-Вот прийдут наши, як у глаза им смотреть?

   -Никишенька, но ведь это не ты, а братец твой будет отвечать за свой поступок.

   - А я яго братка! - с горечью воскликнул Никифор.

   Варя порывисто обняла своего худенького мальчика:

   - Мальчик, мальчик, не переживай так - Федька старше тебя, а на долю каждого из нас в эту жуткую пору выпало очень много испытаний. Твои ещё впереди, не думай про Федьку. Тебе сейчас сколько лет, шестнадцать?

   - Ну да!

   -Когда придут наши, фрицев надо будет ещё ой как далеко, до Берлина гнать, ещё и ты повоевать успеешь, уж очень далеко фашисты к нам забрались.

   У Вари все-таки поползли слезы.

   -Теть, ты чаго плачешь? - уставился на неё дядюшка.

   -Да, мальчик, я старше вас намного, вот и печалюсь за всех солдатиков, кто воюет, и кому ещё предстоит.

   Ну, ведь не скажешь ему, что племянница плачет, зная его такую короткую жизнь...

   Из хаты вышел дед Гриша.

   -Хади со мною, Никиш, возьми у сарайке баночку и приняси...

   - Мазь у мяне ешче до войны сделаная, - пояснил он Варе, - пчел-то, можа сказать, не осталося, вот и мало кому даю. Но Лешаму я обязан, да, ён у страшное время меня с Хведькою спас. Макарка у тюрьме, на Беломорканале был, кум родный поклеп возвел, малые у матки Арины, другой жены Макарки были, а мы с Хведькой побиралися, як выжили... погибали уже, а Леший нас подобрал и пристроил меня к Карлу на пасеку, а добро, дочка, увсягда надо помнить. Кагда уже наши прийдуть, да и прийдуть ли?

   -Придут, дедушка, обязательно придут, вон, слух уже идет, дали наши по зубам под Вол... Сталинградом, я немного немецкий понимаю, вот и слышала, как на посту немцы проклинали руссзольдатен, которых никак не удается в Волге утопить.

   -Правда ли, дочка?

   -Правда, дедушка, сам знаешь, русские долго запрягают, да быстро ездят, ох и наваляем мы фашистам, вот увидишь.

   - Ох, дожить бы!

   -Доживем, ведь мы упертые.

   -Что да, то да... от я, жисть била-колотила, а усе равно выживаю.

   Варя поцеловала его в небритую щеку:

   -Вот такая упертость и помогает жить внукам-правнукам!

   И ведь сказала чистую правду. Вот сейчас, увидев своих родных, конкретно поняла, что именно прадедова упертость помогала им всем преодолевать всякие сложные ситуации.

   Варя не удержалась - щелкнула несколько кадров на свой бережно хранимый фотик-мыльницу, который перед поездкой зарядил Герби. Если суждено вернуться домой, то у брата и сестры будут фотки дядюшки и прадеда Гриши, да и остальных Беликовых в таком юном возрасте.

   Распрощавшись, расцеловав всех дядюшек, кроме своего отца - ну не смогла она себя пересилить, зная какая скотинка будет из него впоследствии - они, трое его будущих деток, росли без него. Одно утешало - в сорок третьем взяли в армию, значит не было на его душе и руках загубленных душ. Иначе вместо фронта трубил бы лет ...дцать в местах не столь отдаленных.

   Про себя же решила, что братику и сестре не за чем знать про эту историю - отец полтора года воевал, был ранен, были и солдатские награды, сейчас его уже десять лет как нет, пусть так и останется.

   ГЛАВА 13. Варя шла домой четыре дня, ночуя в попутных деревеньках. Казалось бы - попривыкла уже к людскому горю, но увиденное по пути в Раднево цепляло с новой силой. У неё разболелось сердце, особенно тяжко было, когда видела худеньких, до прозрачности ребятишек с взглядами столетних стариков. Нищета, разруха, голод... больно смотреть в живую на такое, и в то же время, до слез и спазмов в горле брала гордость за народ, за этих вот замотанных, постаревших на много лет, но таких несгибаемых русских женщин, пожилых людей и подрастающих детей. Прекрасно зная, что ещё им предстоит, она мысленно низко кланялась им и действительно понимала - лучше Тютчева не скажешь:

   - "У ней особенная стать! В Россию можно только верить!"

   Руди с утра высматривал Варю, суетился, приготовил в чугунке немудрящую еду - нарезал крупными кусками картофель, посолил, украдкой, чтобы никто не увидел, залил молоком, поставил в печь, 'томиттса' - как говорит Варья. Во втором чугунке заварил травы для банья. После обеда затопил банья - уже справлялся без помощи фрау-сосьедка, и приготовился ждать.

   Варя уставшая, умученная, грязная прибрела уже ближе к комендантскому часу, еле переставляя ноги вошла в хату... Как обрадовался Руди! Он суетливо захлопотал вокруг неё, а она благодарно улыбаясь, отказалась от еды и, взяв чистое белье, пошла в баню.

   Она долго намывалась и, казалось, вместе с водой уходит усталость, и становится легче на душе, не зря с древности считалось, что вода уносит все печали, и предки очень уважительно относились к воде - она очищает, уносит отрицательную энергию и всегда, глядя на текущую воду, в душе наступает равновесие.

   Отмытая до скрипа вышла в предбанник и попала в такие уже родные и бережные объятья своего немца, который только что вошел.

   -Варья! Варьюша, скучал, много! - жадно целуя её, бормотал этот ещё три месяца назад засушенный немец.

   -Герушка, иди, мойся! Я так устала, подожду тебя в хате. Извини, ноги не держат.

   -Я есть бистро!

   Варя уснула прямо за столом, с ложкой в руке. Пришедший распаренный Герби бережно поднял свою, ставшую совсем худенькой, Варьюшу и осторожно донес до кровати. Отдав шепотом Руди приказание, осторожно лег рядом с ней, крепко обнял, уткнулся носом в её макушку и счастливо вздохнул, ему эти четыре ночи без неё показались годом.

   В лагере же скакал и делал перевороты Игорь - Стешка краснея, призналась ему, что понесла она.

   -Чё ты понесла и куда? - не врубился Игорь.

   -От дурень, дитё у нас будеть!

   -Ё.., правда? Степушка, маленькая моя, правда?

   Степушка, ниже его сантиметров на десять, засмеялась:

   -От же, дурной, якая ж я малая? А Пелагеюшка тады якая?

   -Там совсем кнопка, - отмахнулся Игорь, - это же невероятно, я - и отцом буду!

   -Отчаго ж невероятно?

   -Да это я от неожиданности брякнул! - нашелся Игорь, ну как вот ей объяснить, что если они домой вернутся, то его ребенок, рожденный в сорок третьем, будет ему в дветринадцатом году дедом почти.

   - А то ты не знаешь, откуль дети бярутся! - разобиделась Стешка.