Немилосердно печет находящееся в зените солнце. Такое впечатление, будто свирепые лучи вспарывают тебе кожу. Ветра в это полдневное время почти нет. В августе часто бывает так, что штиль держится несколько дней подряд. Поэтому парусная шхуна "Сильвия" передвигается сейчас по морю в лучшем случае со скоростью два узла. Пройдет милю-другую, вновь застынет, уныло всхлипнут штопаные-перештопаные паруса. И опять жди, когда трехмачтовая деревянная посудина тронется с места.

Лопес и Мануэль сидят на корме, укрывшись под навесом, кое-как сделанным из старой мешковины. О том, чтобы уйти в каюту, и подумать страшно. Пускай там тень, но духота такая – просто нет спасения. Только если кого сморил сон, тот способен находиться в подобном пекле. Правда, большинство команды сейчас спит. Заняться делами можно лишь после четырех, когда жара постепенно ослабляет свою мертвую хватку. Ближе к вечеру все выползут на свет божий. Тогда и у повара Нахиля появится работенка. Днем же пираты едят мало. А о выпивке вообще речи быть не может. Интерес к ней проявляется лишь с дуновением вечерней свежести.

Лопес и Мануэль сидят, лениво перебрасываясь словами. Кроме них, на палубе находится лишь капитан дон Росендо. Он старше всех на корабле и по званию, и по возрасту. Ему сорок четыре года. Капитан вообще мало спит. Он позже всех ложится и раньше встает. Да и спит беспокойно – среди ночи поднимается два-три раза. Бродит по шхуне, прислушивается, приглядывается. Дону Росендо кажется, что команда готовит против него заговор. Он ощущает это каким-то шестым чувством. На заговорщиках лежит особая печать. Ему ли не знать об этом! В молодости дон Росендо сам отправил на тот свет троих капитанов, в том числе и своего лучшего друга Пабло. Поэтому он всегда находится настороже. Капитан даже не знает точно, сколько у него в команде верных людей. Если вообще кому-то можно доверять. На кого надеяться, если вспыхнет бунт? Остается надежда только на самого себя. Пристально наблюдает дон Росендо за каждым движением пиратов, ловит каждое их слово. Это он только с виду вялый и сонный, медлительный, как многие полные люди. Однако глаза из-под полуопущенных век с ястребиной зоркостью следят за происходящим вокруг. Никакое нарушение привычного ритма не ускользает от опытного командира.

Но… На всякого мудреца довольно простоты: команда тоже внимательно следит за своим предводителем. Каждое приказание дона Росендо, любой его поступок обсуждаются пиратами на все лады.

– Хотел бы я плавать на новом корабле, – попыхивая трубочкой, говорит Лопес приятелю. – Таком, как у дона Теренцио.

– За чем же дело стало? – спрашивает Мануэль. – У тебя на "Святой Венере" полным полно знакомых.

– И сам дон Теренцио меня хорошо знает. Я был у него тогда, когда мы потопили португальского купца. Да неохота мне долго торчать на берегу. Это для меня что острый нож. Я и ушел с "Сильвией". А когда вернулся, уже поздно было. У него от желающих отбоя нет.

Лопес шумно вздыхает, и вздох Мануэля словно вторит ему:

– Нас вообще считают неудачниками. Дон Федерико только начал строить новый корабль. А меня уже предупредил, что в моих услугах не нуждается.

Некоторое время друзья сидят молча.

– Но когда-нибудь и нам повезет, – говорит после паузы Мануэль. – Будет и на нашей улице праздник.

– Если не будем сидеть сложа руки.

Благо, дон Росендо не слышит этих слов. Они произнесены угрожающим тоном.

– Тоска зеленая, – говорит после очередной паузы Лопес. – Одно развлечение каждый день.

– Когда капитан ругается с поваром, – уточняет Мануэль, и приятель согласно кивает.

