить кому-нибудь неприятности, заставив выплачивать за себя недостачу.
Но ни в телевизоре, где по большей части крутили спортивные матчи, ни в газетах про мутантов не было почти ни слова. Только в одном месте в разделе политических новостей упоминались дебаты по вопросу: выделить ли преступления, совершённые с применением мутантских способностей, в отдельную категорию, или хватит обычного уголовного кодекса. Видимо, Англия решила отнестись к мутантам как и ко всем чужакам и чудакам: смотреть сквозь пальцы на их странности, пока они не нарушают общественный порядок.
Нам бы так – позавидовал Чарльз.
Вагон поезда жил своей жизнью, чужие мысли и чувства стучали в голове у Чарльза, но он уже привык к постоянному телепатическому фону и не пытался от него закрываться, тем более что пассажиров было немного. Молодой человек в конце вагона волновался из-за того, что невеста не ответила уже на второе письмо, женщина у окна переживала, что оставленный дома муж не усмотрит за двумя сорванцами шести и четырёх лет от роду, студент за спиной напряжённо размышлял, как прочесть четыре книги за три дня и как отомстить разыгравшим его товарищам, а девушка напротив просто очень хотела в туалет, и не могла думать ни о чём другом.
Выйдя из поезда на станции, Чарльз без особой цели побрёл по улице, благо до темноты было ещё далеко. Через некоторое время он свернул к первому же зданию под вывеской «отель», но номера в нём для его похудевшего кошелька оказались дороговаты. Женщина за стойкой портье, сообщившая ему цену, не смогла сдержать внутреннего злорадства: в холле отеля было душно, она только что еле выпроводила парочку скандалящих постояльцев, недовольных обслуживанием и грозивших испортить безупречную репутацию заведения, и теперь её всё раздражало, и новый посетитель в том числе.
– Я тут приезжий. Что бы вы мне посоветовали? – спросил Чарльз.
«Пойди, побейся головой о стенку», – злобно подумала женщина и с милой улыбкой объяснила, что если вернуться до ближайшего угла и там свернуть на Бекет-стрит, то через несколько кварталов можно найти отель более дешёвый, но вполне приличный, подходящий джентльмену. Чарльз тепло поблагодарил её. Очень хотелось сказать что-нибудь сочувственное, чтобы слегка утишить её раздражение, но он побоялся, что лишь увеличит его, и предпочёл побыстрее уйти, к вящему облегчению портье.
Весь следующий день он просто бродил по Оксфорду, узнавая и не узнавая узкие улочки, дома из желтоватого камня и коричневого кирпича, изящные готические церкви, ровные газоны и лужайки, оплетавший стены плющ, начавшие желтеть деревья и кусты парка, мутную речку и горбатые мостики через неё. Долго простоял перед резными воротами Баллиол-колледжа, к которому, как подсказала капризная память, он принадлежал в не столь далёком прошлом, а казалось – сто лет назад. Словно сейчас сюда приехал совсем другой человек, не тот, что в один из пасмурных дождливых дней вышел из этих ворот новоназначенным профессором генетики.
Чем дальше на север города он шёл, тем меньше становились дома, шире улицы и тем больше было зелени вокруг. Появились машины вместо обычных в центре велосипедов, студенты в мантиях и без них попадались реже, хотя, конечно, молодёжи всё равно хватало. Чарльзу хотелось найти жильё, которое он снимал, когда жил здесь – но память, подсказав, что он обитал отнюдь не в общежитии, и даже показав комнаты квартиры, которую они снимали вдвоём с сестрой, работать дальше и выдать конкретный адрес категорически отказалась. В конце концов Чарльз, кажется, нашёл нужную улицу, но какой из этих однотипных кирпичных или оштукатуренных двухэтажных домиков давал им приют, понять так и не смог.
