— Удивительно приятный вечер, — сказал Ламберт, с улыбкой глядя на пригоршню полковничьих денег в своей руке. — Я не имею в виду меркантильную сторону.

— Приятный и поучительный, — согласился Парри, расплачиваясь с Хорнблауэром.

Игра шла все в том же молчании, лишь изредка прерываемом короткими замечаниями игроков между робберами. Один роббер Хорнблауэр проиграл, но, к счастью, он уже мог себе это позволить. Тем более роббер этот был дешевый, и Хорнблауэр тут же выиграл следующий, вернув больше, чем потерял. Выигрыш его рос, практически не убывая. Было поздно, Буш устал, но игроки не проявляли ни малейших признаков утомления, а флаг-адъютант стоял с тем философски-обреченным терпением, которое приобрел на нынешней своей должности; он знал, что никоим образом не может повлиять на решение своего адмирала, когда тому отправляться спать. Остальные посетители постепенно разошлись; позднее приоткрылся занавес, из-за него толпой вывалились игроки, одни шумные, другие притихшие. Появился маркиз. Он молча и невозмутимо наблюдал, как играются последние робберы, следил за тем, чтоб со свеч вовремя снимали нагар, чтоб без задержки приносили новые свечи, чтоб в нужный момент свежая колода оказалась наготове. Парри первый взглянул на часы.

— Полчетвертого, — заметил он. — Может быть, джентльмены…

— Слишком поздно ложиться спать, милорд, — ответил полковник. — Вы же знаете, нам с сэром Ричардом завтра рано вставать.

— Мои приказы отданы, — произнес Ламберт.

— И мои, — сказал полковник.

Буш отупел от долгого стояния в духоте, но ему показалось, что он уловил укоризненный взгляд, который Парри бросил на говоривших. Буш тщетно гадал, что за приказы отдали Ламберт с полковником, и почему Парри так не хочет, чтоб эти приказы упоминались. В голосе и поведении Парри чувствовался легчайший намек на поспешность, легчайший намек на желание сменить тему.

— Очень хорошо, значит, мы можем сыграть еще один роббер, если мистер Хорнблауэр не возражает.

— Ничуть, милорд.

Хорнблауэр был абсолютно невозмутим: если он и заметил что-то необычное в предыдущем разговоре, он этого не показывал. Хотя, возможно, он устал — Буш заподозрил это по той самой его невозмутимости. Буш теперь знал, что Хорнблауэр старательно скрывает человеческие слабости, как другие скрывают недостойное происхождение.

Хорнблауэру снова достался в партнеры полковник, и все в комнате почувствовали, что последний роббер играется еще более напряженно, чем предыдущие. Ни слова не произносилось между раздачами: подсчитывали, собирали взятки и снова сдавали в гробовом молчании. Счет был почти равный. Каждая взятка могла оказаться решающей, так что роббер тянулся медленно и мучительно. Флаг-адъютант и маркиз считали про себя, и, когда Ламберт взял последнюю взятку, шумно выдохнули. Полковник так разволновался, что нарушил молчание.

— Голова к голове, разрази меня гром, — сказал он. — Сейчас все решится.

Укором ему было каменное молчание, которым остальные встретили его слова. Парри просто взял карты, лежавшие справа от полковника, и дал Хорнблауэру подснять. Потом раздал, перевернул карту, показывая козыри — это был бубновый король. Полковник зашел. Некоторое время, упустив лишь одну взятку, Ламберт и Парри шли напролом. Шесть взяток лежало перед Парри и только одна перед Хорнблауэром. Еще одна взятка из оставшихся шести — и два адмирала выиграют роббер. Шансы пять к одному. Буш смирился с тем, что его друг проиграет последний роббер. Но следующую взятку взял полковник. Хорнблауэр пошел с бубнового туза, и тут же, не дожидаясь, пока остальные снесут, выложил последние три карты — бубновые дама и валет лежали у всех на виду.

— Роббер! — воскликнул полковник. — Мы выиграли, партнер! Я думал, мы проиграем.

Парри горестно оплакивал своего павшего короля.

— Я согласен, вы должны были пойти с туза, мистер Хорнблауэр, — сказал он, — но я был бы крайне вам обязан, если б вы сказали, откуда знали с такой точностью, что король у меня бланковый? Ведь оставались еще две бубны. Можно попросить вас, чтоб вы открыли секрет?

