Местные полицаи и приехавшие откуда-то из Бряньска или, может, Орла, какие-то немцы с собаками, попытались определить, куда могли уйти пленные, но снег надежно укрыл их следы.

   Кляйнмихель, радостный от того, что фон Виллов уехал на четыре дня - тот дотошно и скрупулезно отправлял все данные в Берлин, недолго думая, сообразил, как выпутаться, чтобы от вышестоящего начальства не было выговоров-замечаний...

   Доехал до ближайшего лагеря с пленными, договорился с давним знакомым - комендантом, и глубокой ночью все провернули как надо. А через день нашли в дальнем овраге заледеневшие трупы всех пленных, вот только механика и садовника с ними не было - похоже, где-то по дороге удавили их, а сами заблудились и замерзли - официально это звучало так. На самом же деле вывезли из лагеря двенадцать умерших пленных и инсценировали их смерть от непогоды.

   Варя что-то сильно волнуясь, ждала Герби из поездки, и вроде поехал недалеко - в сторону Орла, а тревога не отпускала. Варя изредка заходила на базар, перекинуться хоть парой слов с Ищенко, Толик был, можно было хоть пообщаться, сейчас же единственные, с кем Варя могла не опасаясь разговаривать, были Николаич и Гринька. Но Гринька пацан, а так не хватало живого нормального общения. Это там, в далеких теперь двухтысячных, Варя уставала за день от общения, а здесь было тошно. Перекинувшись несколькими словами с совсем стройным Николаичем - тот быстро пробормотал, что все живы, все нормально, Варя задумчиво, не оглядываясь по сторонам, пошла к дому, не видя, как за ней нагло прется здоровый рыжий немец, среднего возраста.

   Едва зашла в калитку, как этот верзила, мгновенно забежав во двор, ухватил её, зажал лапищей рот и потащил к дому. Варя мычала, пыталась брыкаться, но какой-то озверевший немец тащил её в хату. Она умудрилась зацепить ногой оставленное утром ведро, оно, загромыхав, покатилось по сенцам. Как молила Бога Варя, чтобы Руди оказался дома, этот здоровый, чем-то воняющий мерзавец вызывал рвотные позывы.

   И Руди, на счастье, оказался дома...

   Резко распахнулась дверь в хату, и в проеме возник Руди с автоматом:

   -Хальт! - заорал он, - Хенде хох!

   Рыжий остановился, не отпуская, впрочем, Варю от себя. Руди вгляделся и, наставив на рыжего автомат, громко и возмущенно заорал, Варя с пятое на десятое разобрала, что Руди орет на этого приблудного, что эта фрау его, и никто не смеет тронуть своими немытыми лапами, что если этот пакостник сейчас же не отпустит его фрау, он Рудольф, идет к шефу гестапо, а через день приедет его герр майор, и этому мерзавцу будет зер-зер шлехт.

   Этот гад выпустил Варю, толкнув её при этом, Варя, шатаясь, едва успела выскочить на улицу, и за углом дома её долго рвало. Руди облаяв и выгнав взашей этого гада, суетился возле неё, а Варе было так плохо, она позеленела. Руди торопливо наливал ей воду, а она вспомнив этого поганца, опять содрогалась - рвало уже одной водой.

   Руди бормотал проклятья на голову рыжего, грозился, что Герби разорвет этого лаусигера на куски, а Варю трясло, к вечеру поднялась температура. Руди явно матерился по-немецки, трогательно менял на лбу у Вари мокрые компрессы и ждал своего Герби так, как никогда в жизни до этого. Его подмывало взять автомат и расстрелять этого гада, посмевшего протянуть лапы к фрау его обожаемого Герби. Тем более Руди ведь не слепой - видел, что Герби очень сильно изменился за эти три месяца, стал мягче, повеселел, мальчик пошел на поправку - это был уже тот Герби, каким его знал и любил Руди. И благодарность за этого Герби к Варе у Руди зашкаливала.

   Варя металась всю ночь, звала какого-то Данилу, порывалась бежать, молила кого-то не оставлять Данилу, ещё чего-то... Руди умучился - он ждал рассвет и от отчаяния собирался бежать к их немецкому фельдшеру... только к утру, когда уже за окнами начало понемногу сереть, Варя перестала метаться и уснула. Руди вздохнул свободнее, затопил печь, поставил чугунок с травками. К обеду, подумав, побежал в баню, решил истопить, может, уже и Герби явится, а Варью он согласен и на руках в баню дотащить, лишь бы не болела. Руди понял, что Варя заболела от нервного потрясения, и температура не от простуды.

   Как обрадовался Руди приехавшему часам к четырем Герби, он только что не скакал, как радостный пес вокруг своего Герберта. А тот сразу просек - что-то не так.

   -Вас ист лос?

   -Кляйне проблем! - ответил обтекаемо Руди, не распространяясь при водителе.

   Едва зашли в хату, Руди горячо, повторяя постоянно абшаум(сволочь), рассказал про Варю. Герби в два шага оказался в маленькой комнатке, где беспокойно спала его Варья, он с жалостью смотрел на резко похудевшее лицо, на огромные синяки под глазами, на бледную, какого-то зеленоватого цвета, его любимую женщину и понимал, что вот за эту женщину он готов один встать против всего мира. Осторожно прикрыл Варью одеялом и на цыпочках вышел из комнаты.

   -Покажешь мне этого...

   Руди кивнул и сказал, что он истопил баню, только вот не знает, когда "надо закрывайт заслонка".

   Пошел в соседнюю хату, там с пятого на десятое пояснил зашуганной женщине, что ему надо. Она, озираясь, прошмыгнула в баню, проверила угли в печке, сказала, что придет ещё, через минут пятнадцать, пока закрывать рано, можно угореть. Руди собрал белье для мальчика, ворчал, что Герби опять лазил по окопам и вымазал шинель. Герби собрался покурить, а потом в баню, накинул шинель Руди и вышел во двор. У прохаживающегося вдоль улицы часового что-то пытался выспросить здоровенный рыжий унтер-фельдфебель. Часовой, при исполнении, только отмахивался:

   - Вайтер гебен!

   Герби позвал:

   -Геен фюр михь! Подойди ко мне!

   Рыжий, увидев погоны унтера, не спешил, а как-то злобно сплюнул:

   -Я старше тебя по званию, тебе надо - подходи, стану я к каждому...

   Герби заледенел, быстро подойдя к калитке, скинул шинель с одного плеча - блеснул майорский погон. Рыжий сбледнул, а фон Виллов крикнул Руди, чтобы тот немедленно шел в комендатуру и пригласил патруль для арестованного им, грубо отвечавшего и хамившего старшему по званию... унтер-фельдфебеля, наме?

   -Курт Лейбер, - буркнул рыжий, бледнея ещё больше.

   Руди обернулся быстро, часовой полностью подтвердил слова герра майора, и арестованный рыжий вместо теплого местечка, которого он усиленно добивался последние полгода, разжалованный, рядовым загремел на фронт. Кто бы стал слушать рыжего, когда оскорбления даже более младших чинов карались жестоко.

   Варя с трудом приходила в себя, её шатало из стороны в сторону, когда она потихоньку, держась за стенку или печку, начала ходить по хате. Как бережно ухаживал за ней Герби, он старался предугадать любое её желание, подать ли водички, проводить до дверей на улицу, до которых доносил её на руках, сокрушаясь, что его либе фрау стала очень легкой и худой.

   Только через неделю Варя пришла в себя. Теперь, если она куда-то и выходила, то постоянно пугливо озиралась и просто замирала при виде немцев, хоть отдаленно похожих на рыжего. Она даже не боялась, у неё просто сразу начинались рвотные позывы. Герби сказал, что тот уже на передовой, он - фон Виллов, своих врагов прощать не намерен и лично проверил, что Лейбер именно там, где и следует быть - на передовой уже.