Служанка, которая принесла чай, сообщила леди, что с ними желает поговорить некий мистер Карсингтон.

— Силы небесные! — воскликнула миссис Энтуисл. — Он времени не терял.

Мирабель не сказала ни слова, лишь расправила плечи, но сердце у нее гулко забилось.

— Проводите его сюда, — сказала мисс Энтуисл. Мгновение спустя вошел Алистер. Лицо его выдавало усталость, глаза потемнели. Но в остальном он был таким же безупречным, как обычно: каждый волосок лежал на своем месте, создавая видимость романтической небрежности, на месте была каждая складочка галстука без единой морщинки.

Мирабель испытала сумасшедшее желание вскочить и взъерошить ему волосы. Но тут же напомнила себе, что расслабляться было бы роковой ошибкой. Он сделает с ней все, что захочет. Нет, она должна притвориться, будто он ее злейший враг. Иначе пропадут результаты всех ее трудов за последние десять лет.

В ответ на его поклон она холодно кивнула, сложив руки на коленях, и предложила ему выпить с ними чаю.

— Я пришел не на чашку чая, — проворчал Алистер, снял шляпу и подошел к ней. — Я удлинил канал на пять миль ради вас, хотя это создает неудобства для моего партнера и увеличивает расходы. Но вас и это не устроило, судя по вашим действиям. Почему?

— А почему вы и лорд Гордмор по-прежнему проявляете настойчивость? Ведь я не скрывала, что готова на все, только бы сорвать ваши планы.

— Если я вам больше не нравлюсь, так и скажите. В обычных обстоятельствах было бы нечестно играть моими чувствами, но…

— Я? Я играю чувствами человека, о чьих любовных похождениях слагают легенды? — возмутилась она. — Не смешите меня.

— В данном случае мои чувства не играют роли, — продолжал он, пропустив ее слова мимо ушей. — Можете разбить мое сердце, если вам угодно. Но каким-нибудь другим способом. Вы не представляете, сколько вреда ваши действия причинят другим людям.

Разбить его сердце? Она похолодела. Даже Уильям не обвинял ее в том, что она играет его чувствами. После того как она с ним порвала, многие стали относиться к ней холодно и отчужденно, а те, кто от нее отвернулся, с удовольствием рассказывали, о чем шепчутся у нее за спиной.

Ее называли кокеткой. Говорили, что она, мол, бессовестно использовала Уильяма Пойнтона. Когда она уехала, ей писали письма. Люди, видевшие его в Венеции, утверждали, что он плохо кончит, что умрет от несбывшихся надежд. Что почти не притрагивается к кисти, что, закончив стенную роспись, уехал в Египет, поклявшись никогда не возвращаться в Англию.

И все по ее вине.

На мгновение ее охватили воспоминания о первых двух ужасных годах после разрыва с Уильямом, и ей снова, как тогда, показалось, что в ее жизни больше никогда не будет ничего хорошего.

Она едва сдерживала слезы.

Это разозлило ее.

Она встала, дрожа от возмущения.

— Значит, я с вами играла, не так ли? Вот как вы обо мне думаете.

— Я не это имел в виду.

— Мне следовало бы понять, что моя развязность унизит меня в ваших глазах, — произнесла она. — Но упреков и обвинений я от вас не ожидала. Вы, наверное, думаете, что я возражаю против вашего канала, просто чтобы помучить вас? Считаете меня мелочной и ничтожной?

— Разумеется, нет. Не надо превратно толковать мои слова.

— Может быть, я неправильно поняла? — Мирабель вопросительно взглянула на миссис Энтуисл.

— Не имею ни малейшего понятия, — ответила миссис Энтуисл, с невозмутимым видом положив себе на тарелку кусочек торта. — День был такой суматошный, и я слишком устала, чтобы решать столь сложные вопросы. Если вам не терпится продолжить спор, будьте любезны, перейдите в столовую, чтобы я могла спокойно выпить чаю.

Войдя в гостиницу, Алистер не обратил на миссис Энтуисл ни малейшего внимания. Он видел только Мирабель. Соберись на лестнице толпа слуг, чтобы подслушать разговор, он не заметил бы и их.

Злясь на себя, он последовал за Мирабель в смежную комнату и закрыл за собой дверь. Она подошла к банкетке, стоявшей в самом дальнем углу под окном, выходящим на улицу.