Хорнблауэр поднял бровь, удивляясь, что у него спрашивают такую очевидную вещь.

— Известно было, что у вас король, — сказал он. — Но ведь известно было, что у вас есть три трефы. Поскольку у вас оставалось всего четыре карты, ясно, что король не мог не быть бланковым.

— Превосходное объяснение, — сказал Парри. — Оно только подтверждает мое убеждение, что вы — великолепный игрок, мистер Хорнблауэр.

— Спасибо, милорд.

Загадочная улыбка Парри выражала дружелюбие. Если бы предыдущее поведение Хорнблауэра не завоевало еще симпатии Парри, это сделало бы последнее объяснение.

— Я запомню ваше имя, мистер Хорнблауэр, — сказал он. — Сэр Ричард уже объяснил, почему оно мне знакомо. Прискорбно, что политика экономии, навязанная Адмиралтейству Кабинетом, привела к тому, что вы не были утверждены в звании капитан-лейтенанта.

— Я думал, я один жалею об этом, милорд.

Буш снова заморгал: сейчас Хорнблауэру время заискивать перед высоким начальством, а не оскорблять его нескрываемой горечью. Такая встреча с Парри — невероятное везение, за которое любой флотский офицер на половинном жаловании не задумываясь отдал бы два пальца. Однако, взглянув на говоривших, Буш успокоился. Хорнблауэр улыбался с заразительным легкомыслием, Парри улыбался в ответ. То ли горечь ответа ускользнула от Парри, то ли она существовала только в воображении Буша.

— Я совершенно забыл, что я должен вам еще тридцать пять шиллингов, — вспомнил вдруг Парри. — Простите великодушно. Так, с денежными долгами я расквитался, за полученный опыт остаюсь у вас в долгу.

Хорнблауэр убрал в карман толстую пачку купюр.

— Надеюсь, вы поостережетесь грабителей по дороге домой, мистер Хорнблауэр, — сказал Парри, провожая пачку взглядом.

— Мистер Буш пойдет домой вместе со мной, милорд. Ни один грабитель не решится на него напасть.

— Этой ночью можно не бояться грабителей, — вмешался полковник.

Он многозначительно ухмыльнулся, двое других на мгновение нахмурились, услышав такое, на их взгляд, неосторожное высказывание, но полковник указал рукой на часы, и лица их тут же прояснились.

— Наши приказы вступают в силу в четыре, милорд, — сказал Ламберт.

— А теперь полпятого. Превосходно. В этот момент вошел флаг-адъютант — он выскользнул на улицу, когда доиграли последний роббер.

— Экипаж у дверей, милорд, — сказал он.

— Спасибо. Спокойной ночи, джентльмены.

Все пошли к дверям, на улице стоял экипаж. Два адмирала, полковник и флаг-адъютант забрались в него. Хорнблауэр и Буш взглядами проводили экипаж.

— Что это за приказы, которые вступают в силу в четыре? — спросил Буш.

Небо над крышами домов начинало светлеть.

— Бог их знает, — ответил Хорнблауэр. Они шли к углу Хайбери-стрит.

— Много вы выиграли?

— Больше сорока фунтов. Что-то около сорока пяти, — ответил Хорнблауэр.

— Неплохо.

— Да. Шансы всегда со временем выравниваются. — Голос его звучал на удивление вяло. Хорнблауэр прошел несколько шагов и вдруг взорвался: — Господи, если бы это случилось на прошлой неделе! Даже вчера!

— Но почему?

— Девушка. Бедная девушка.

— О, Господи! — сказал Буш. Он совершенно забыл и про Марию, и про ее полкроны. Ему было странно, что Хорнблауэр не забыл. — Зачем тревожиться о таких пустяках?

— Не знаю, — сказал Хорнблауэр и прошел еще два шага. — Но тревожусь.

Буш не успел обдумать это странное признание: он услышал звук, заставивший его в волнении ухватить Хорнблауэра за локоть.

— Послушайте!

Впереди, на тихой улочке, слышалась тяжелая, военная поступь. Звуки приближались. Брезжащий предутренний свет отражался от медных пуговиц и белых перевязей. Это военный патруль с ружьями на плечо. Рядом шел сержант с нашивками и короткой пикой.

— Что за черт… — начал Буш.

— Стой! — скомандовал солдатам сержант, потом обратился к Хорнблауэру с Бушем. — Могу я спросить у джентльменов, кто они такие?