-О, Варья, ты знаешь Октоберфест? Удивлен!

   -Наслышана, говорили знающие люди.

   Сосед Влад, побывав там, с месяц делился впечатлениями о фестивале.

   -Варюха, обожрался ихних колбасок и пивка попил...офигенно!

   -Пузо твое, смотрю, тоже офигенно прибавилось.

   -Молчи, соседка, буду теперь худеть. Бегать не могу, может, в качалку похожу.

   -"Эх, соседушка, знал бы ты, в какой Октобер я попала..." - вздохнула про себя Варя.

   А потом подумав, решилась, ведь даже если не поверит, все равно, вывод только один - у меня крыша уехала.

   -Герби, я не из дурдома, а то, что скажу - истинная правда.

   -Вас есть дурдом?

   -Сумасшедшие там живут.

   Варя поднялась, сходила в свою комнату, покопалась там и положила перед немцем малиновую книжечку. Герби взял её в руки и удивленно уставился на вытисненные золотой краской слова и герб. -Вас ист дас?

   -Ананас! Смотри сам!

   Герби прочитал:

   -Российская Федератион, а герб... Варум герб не сьерп и молот, а?

   -Потому! Смотри дальше!

   Он открыл и замер, медленно-медленно, по буквам прочитал раз, другой, пролистал, поизучал все записи, чуть ли не обнюхал каждую страницу.

   -Их ферштее нихт, - растерянно произнес он.

   -Ты же аналитик, вот и делай выводы.

   -Дас канн нихт зайн! - опять по-немецки сказал Герби.

   -Ну, нихт, значит, нихт!! - Варя потянулась за паспортом.

   Он осторожно отвел её руку.

   -Мне надо време понят. Тебя пока нет, и ты есть? -Да, именно так, я через шестнадцать лет появлюсь на свет, мамке моей всего четырнадцать, и с отцом моим они ещё не скоро встретятся, через восемь лет.

   -Дас ист фантастиш!! И тебе сейчас лет??

   -Пятьдесят четыре, у меня сыну чуть меньше, чем тебе двадцать пять лет, Пугачева, блин, с Галкиным, я теперь.

   -Майн Готт!

   -Вот и я про то же! Я тебя, сынок, в два раза почти старше, тебе двадцать восемь, Руди сказал. Имеем двадцать шесть лет разницы. Так что старуха я для тебя, можешь успокоиться, совращать не буду.

   А фон Виллов удивил, произнеся с Гринькиной интонацией:

   -Вот уж хвигушки! Не отпущу!! В аусвайс один год рождений. А я видеть другой лицо, фюнфунддрайсих!

   -Хороший возраст, тридцать пять... был когда-то! - вздохнула Варя.

   -Варья, я много думать потом, пока,нет терпений, - и Герби полез обниматься.

   -Это как понимать?

   -Я есть любопитни манн!! - Герби как-то очень ловко справился с Вариной 'кохтой', как она называла эту рвань, и замер, увидев кружевной лифчик: - Вундершён!

   -Герби, ты что творишь, а Руди войдет?

   -Найн, Руди есть охранять! - он просто вытащил её из-за стола, мгновенно подхватив на руки, пошел в комнату, бормоча при этом:

   -Так долго день тянутся, много ждать!

   -Ох, ребенок-жеребенок, ну зачем тебе это? Будет ещё у тебя и молодая фрау, и любовь, может не надо размениваться? - пыталась остановить его бешеный напор Варя.

   -Найн любов, найн другой фрау - Варья майне анзиге.

   -Это что значит?

   -Айн Варья и никто болше! Я ест серезный манн, вери мне, Варья!

   -Когда мозги к нижней голове убегают, мы все у вас - единственные!! - ещё успела буркнуть Варя, но фон Виллов, этот ледяной и высокомерный немец куда-то испарился, вместо него остался изумленный, какой-то оголодавший мужик, искренне восхищавшийся Варей и старающийся изо всей мочи ей понравиться. Как он смотрел на неё, как на какую-то редчайшую вещь, как нежно и бережно дотрагивался до неё, как трогательно благодарил после того, как отдышались оба. И поняла Варя каким-то обострившимся чутьем, что вот этот сухарь видел в жизни мало тепла и ласки, что и подтвердил вскоре его верный Руди.

   Едва Варя ушла к себе в комнату, в сенях громко затопали и, коротко стукнув дверь, вошли Руди и какой-то немец ещё. Уже застегнутый на все пуговицы и крючки, фон Виллов коротко спросил о чем-то немца, тот прооорал что-то про депешу, и фон Виллов, одевшись, ушел.

   А Руди тихонько постучал в дверь комнатки:

   -Варья, я ест загте болшой данке за Герби.

   Он с пятого на десятое пояснил Варе, что "малтшик рос совсем один, фатер унд мутти ист тодт", коротко сказал про фройляйн Элоизу, что она шлампе, а когда Варя переспросила, сказал по русски 'проститутен', и что он, Руди, просто счастлив, что Герби встретил и разглядел Варю.

   А Кляйнмихель, глядя на раскрасневшегося Герби, поинтересовался:

   -Что это Вы, герр майор, раскраснелись?

   -Температура поднялась, а сейчас, после Вашего порошка, спадает.

   А про себя подумал:

   -Врешь ты, Герби, как сивый мерин. Кстати, надо спросить, сивый - это какой?

   Панас с ребятками, все прикинув и послушав советов опытного Ивана-старшего, сделали все как по нотам. Как же радовались все, когда примерно на середине шедшего на большой скорости эшелона, вдруг вздыбилась земля, и вагоны, подпрыгнув, полезли друг на друга. А потом был такой небольшой ад для фашистов, взрывались боеприпасы, бегали, кричали и палили вслепую по лесу очумелые немцы. Повсюду был огонь, одна платформа с танками на большой скорости вылетела под откос, и они завалились набок. Потом рванули боеприпасы у самого крайнего танка, который упал близко от горящего вагона, фейерверк случился славный.

   -Это вам, суки, за мою бабулю, за всех погибших!! - посильнее зарываясь в опавшие листья, шептал Игорь.

   Матвей молча глотал слезы, вспомнив, какими бессильными они были тогда, в сорок первом, при отступлении. Иван-маленький сжимал кулаки, а Панас радовался, что все получилось удачно, никого не зацепило, никого не потеряли, все живы.

   Скомандовал по-тихому отползать, пятились как раки прилично, как говорил Игорек, лучше перебдеть...

   На базу свою вернулись окрыленные, долго возбужденно обсуждали первую диверсию. Игорь, отслуживший два года в ракетных стратегических тужил: