Чарльз хмыкнул про себя. Он не станет этого делать. Эрик заслужил ещё один – последний – шанс объясниться. И если окажется, что у него и правда были веские причины прятать друга, то Чарльз, обнародовав себя, может статься, сделает большую глупость. К тому же – Ксавьер даже удивился, почему эта мысль не пришла ему в голову раньше – быть может, Эрик не только прятал его, но и прятался сам. И тогда подставлять его было бы большим свинством.

Кажется, Чарльз задремал, убаюканный однообразным мельканием за окном автомобиля, а когда открыл глаза, его взгляд упал на летевший навстречу плакат. То есть, конечно, плакат стоял на обочине, вдоль которой двигался «бьюик», но в первый миг не до конца проснувшемуся Чарльзу показалось, что щит на ножке зажил собственной жизнью и с приличной скоростью двигается прямо на него. Довольно большой, плакат явно был не рекламным, и живо напомнил предвыборную компанию, когда подобные изображения висят на каждом углу.

Человек, с видом гордым и мужественным смотревший с плаката в небо, был Чарльзу незнаком, ну, или забыт столь же прочно, как и все обстоятельства его, Чарльза, жизни. Над портретом шла надпись, видимо, цитата: «Люди, возьмитесь за руки!» – Грейдон Крид». И ещё одна внизу, буквами поменьше: «Не пустим зло и смерть в наши дома!» Фоном для нижней надписи служило изображение двух протянутых с разных сторон рук, переплётших пальцы на рукояти короткого стилизованного меча – или кинжала. Изображение было слишком условным, но что это именно оружие, сомнений не возникало. Под сомкнутыми руками маячили чёрные, изломанные силуэты, не то людей, не то каких-то монстров – видимо, это и было то зло, которое предлагалось не пустить.

– Кто такой Грейдон Крид? – спросил Чарльз. Голос после сна прозвучал сипло, пришлось откашляться.

– Большая сволочь, – не оборачиваясь, отозвался Эрик. Судя по тому, что он не стал ничего уточнять, плакат он тоже заметил.

– А в чём это выражается?

Эрик промедлил, и вместо него ответил Янош:

– Он расист.

– А-а, – протянул Чарльз. Что ж, с таким определением расиста он вполне готов был согласиться.

А ведь я уже видел нечто подобное, вдруг вспомнил он. Сегодня в Юрике, когда мы пили кофе, за соседним столиком, прямо напротив Чарльза, сидел солидного вида мужчина, и на лацкане его пиджака красовался значок: две руки, сложенные на рукояти обращённого вверх меча. Чарльз, помнится, тогда ещё подумал, что этот знак наверняка означает принадлежность или сочувствие какой-то партии, либо движению, но вскоре отвлёкся и забыл и про значок, и про его владельца.

Местность к этому времени слегка сменилась – теперь в долинах по сторонам от дороги мелькали в основном виноградники и поля, перемежавшиеся округлыми холмами песочного цвета. В Сан-Франциско они въехали уже вечером, хотя до темноты было ещё далеко. Сперва слева, а не справа, как раньше, заблестела вода залива Сан-Франциско, потом дорога нырнула в туннель, а когда он кончился, впереди показались знаменитые Золотые Ворота.

Шоссе изгибалось вдоль береговой линии, опоры моста, издалека похожие на этажерки, то почти прятались за холмами, то вновь показывались во всей красе, становясь всё ближе. И вот наконец «бьюик» выкатил на мост, а слева и впереди через пролив в свете закатного солнца обрисовался силуэт большого города с высотными домами.

Впрочем, когда они оказались по ту сторону пролива, высотные дома остались где-то в стороне. У самого съезда с моста шла починка дороги, и Янош, объезжая перекопанные места, кажется, слегка заплутал, но потом уверенно двинулся сперва на восток, а потом снова на юг между аккуратными чистенькими домами этажа в три-четыре. Так они пересекли всю северную часть города и, снова проехав по берегу, оказались в Южном Сан-Франциско. Впереди показался взлетающий самолёт, но «бьюик» свернул в противоположном от аэропорта направлении, потом ещё раз и съехал с широченного шоссе на тихую и зелёную городскую улицу Сан-Бруно, чтобы остановиться у первого же попавшегося мотеля. Определённо, дорогие заведения Эрик не жаловал. Взяв ключи, он тут же отправил обоих спутников отдыхать, сказав, что вылет завтра рано утром, а ужин он добудет сам. Ни Чарльз, ни весь день проведший за рулём Янош, не возражали. Позже Эрик действительно постучал в номер Чарльза с лотком еды на вынос и чашкой чая, и, уходя, пожелал спокойной ночи.