В это время, легок на помине, на палубе появляется повар – старый сириец Нахиль. Он ходит на "Сильвии" бессчетное количество лет, пережил дюжину капитанов. В этот рейс он впервые взял с собой пятнадцатилетнего сына Хатима. Из мальчика вряд ли выйдет толк. Из него не то что пират – моряк не получится. Ему на корабле неинтересно. Хатим мечтает стать художником. Поэтому не расстается с грифелем и бумагой, много рисует.

Нахиль подходит к борту и опускает на веревке ведро. Ему нужно помыть оставленную с вечера посуду.

Дон Росендо подзывает его к себе:

– Принеси мне чаю с халвой.

Старый повар сохраняет обычную почтительность, однако в глубине души недоволен приказом. Халвы на борту осталось мало. Капитан же ест ее по несколько раз в день. Макароны на исходе, оливковое масло тоже. Уже заканчивается неприкосновенный запас. Если кончится халва, Нахилю нечем будет кормить пиратов. Ее нужно оставить на черный день, она может долго лежать и не портится. Августовский штиль вещь известная – можно долго не добраться до берега. А в море других припасов не найти. Разве что подвернется суденышко, которое можно ограбить.

Тем не менее повар быстро выполняет капитанское приказание. Помимо чая и халвы, он приносит большую оловянную кружку, в которой плещется ром. Нахилю прекрасно известны вкусы и привычки хозяина. Старик знает, что после чая тот обязательно захочет промочить горло. Так зачем же лишний раз ходить по такой жаре туда-обратно, когда можно принести всё сразу!

Лопес и Мануэль бесстрастно наблюдают за сценой, которая повторяется изо дня в день.

В это время на палубу поднимается Хуарес…

Весь июль Димка Скорлупкин провел в лагере. Его закадычный друг Олег Запольский тоже, только они были в разных местах. А теперь оба почти одновременно вернулись домой, в Теремковск.

Олегу отдых ни чуточки не понравился. У них были слишком строгие воспитатели, следившие за каждым шагом ребят. В довершение ко всему нельзя было купаться. В том пруду, на берегу которого находился лагерь, обнаружили какие-то холерные палочки, и купаться в нем строго-настрого запретили. Как назло, стояли жаркие дни. Чтобы немножко освежить детей, их поливали из леек. Представляете? Такое издевательство можно вытерпеть, если тебе лет шесть, от силы семь. Но когда тебе идет тринадцатый год, это поливание из лейки граничит с издевательством. Уж лучше проводить каникулы в городе. Здесь всегда найдешь, чем заняться.

В отличие от Олега, Димка вспоминал свой лагерь с удовольствием. Там подобралась на редкость хорошая компания. Было очень весело. Димка охотно остался бы там еще на одну смену. Однако у них дома готовилось семейное торжество – в начале августа отцу исполнилось сорок лет. Юбилей собирались отмечать с размахом. Должны были приехать все близкие родственники. Разве можно допустить, чтобы такой праздник проходил без единственного сына именинника! Поэтому Димка проводил август в городе.

На день рождения отца к ним домой пришло много народу: и родственников, и знакомых. Его старший брат, дядя Рома, не поленился прилететь из самой Москвы. "Спасибо, что не забываете меня, – сказал он, появившись на пороге, – пригласили".

Это он, конечно, так пошутил. Дядю Рому в семье Скорлупкиных не могли бы забыть при всем желании: о нем часто говорят по радио, пишут в газетах, его показывают по телевизору. И не только его самого – показывают его фильмы. Ведь дядя Рома кинорежиисер. Он уже поставил несколько картин. Среди них такая известная комедия как "Ты сломаешь себе шею". На этой картине про гимнастов – обхохочешься. Нет такого человека, который бы ее не видел. А "Внук эмигранта"? Тоже знаменитый фильм. Он даже получил премию на международном фестивале.

В этот раз дядя Рома приехал в приподнятом настроении. Он только что закончил снимать новую картину из жизни пиратов. Снимали ее намного дольше обычного. Несколько раз кончались деньги. Поневоле приходилось делать перерывы, которые порой продолжались по несколько месяцев. До тех пор, пока не найдется спонсор: банк или крупный завод. После этого съемки продолжались.