Только?! Наши дети едва могли есть, потому что улыбались до ушей, жуя еще теплое печенье, намазанное маслом и клубничным вареньем. Мои четверо вообще никогда в жизни не пробовали такой еды, да и молоко пили уже очень и очень давно. Томас, уплетая одно печенье за другим, все кивал Майре — так маленький лорд выражал свое одобрение.

— Очень вкусно, — сказала Майра, прихлебывая свой кофе, — напиток, которого не пили даже Мерзавцы Пайки.

Вечером мы с Майрой сидели вместе с сестрой Генриеттой и мадам Жак на крыльце их небольшого деревянного домика.

— А в Ирландии в домах нет крыльца, — сказала я.

— И качелей на крыльце — тем более, — добавила Майра, когда мы с ней тихонько раскачивались на качелях со Стивеном и Грейси на руках. Остальные дети уже спали в доме.

— Какой замечательный аромат, — заметила я.

— Ночью распускается жасмин, — пояснила нам сестра Генриетта.

— Здорово, что тут у вас тепло, — сказала Майра.

Мы обе были очень удивлены, когда мадам Жак рассказала нам, что раньше была собственностью сестры Генриетты.

— Я досталась ей вместе со своими детьми по наследству, когда умерла ее сестра. — Мадам Жак продолжила свой рассказ о семье Делиль. — Все девушки там — красавицы, разговаривают на трех-четырех языках, играют на пианино, рисуют картины, — сказала она. — Даром, что ли, их дедушка был французским аристократом, а бабушка — дочерью африканского вождя?

— Помолчи, — сказала сестра Генриетта мадам Жак и добавила, что с радостью дала бы мадам Жак свободу, но тогда той пришлось бы покинуть Новый Орлеан. Недавно освобожденным рабам запрещалось жить в городе.

— Рабство — великий грех нашей страны, — вздохнула она. — Я каждый день молюсь о том, чтобы Америка одумалась и исправила это положение.

— Вам лучше завтра сходить на воскресную мессу в ирландскую церковь Святого Патрика, — продолжала сестра Генриетта, хотя допускала, что мы могли пойти также во французскую — Собор Святого Луи — или испанскую.

Сестра Генриетта сообщила, что сама она, все сестры и мадам Жак ходят в церковь Святого Августина для цветных: можно пойти и туда, местная паства тепло примет нас, но могут быть проблемы с белыми властями. Я сказала, что церковь Святого Патрика нам подходит. Там наверняка будут Догерти с «Сьюпериор», а брат Чарли может помочь нам купить билеты до Чикаго.

Сестра Генриетта слышала о Чикаго от французских священников-миссионеров.

— Это на границе с прериями, — сказала она.

Я хотела расспросить подробнее, но тут Майра встала и заявила, что ей необходимо поспать.

Мы поблагодарили сестру Генриетту. Я сказала, что у нас нет слов, чтобы высказать ей свою признательность за такую безусловную доброту.

— Это наш долг, — ответила она.

На следующее утро Лоренцо отвел нас в церковь Святого Патрика.

— Ты глянь, кто устроился там на боковой скамье, — сказала мне Майра, когда мы вошли в красивую каменную церковь с высокой колокольней.

Мэгги и Чарли Догерти сидели там вместе с какой-то супружеской парой — вероятно, братом Чарли и его женой — и целым выводком ухоженных и тщательно причесанных детей.

Наши дети выглядели ничем не хуже. Все они помылись в ванной.

— Я в жизни еще не был таким чистым, — заявил мне Джеймси.

Сестра Генриетта нарядила их в одежду, пожертвованную богатыми семействами Нового Орлеана. Она подобрала им даже по паре обуви, а также нашла юбки и блузки для нас с Майрой. А мадам Жак вынула откуда-то красную шелковую шаль с бахромой и накинула ее Майре на плечи.

— Мы тут в Америке неплохо устроились, — шепнула сестра, когда мы усаживали своих детей на церковную скамью.

Мы держали Стивена и Грейси на коленях. Детям пришлось увидеть и услышать столько нового, и они вели себя очень тихо в течение всей долгой мессы. На священнике были яркие зеленые одежды, пел хор, а нас окружали статуи святых в человеческий рост и разноцветные витражи. Над алтарем, вырезанным из мрамора и укрытым цветами и золочеными подсвечниками, расположились три громадные картины.