Однако всё же следовало вспомнить, что он приехал сюда не просто предаться сентиментальным воспоминаниям. Нужно посетить архив и библиотеку, чтобы найти следы пребывания в университете некоего студента Чарльза Ксавьера. Последнее не составило труда – уже следующим утром Чарльзу повезло наткнуться на знакомого. Видимо, преподавателя, судя по почтенному возрасту, но имени его Чарльз вспомнить не смог, а на попытку обратиться «сэр» тот лишь отмахнулся: «Зачем так официально, Чарльз?» Пришлось залезть к нему в голову, а потом они мило поболтали о погоде; когда же профессор узнал о цели его визита, то охотно вызвался проводить бывшего ученика куда нужно, и помочь получить всё, что надо. По дороге почтенный учёный предался воспоминаниям о прошлом, и Чарльз жадно слушал, впитывая малозначащие, но такие нужные ему подробности о себе самом, о своей учёбе («Не сочтите за лесть, но у меня ещё не было таких способных учеников, как вы, да, да, Чарльз!»), о каких-то студенческих проказах и просто случаях из жизни. Туман над прошлым рассеивался, пусть и частично, весьма фрагментарно, и это словно приближало Чарльзу к нему самому, к тому человеку, которым он был когда-то. Его неподдельный интерес побуждал собеседника говорить ещё и ещё, и в архиве они расстались в лучших чувствах. На прощание профессор предложил в случае надобности написать рекомендательное письмо – ведь вам же нужны выписки из документов для получения должности, не так ли, Чарльз? Чарльз с благодарностью отказался, объяснив, что рекомендации у него есть, но что если возникнет нужда, он обязательно обратится. С тем преподаватель и ушёл, думая, что и среди иностранной молодёжи изредка встречаются толковые люди.
Архивариус тоже вспомнил Чарльза, но они ограничились приветствием и коротким, сугубо деловым разговором. Списки студентов, копии аттестата, ведомостей и вступительных документов с указаниями предыдущего места обучения, что могло пригодиться позже, после возвращения в США, собственноручно написанное письмо с объяснением, почему для обучения был выбран именно Оксфордский университет – Чарльз принял все бумаги подрагивающими руками. Незнакомец из прошлого обретал плоть и кровь, переставал казаться призраком, известным лишь с чужих, явно не самых достоверных слов. Многие ли задумываются о том, как важна память, пока не утратят её, а вместе с ней – и ощущение самого себя?
Визит в ещё один архив принёс в качестве добычи несколько толстых папок, содержащих письменные работы – лишь малую часть написанного Чарльзом за годы университетского обучения. При этом его предупредили, что для получения его же докторской диссертации нужно обратиться в библиотеку колледжа.
Изучение бумаг заняло ещё пару дней. Чарльз листал свои прошлые записи даже не только ради давно ему известных научных истин. Он пытался восстановить ход собственных мыслей в те давние времена, когда жизнь ещё была достаточно безмятежной, а проблема мутантов стояла чисто умозрительно. Он уже понял, что и он сам, и его сестра (чёрт, да как же её звали?!) скрывали свои способности, но что они думали по этому поводу? Жалели ли, искали ли способы как-то их применить, или просто принимали жизнь такой, как она есть?
Вечером он вышел прогуляться. Сгущались сумерки, хотя фонари ещё не горели. На улице было довольно малолюдно – если сравнивать с городом побольше. Чарльз бесцельно брёл по улице, уже ни о чём не размышляя и не пытаясь ничего восстановить в памяти, а просто прочищая голову после долгого сидения за столом. Мысли текли лениво и неспешно, перескакивая с одного на другое и нигде не задерживаясь надолго. Он прошёл мимо длинных стен Тринити-колледжа, потом справа показалось подковообразное здание театра, сияющее жёлтым светом из больших окон. Чарльз перешёл дорогу и свернул. Слева потянулся Хертворд-колледж. Одно здание, второе… Между ними виднелась узкая улочка, и через неё, от одного дома к другому был перекинут крытый застеклённый мостик. Он горбом возносился над асфальтом, сквозь оконные стёкла светили лампы.