На следующее утро Леншерр и правда поднял своих спутников ни свет, ни заря. Когда Ксавьер, разбуженный требовательным стуком, зевая, вышел из своего номера, Эрик сунул ему в руки большие солнцезащитные очки.

– Надень их. И не снимай.

– Зачем? – удивился Чарльз. Солнце, конечно, светило ярко, но весь вчерашний день дороги он как-то обошёлся без очков. А сегодня они и вовсе большую часть дня вроде как собирались провести в здании аэропорта и в самолёте.

– Чарльз, НАДЕНЬ. Пожалуйста.

Было что-то в тоне Эрика такое, что заставило Чарльза проглотить все вопросы и возражения и молча нацепить очки на нос. Эрик оглядел его с головы до ног и удовлетворённо кивнул.

Втроём они погрузились в «бьюик», чтобы уже через четверть часа затормозить на стоянке аэропорта. Янош первым вылез наружу, и Чарльз уже взялся за ручку своей дверцы, когда Эрик неожиданно остановил его:

– Подожди пока.

– Чего подождать?

– Пока он не вернётся.

Вернулся Янош минут через пять. Он вышел из здания, подошёл к машине и молча кивнул. Эрик заметно расслабился, они с Чарльзом вылезли наружу и вытащили чемоданы из багажника. Прежде чем двинуться, Эрик раздал обоим своим спутникам билеты и паспорта:

– В случае чего – улетаем по отдельности. Друг друга не ждите. Особенно ты, Чарльз.

Чарльз промолчал, что было сродни подвигу – вопросы рвались с языка, но интуиция подсказывала, что время для них не самое подходящее. Уж очень собранными и насторожёнными казались эти двое – словно лазутчики на вражеской территории. Когда они входили в здание, Чарльз открыл выданную ему книжечку с гербом. О-па! Паспорт оказался на другое имя. Рядом с его – его ли? – фотографией было написано «Джек Николас Уошингтон».

У стойки регистрации, несмотря на раннее время, толпился народ, и, глянув на расписание, Чарльз понял, что Эрик подгадал так, чтобы поспеть к самому отлёту. И правда, они едва успели пройти процедуру и сдать багаж, как приятный женский голос объявил посадку на рейс «Сан-Франциско – Сан-Сальвадор».

В толпе они двинулись к объявленному выходу, но каким-то странным зигзагом. После короткого замешательства Чарльз сообразил, что Эрик выбирает маршрут таким образом, чтобы держаться как можно дальше от полицейских, каковых в зале оказалось неожиданно много. Копы то и дело подходили к пассажирам, спрашивали у них документы, а посмотрев, с доброжелательной улыбкой возвращали. При этом Чарльз не заметил, чтобы они кого-нибудь уводили с собой.

И всё же полностью избежать внимания полиции им не удалось. Пожилой полицейский выскочил как чёртик из табакерки, когда до выхода, где дежурный уже проверял билеты, оставалось буквально два шага.

– Добрый день. Можно взглянуть?

Эрик окинул спутников быстрым, нечитаемым взглядом и первым протянул паспорт. И когда полисмен открыл его, Леншерр вдруг вскинул взгляд вверх и крикнул:

– Берегись!

Янош тут же резко дёрнул Чарльза за локоть в сторону, так что тот едва не упал. А с потолка, почти точно на то место, где они только что стояли, с грохотом рухнул кусок металлической конструкции, поддерживающей светильники и кондиционеры. Эрик и полицейский тоже успели отпрыгнуть в сторону, а вот невезучего человека рядом с ними как следует приложило концом увесистой трубы, повалив на пол. Люди запоздало шарахнулись, завизжала какая-то женщина. Пострадавший лежал, не шевелясь, коп и Эрик склонились над ним, а Янош быстро потянул Чарльза в сторону выхода:

– Идём.

– А Эрик? – Чарльз оглянулся на ходу. Эрик как раз помогал приподнять свалившуюся железку, из-под которой добровольные помощники тащили тело. Первым порывом Чарльза было присоединиться к пытавшимся оказать помощь, но Янош по-прежнему крепко сжимал его локоть.