Оторвавшись от бутылки, Леонард сунул руку в карман.

Ах да, конверт… Соплеменники не стали бы утруждаться такими формальностями: телефонировали бы, или, на худой конец, набрали SMS. Гербовое послание наверняка подразумевало нечто архиважное. «Неужто сосватали?..»

Вампир отставил бутыль и принялся распечатывать письмо. Руки дрожали.

Внутри обнаружилась карточка жесткого мелованного картона. Надпись – витиеватый New Gothic – лаконично информировала: «Нынче, полночь, Цитадель. Огастус».

Не приглашение, констатация фактов.

Альбинос щелкнул челюстями, едва не прокусив язык. Сообщение произвело эффект террористического акта. Нечто подобное почувствовал бы мелкий клерк, получив приглашение явиться пред очи августейшего Величества.

Едва оправившись от взрыва, несколько мгновений разум Краулера судорожно метался по закоулкам памяти: не напортачил ли чего-нибудь ЭДАКОГО, что повлекло бы гнев самого Магистра?.. Леонард вообще нечасто вызывал чей-либо гнев. Тогда что стряслось?.. Сонливость как рукой сняло.

С чего это Великий Магистр заинтересовался его персоной? Подбирает кандидатуры?.. Альбинос никогда не рискнул бы предположить, что Магистр прочит его на высокое место, но на мгновение узрел себя в роскошной мантии, отдающим распоряжения… согбенным ткачом интриг и заговоров… разгребающим тонны бумаг… объектом беспрестанных покушений…

Нет, ерунда.

Вампир рассеянно ощупывал картон. Цитадель. Нынче. Полночь. То есть – 0 часов, 0 минут.

«Сколько же…»

23:11.

В спешке альбинос чудом не растянулся на полу. Трудно прогнозировать его судьбу, если… Нет-нет, исключено. Огастус терпеть не мог необязательных существ. Последний кретин, имевший дерзость и глупость проявить нерасторопность, отделался переломанными ногами – сравнительно легко.

Краулер ворвался в гардеробную ураганом, без промедления атаковавшим ни в чем не повинные шкафы. Шмотье летело во все стороны. Перед вампирами всегда стоит непростой выбор. Черное, или все-таки черное?..

Лео открывал дверцу за дверцей, словно в надежде обнаружить спасительные надписи «Одень МЕНЯ». Выбор вгонял разум в неуместный ступор. Кляня модельеров, дизайнеров, портных – всех скопом, – альбинос метался по спальне. Нужно оказать на Магистра подобающее впечатление…

Следует отметить, что вампиры помешаны также на стиле. Некоторые люди полагают, что трудно найти более элегантных существ, нежели дети ночи (вампиры идут сразу за единорогами, но конкуренция с выдуманными существами имеет место сугубо абстрактно). Эротизм составлял их природу: фатальный, роковой поцелуй, похищающий жизнь и жизнь же продлевающий. И потом – тонкий, мрачноватый, но безусловно высокохудожественный вкус во всякой материальной ерунде, от моды до архитектуры.

Наконец Краулер опомнился. Цитадель – не клуб и не бордель, а Магистр славился пуританскими воззрениями и железобетонными принципами, придерживаться каковых, по его мнению, следовало бы всем членам тайного сообщества.

В самый раз будет Армани, сорочка классического кроя, запонки с черепами и остроносые туфли. Взявшуюся невесть откуда идею галстука Лео отверг. Натяни он эту удавку, и тем самым покажет, что отнесся к визиту чрезвычайно серьезно, тогда как повод мог оказаться совсем ерундовым…

Но вряд ли.

Процесс одевания занял неслыханно малое время – около пары минут, тогда как обычно альбинос тратил на ту же процедуру не менее четверти часа. Вероятно, этот результат запросто побил бы ротный рекорд какого-нибудь vampire death squad, ежели таковой существовал бы в действительности.[3]

Краулер помчался по лестнице, рискуя бесславно свернуть себе шею. Гараж примыкал к особняку, и, уже в гараже, перед Лео встала очередная проблема. Он являлся счастливым обладателем сразу двух транспортных средств; оба любил по-разному, но одинаково сильно. «Opel calibra» и «Yamaha». Цвет автомобиля и мотоцикла неизменно соответствовал тому, что бы вампир ни надел – лоснящиеся, летящие в ночи сгустки однородного мрака.

