В одно солнечное утро путешественники, позавтракав, готовились к продолжению путешествия. Против раскинутой палатки тлели уголья догорающего костра, на котором готовили кушанья из припасов, взятых с собой в дорогу и добытых в пути. Служанка укладывала вещи, двое предводителей каравана и молодая девушка поразительной красоты отдыхали у огня. Старший из мужчин задумчиво уставился на тлеющие угольки, наблюдая, как они медленно затягиваются слоем белого пепла.
Красавица девушка заметила печальное выражение его лица и нежно погладила тонкой рукой нахмуренный лоб старика.
– Отец, – заговорила она, – о чем ты думаешь с такою печалью? Ах, если бы я могла так легко отогнать от тебя все заботы, как разгладить морщины на твоем лбу!
– Да, король Визигаст, – с воодушевлением подхватил юноша, – о чем или о ком ты беспокоишься?
– Меня тревожит то, что нас ожидает! Но больше всего я боюсь за вас обоих.
Даггар гордо вскинул кудрявую голову.
– А я так вот не боюсь никого и ничего! Даже Аттила мне не страшен!
Ильдихо с любовью и гордостью остановила свой блестящий взгляд на красивом лице юноши.
– Отец, он прав, – спокойно сказала она. – Ничья рука, даже свирепого гунна, не вырвет у нас из сердца взаимной любви: враги бессильны перед ее могуществом; наша верность послужит нам лучшим оплотом против них.
Но король неодобрительно покачал седой головой.
– Все происшедшее очень странно и не предвещает ничего доброго, – произнес он. – Откуда мог узнать Аттила?.. Кто донес ему о вашей помолвке? Едва лишь она сделалась известна в моем доме, как к нам во двор прискакал его гонец с напоминанием, что мною нарушен закон, изданный еще отцом Аттилы, Мундцуком, но не всегда применявшийся. Ни один из королей, подвластных гунну, не имеет права отдавать в замужество дочь или женить сына, прежде чем представит царю жениха и невесту и не испросит разрешения на их брак. После такого напоминания мне оставалось немедленно повиноваться… или… вам обоим следовало бежать.
– Есть еще один выход: оказать сопротивление! – воскликнул Даггар. – Я не обращусь в бегство ни перед кем, даже грозным Аттилой! О, если бы ты послушался моего совета, отец! Нужно было немедленно начать войну.
– Слишком рано, сын мой. Теперь еще не время: наши союзники не готовы. Поэтому я решился немедленно отправиться с вами обоими в лагерь Аттилы. Но еду я туда с тяжелым сердцем! Что замышляет это чудовище? Как решится ваш жребий? Кто может предугадать заранее! А главное: откуда он узнал обо всем?
Ильдихо отвернула хорошенькую головку и покраснела, отец заметил ее смущение.
– Эллак выдал нас! – с живостью воскликнул он. – Ты ему понравилась. Он, вероятно, хочет добиться твоей руки с помощью отца!
– Пусть только попробует! – гневно произнес сквозь стиснутые зубы Даггар, хватаясь за рукоятку меча.
Между тем молодая красавица возразила:
– Нет, я не думаю, чтобы этот странный потомок гуннов был способен на предательство. Кроме того, он знает твердость моего характера. Ему известно, что я люблю Даггара и Эллак не может надеяться, чтобы Ильдихо… когда-нибудь…
Король пожал плечами.
– Ни я, ни Даггар, ни многие другие, гораздо сильнее нас, не в состоянии защитить тебя от произвола Аттилы. Вспомни, что мы совершенно беззащитны в его лагере! Если он заставит тебя выйти замуж за Эллака, – что мы все сможем сделать против этого?
– Умереть! – воскликнула Ильдихо, беря за руку жениха, который мрачно смотрел на землю. – Нет, Даггар, успокойся: я буду твоей или умру. И горе тому, кто вздумает посягнуть на мою свободу!
XIII
В эту минуту вдали, с восточной стороны леса раздался пронзительный звук охотничьего рога, то был условный сигнал одного из воинов, поставленных на страже. Путешественники тотчас вскочили на ноги. Мужчины схватились за оружие, лежащее возле них, и стали пристально всматриваться в лесную чащу.