Алистер понял, что обидел ее своими речами. На собрании, посвященном каналу, он вел себя гораздо тактичнее. Ну почему его мозг сжимается до размеров горошины, когда он находится рядом с ней?

— Я не хотел… — начал было он и умолк, не в силах произнести еще хоть слово. Ему не хотелось говорить. Хотелось обнять ее и вымолить прощение. Она стояла в напряженной позе и была бледна.

— Прости меня, — сказал он. — Я так хотел порадовать тебя новым планом канала, но мне это не удалось, и я вышел из себя.

— Рано об этом говорить, — сказала она. — Вы выиграли первый раунд. Неизвестно, кто победит в последнем.

— Может быть, скажешь мне, что я сделал не так? Я попытался бы все исправить, но я сбит с толку. Возможно, я поторопился, решив, что мы сможем пожениться, как только я преодолею это последнее препятствие. Канал. Видимо я ошибся. Канал не единственное препятствие. Но остальные мне неизвестны. Я соблазнил тебя, хотя понимал, что это нечестно. Прежде надо было завоевать твое сердце. Но я так желал тебя, что ничего не мог с собой поделать. Если не питаешь ко мне никаких чувств, скажи, и я оставлю тебя в покое.

Ее волосы поблескивали в пламени свечи, как отшлифованная медь.

Он вспомнил ее слова.

«Ты делаешь меня такой счастливой. Когда мы рядом, я снова чувствую себя девчонкой».

Но он не сделал ее счастливой. Наоборот. Она стояла в напряженной позе, остановив на нем мрачный взгляд.

— Хочешь услышать, что я не люблю тебя? Это было бы ложью. И ты это знаешь.

— Любовь моя. — Он бросился к ней. Она жестом остановила его.

— Если ты действительно меня любишь, то не приближайся ко мне. Стоит тебе ко мне прикоснуться, как я теряю контроль над собой, что дает тебе преимущество.

Алистер нехотя отступил на шаг.

— И еще. Не надо меня уговаривать. Нынче утром ты почти убедил меня, что следует благодарить судьбу за такой подарок для Лонгледжа, как ваш канал.

— «Почти», но не совсем, — сказал он. — В том-то и беда. Именно поэтому я приехал. — Он усмехнулся. — Впрочем, приехал я по другой причине, но сказал Гордмору, что хочу знать, почему тебе не понравился мой новый план. Может, скажешь, что мы должны сделать?

— Уехать отсюда, — сказала она. — Оставить эту затею. Надеюсь, у вас хватит ума не упорствовать. Я кое-что смыслю в бизнесе и политике и знаю, как делаются такие дела. Возможно, в конечном счете вы победите, но это обойдется вам дороже, чем вы рассчитывали, а может быть, дороже, чем вы можете себе позволить. Эти шахты наверняка того не стоят.

— Дорогая, — произнес он, — эти шахты сейчас почти ничего не стоят, но у нас, кроме них, ничего нет.

Ошеломленная, она округлила глаза, покраснела и плюхнулась на банкетку. Алистер проклинал себя за свою болтливость.

— Хотел бы я, чтобы мой язык хотя бы изредка советовался с мозгом, — признался он. — Наши финансовые дела тебя совершенно не касаются.

— Не касаются? — сердито воскликнула она. — Теперь понятно, почему лорд Гордмор проявляет такое дьявольское упрямство. До чего же я глупа! Когда я писала тетушке Клотильде, следовало расспросить ее не только о тебе, но и о нем. Было бы гораздо полезнее узнать подробности о твоем финансовом положении, чем получить перечень твоих любовных похождений, хотя они весьма забавны.

— Забавны?

— Тебе нужно писать мемуары, — сказала она.

— Мемуары? — Это был очередной удар по голове, но Алистер даже не поморщился. Он уже привык.

— Это принесло бы больше денег, чем ваши жалкие шахты. Алистер подошел к камину и, наблюдая, как крошечные язычки пламени лижут уголь, стал обдумывать, в какой степени можно открыться перед ней. Наконец он повернулся к ней. Она пристально смотрела на него. Наконец он сказал:

— Мирабель, у меня нет времени.

— Тебе еще не исполнилось тридцать, — сказала она. — Какой бы волнующей ни была твоя жизнь, она относительно коротка. Если возьмешься за дело сейчас, сможешь написать мемуары за несколько месяцев, красноречия тебе не занимать.