При других обстоятельствах альбинос оседлал бы стального коня… Однако, прибыть к Магистру на МОТОЦИКЛЕ… О нем бы начали судачить. И потом, «Yamaha» создавала массу проблем: чтобы не растрепать волосы, придется надевать шлем, оставлять же оный на мотоцикле неосмотрительно, значит, придется тащить с собой, в Цитадель… Краулер представил, как гордо несет шлем, точно средневековый рыцарь, на локтевом сгибе…

Таким образом, «Опель». Усевшись за руль, Леонард испытал ни с чем не сравнимое чувство – гордость за верно сделанный выбор. Ему нравилась эта машина, ночь за ночью доказывавшая надежность и незаурядный стиль. В денежном эквиваленте, конечно, дороговато, – пришлось толкнуть антикварам кое-какое барахло, но родовитым барышням, разъезжающим в неприлично длинных лимузинах, по-прежнему было на него плевать.

Ворота гаража с готовностью открылись по команде дистанционного пульта. Альбинос вырулил на асфальтовую дорожку, развернулся – туша поместья высилась в ночи черным монолитом, – и, миновав тесный дворик, подъехал к воротам. Гараж послушно себя запер, но ворота, напоминающие паутину пауков-мутантов, подсевших на амфетамины и творчество Дали, открылись наполовину. Краулер вышел, открыл ворота, свернул на проезжую часть, после чего все-таки потратил бесценные секунды на то, чтобы закрыть створки.

Визг покрышек вспорол беззащитную ночь.

Мимо проносились дорогие старинные особняки. Владельцами являлись как вампиры, так и обычные люди. Последние благоразумно старались не совать нос в чужие дела и не пыхтеть над загадками наподобие «Дорогая, мы живем здесь двадцать лет, а тот юноша выглядит так же, как и тогда, когда мы только переехали… Любопытно, что за пилюли он принимает?..».

Заговор молчания висел над улицей незримым саваном, что, однако, не мешало НОВЫМ соседям являться с пирогами и назойливыми просьбами одолжить «грамм соли». Леонард недовольно бубнил: «Вы бы еще святой воды попросили…».

Проживать в столь респектабельном районе, строго говоря, альбинос себе позволить не мог, если бы участок не принадлежал его роду с момента основания города.

Промелькнул запущенный парк, и, соответствуя выражению «дерьмо случается», начались окраины. Невысокие постройки времен Депрессии, послужившие оной архитектурным монументом. Серые здания, казалось, впитали меланхолию в сам фундамент. Собственно, угроза получить травму кирпичом, отвалившимся от фасада, имела прямое отношение к тому малоприятному чувству.

Старые районы окружали фешенебельный Сити, с его сверкающими небоскребами и неистовой жизнью, подобно тому, как перегной обрамляет розовый куст. Трущобы на последнем издыхании исторгли красоты бизнез-центра. Город являлся контрастом самому себе. В него падали, как в бездну, и никто не поджидал внизу с натянутым брезентом. Большее, на что можно рассчитывать, это – «Ой, как кстати! А мы как раз собирались обедать!..».

На дне обитали паразиты, пьющие кровь отнюдь не в переносном смысле, как юристы и банкиры. Охота продолжалась ночь за ночью. Краулер видел на улицах сотни самодвижущихся емкостей с живительной кровью. Охота велась из «Джипа», припаркованного у перекрестка (якобы узнать у девушек расценки), у круглосуточной ресторации, у мусорных контейнеров…

Дети ночи выползали на улицы.

Манящее тепло, пульсирующее в такт сердечному пульсу, исходило от обычных людей, и в оном мареве плыли силуэты, вырубленные, казалось, из серого льда.

Впрочем, вампиры считали себя не просто паразитами. Нет, они гордо именовались «санитарами улиц». Грязных улиц мегаполиса. Если эволюции угодно, чтобы появился биологический вид, существующий за счет других, значит, это событие числилось в ее расчетах и сметах. «Палеолит… 3) – кровососы». Сторонники данной теории утверждали, будто бы человеческий социум столь же нуждается в вампирах, сколь вампиры – в социуме.

Такую точку зрения упорно отторгали любители врываться в поместья с кольями и топорами. Альбинос же старался смотреть на мир сквозь бесхитростно раздвинутые пальцы: вампиры, ЖАЖДА, и простой способ ее утоления.