Снова затрубил рог, но на этот раз тише, успокоительным тоном, а вслед затем показались двое ругов, сопровождавшие одинокого всадника. Тот спрыгнул с седла и медленно приблизился к Визигасту. Он почтительно поклонился королевне, а королю и Даггару протянул левую руку.
– Эллак! – воскликнул Визигаст, окидывая подошедшего недоверчивым взглядом и нерешительно отвечая на его рукопожатие. – Это вы?.. Но что привело вас сюда?
– Забота о вашем благополучии. Мой отец разгневан. Самовольная помолвка…
– Однако как скоро он узнал о ней!
– Да, раньше меня, – отвечал Эллак. – Я… только догадывался тогда, у камня Фригги… Но мне не приходило в голову, чтобы король ругов мог поступить так опрометчиво и неосторожно. Пойти против закона. Между тем едва успел я вернуться от источника в лесу в лагерь властелина, как он насмешливо крикнул мне… Ведь я нередко заступался перед ним за германских государей… бывших у него в немилости…
– Скажи прямо, – перебил Даггар, за короля Визигаста и за меня.
– Да, между прочим, и за вас, – отвечал Эллак. – Теперь же он упрекнул меня этим заступничеством, он сказал: «Полюбуйся, как хорошо ведут себя твои соплеменники по женской линии. Вот какова их верность и послушание. Король Визигаст сосватал свою дочь за королевича скиров, не спросивши меня. Это нарушение закона». – «Откуда ты узнал?» – спросил я с испугом. «Это не твое дело, – отвечал он. – В ночную пору открылось мне их предательство. В цепях прикажу я привести их сюда. Всех троих!»
У Даггара, мгновенно побледневшего, был готов сорваться гневный ответ, но Визигаст сделал ему знак молчать.
– Я принялся уговаривать отца, я заклинал его не прибегать к насилию, поручился ему своей головою, что вы добровольно придете в лагерь, если вас пригласят. Повелитель смерил меня испытующим взглядом, лицо у него странно передернулось, и он дал ответ, которого я не могу постичь до сих пор… «Хорошо, будь по-твоему. Я приглашу их добром, ты прав – так будет умнее. Но, конечно, ты не догадываешься, – прибавил он, – почему так будет умнее». И государь улыбнулся недоброй улыбкой, которая у него грознее вспышки гнева. Вот почему я вышел вам навстречу и прошу вас поспешить. Заставить Аттилу дожидаться – опасно. Кроме того, советую вам вести себя благоразумно при дворе. Не будь строптив, отважный Даггар! Смири немного свою гордость, благородная королевна!
– Моя невеста не может быть чрезмерно горда – до того она прекрасна! – возразил ему Даггар.
Эллак глубоко вздохнул и отвечал:
– Я знаю это и без тебя, королевич. Ильдихо имеет право и должна быть горда, как богиня.
Молодой человек замолчал, стараясь преодолеть вспыхнувшее в нем страстное чувство, потом он продолжил более спокойным тоном:
– Дело в том, что вы оба, почтенные князья, не правы, а повелитель прав. Не раздражайте его еще больше. Я искренне желаю вам добра, но не все сыновья Аттилы дружески расположены к вам. Когда я заступаюсь за германцев, другие стараются подстрекнуть против них нашего господина. И речи их он слушает охотнее, чем мои.
– Почему? – полюбопытствовал Визигаст.
Эллак пожал плечами.
– Строгость более свойственна ему, чем милосердие. Кроме того, он не любит германцев, а также и… меня. Его любимые сыновья…
– Эрлак, злой ребенок, и Дзенгизиц, кровожадное чудовище! – воскликнул Даггар.
– Горе нам! – прибавил король ругов. – Если эти двое со временем будут владычествовать над нами…
– Ну уж нет, этому не бывать! – рассмеялся Даггар.
Эллак смерил его строгим взглядом.
– А почему нет, неосторожный юноша?
– Потому что, до тех пор… потому что, прежде чем…
– Замолчи, Даггар! – перебил король. – Видишь, Эллак, – продолжил он, – мы хотим просить Аттилу, чтобы при делении царства между его многочисленными наследниками, – ведь у него более ста сыновей, – отдать нас, германцев, под твою власть.
– Этого никогда не будет, – покачал головой Эллак.
– Конечно, нет, – подтвердил Даггар. Ильдихо прижала палец к своим коралловым губкам.