— Эта церковь лучше любой церкви в Ирландии, — сказал Питер Догерти, брат Чарли, когда после мессы мы стояли и беседовали, слившись с толпой, в которой, похоже, все друг друга знали.

Настоящий церковный приход. Питер рассказал нам, что всю эту красоту создал лучший архитектор Нового Орлеана.

— Джеймс Галье, — сказал он. — Хотя, покидая графство Донегол, он был Галлахером. Но как француз он получает здесь больше заказов на свои работы.

Питер сказал, что картины стоят тысячу долларов — одна только краска потянула на сотню, плюс плата художнику за работу в течение пяти лет.

— Очень красиво, — сказала я и поинтересовалась именами изображенных здесь святых.

На картине две женщины, одетые в элегантные платья и подбитые мехом мантии, стояли на коленях перед богато одетым епископом на фоне большой церкви с колоннами. Может быть, это папа римский? Питер Догерти поднял меня на смех. Неужели я не узнала самого Святого Патрика, который крестит Эне и Фиделму, дочерей Арта О’Лири, верховного короля? У меня хватило ума не начать объяснять ему, что тогда на Фиделме и Эне должна была бы быть домотканая одежда и что все часовни во времена Святого Патрика были маленькими мазанками. Но быть ирландцем в Америке означало совсем другое.

Чарли уже рассказал Питеру, что мы направляемся в Чикаго, и тот согласился помочь нам обменять наши деньги на доллары. Он сказал, что за наши тридцать два фунта мы сможем получить сто долларов, и этого вполне хватит на билеты до самого Чикаго. Питер Догерти работал в порту и был хорошо осведомлен относительно любых перевозок по воде. Он сообщил нам, что «Ривер Куинн» отправляется завтра, в понедельник, и лучше бы нам попасть именно на этот рейс, если мы хотим достичь канала Иллинойс-Мичиган до того, как он покроется льдом.

— Завтра? — расстроенно воскликнула Майра. — Так скоро?

Она разговаривала с Мэгги и Энни, женой Питера.

Энни Догерти пригласила нас на обед к себе домой. Они жили довольно далеко о церкви Святого Патрика, и это удивило меня.

— Ирландцы начали селиться в Новом Орлеане давным-давно, — сообщил мне Питер Догерти. — А наш пастор, отец Маллин, сражался еще во время войны 1812 года.

Вновь прибывшие жили в районе, который назывался Канал. Догерти привели нас к группке беспорядочно расположенных симпатичных деревянных коттеджей, окрашенных в разные цвета: синий, розовый, желтый, зеленый. У каждого обязательно было свое крыльцо, на котором играли дети.

Догерти угостили нас чаем и каким-то блюдом из картошки. Я заметила, что их дети, родившиеся уже в Новом Орлеане, растягивают слова, как это делала мадам Жак: в голосах их слышалась очаровательная мягкая интонация, приводившая Джеймси в восторг.

Пока мы беседовали перед их коттеджем, наши дети куда-то ушли с юными Догерти. Питер уже нашел для Чарли работу в порту. Мэгги надеялась зарабатывать в больших домах: стирать, готовить или убирать. Но Энни объяснила ей, что всю эту работу выполняют рабы. Впрочем, плата за жилье здесь была невысокой, да и теплые зимы тоже очень помогали прожить.

— Так что на обогрев здесь много тратиться не придется, — сказала она.

Питер Догерти собрал всех детей и вместе с нами повел их в конец улицы.

— К Миссисипи, — с гордостью объявил он. — Четвертая река в мире по своей длине — никакая речка у Sassenach и близко не сравнится с ней.

Он показал на воду и сказал, что «Ривер Куинн» пять дней будет везти нас по Миссисипи, а потом по реке Иллинойс до местечка под названием Ласаль, где мы на сутки пересядем на баржу для плаванья по каналу.

— В Чикаго вы будете через неделю, если считать от сегодняшнего дня.

— А вы знаете кого-нибудь в Чикаго? — спросила Майра у Энни.

Та ответила, что не знает.

— Поговаривают, что это суровое место.

— А вот Новый Орлеан — очаровательный город, — сказала Майра.

— Не могу с вами не согласиться, — ответила Энни.