— Хорошо, — сказал Майкл.
— Потом еще несколько пенни на железную дудочку.
— Джеймси так увлекся ею.
— Это правда, — согласилась я.
— Еще я дал шиллинг или два матери Коламбе, — добавил он.
— Тут все правильно — я учла это, а также те пенни, которые ты раздал нищим.
— Очень трудно проходить мимо них просто так.
— На сегодняшний день у нас есть два фунта пять шиллингов. Нам нужно будет покупать еду летом, в голодные месяцы, когда запасы pratties закончатся. Но этих денег вместе с твоей зарплатой нам хватит, чтобы продержаться.
— У нас будет достаточно всего, чтобы помогать родным и соседям, — добавил Майкл.
— Мы будем помогать. А если рыбалка будет удачной, если мы все будем здоровы, если…
— Плохая примета выстраивать столько разных «если», Онора. Я работаю и получаю за свой труд приличные деньги. Чего нам еще просить?
— Мы должны умудриться накопить двенадцать фунтов ко Дню Святого Михаила, — сказала я. — На случай, если агент действительно явится за рентой.
— Хороший урожай и отсутствие картофельной чумы — и у нас все будет хорошо, — ответил Майкл. — Посмотри на наших соседей.
Он показал на поля.
— Чтобы найти у нас картошку и посадить ее, требуется больше мужества, чем выйти на улицы Парижа, — заметила я.
*
Две недели спустя Майкл принес домой из кузницы номер «Голуэй Виндикейтор».
— Ты только послушай это, Онора. Смит О’Брайен утверждает, что он, как прямой потомок Бриана Бору, имеет полное право создать вооруженную Национальную гвардию. И тысячи людей уже записываются туда. Почитай вот здесь…
Он показал пальцем на большой заголовок: «В АМЕРИКЕ ФОРМИРУЕТСЯ ИРЛАНДСКАЯ БРИГАДА».
— Это оно, Онора. Именно этим там занимается Патрик. Поэтому мы и не получали от него вестей — он рекрутировал там ирландцев, чтобы вернуться сюда и выступить вместе с нами. Ты только представь себе: тысячи вооруженных людей высаживаются на берегу залива Голуэй и присоединяются к национальной гвардии. Смит О’Брайен говорит, что ирландские парни, которые служат в британской армии и полиции, не должны стрелять в свой народ. Они присоединятся к нам — все вместе, плечом к плечу, — и тогда мы вернем себе нашу страну в тот самый момент, когда британцы уже посчитали, что уничтожили нас. И Патрик тоже появится здесь, поднимая над головой золоченый посох Греллана. Джексон сбежит отсюда, Онора, как все остальные английские чиновники, десятники и спекулянты едой. Берегись восставшего народа.
Он вдруг запел:
— Волну не удержишь цепями,
Не ограничишь ее свободу.
И нас не удержишь силой,
Отвоюем свободу народа.
Прибежали Пэдди и Джеймси. Широко открыв глаза и задрав головы, мальчишки хлопали в ладоши в такт пению Майкла. Своим сильным и чистым голосом он выводил заключительный куплет:
— Но слушайте! Вдруг грянул голос, подобный грому:
Запад просыпается, Запад просыпается!
Лети, наша песня! Трепещи, Англия! Ура!
Ибо ради Эрина взглянем мы смерти в глаза!
Мальчики и Бриджет радостно засмеялись. А Стивен сказал:
— Па! Па!
В глаза смерти. Мы с таким трудом выцарапали жизнь, а теперь он говорит о смерти?
— Ура! Ура! — принялись скандировать мальчики.
Мои сыновья, всего-то семи и пяти лет отроду, ничего не боясь, восторженно смотрели снизу вверх на своего отца. Да, было бы действительно здорово, если бы изгнанники вернулись — если бы Дикие Гуси вновь пришли на родину, с мушкетами за плечами и с деньгами в карманах, чтобы выгнать всех, кто наживался на наших бедствиях, чтобы предъявить свои права на землю, где теперь столько безымянных могил. Но утешит ли мертвых то, что в своей независимой стране они лежат в могилах?
*
В конце марта англичане арестовали Джона Митчела за подстрекательство к мятежу. Его признал виновным суд присяжных, сплошь состоявший из сторонников правительства, которых Митчел клеймил на страницах своей газеты «Юнайтед Айришмэн». В мае Митчела выслали из Ирландии на четырнадцать лет. Следующими на очереди были Мигер и Смит О’Брайен. Но «Молодая Ирландия» не собиралась молчать.
— Они ходят по стране и выступают перед большими скоплениями людей. Народ должен подняться до того, как лидеры движения будут брошены в тюрьмы, — сказал мне Майкл.
Было это в начале июня.
Дети уже спали. Мы сидели у огня и перешептывались.
— Я думала, что «Молодая Ирландия» подождет, пока будет собран урожай.
Майкл пожал плечами.
— А что насчет Патрика и тех парней из Америки? — спросила я.
— Сейчас они могут быть уже в море, — ответил он.
— Могут быть? А Смит О’Брайен об этом знает? А что же англичане? Они ведь наверняка уже настороже. Майкл, они арестуют множество ваших людей. А ведь Патрик по-прежнему в розыске. — Я выпрямилась. — Майкл, ты же не говорил на собраниях конфедератов о Патрике? Не сказал им, что он твой брат?
— Не вдаваясь в подробности.
— Майкл, Патрик представляет опасность для нас. Ты не можешь…
— Всего несколько человек знают о том, что я связан родственными узами с человеком, который на демонстрации поднял над головой посох Греллана.
— Майкл, но ты же и сам понимаешь, что среди вас просто обязан быть хотя бы один доносчик.
— Только не среди этих людей, Онора. К тому же что с того, если кто-то и знает? После революции Патрик будет героем.
Майкл утешал меня рассказами обо всех странах, где люди свергли своих королей и тиранов. Теперь такой шанс появился и у Ирландии, так почему бы и мне не поверить в это?
Но я все думала о солдатах, пришедших к нам тем морозным зимним утром, распевая «Круглоголовые, на землю!» И о Джексоне, нашем злейшем враге, который выжидает момента, чтобы нанести удар.
Майкл вскоре уснул, видя сны отважного человека, а я лежала в тревоге, не сомкнув глаз.
*
— Церковь выступила против «Молодой Ирландии», — сказал мне Майкл через несколько дней.
— Это плохо, — заметила я.
— По приказу из Рима. Если ирландцы будут так себя вести, Британия признает Ватикан — впервые со времен Генриха Восьмого.
— Откуда у тебя эта информация?
— От ребят из Клуба конфедератов, — ответил он.
— Что ж, и мы таким образом снова попадем в историю, — сказала я.
Пэдди и Джеймси не спали и все слышали. Пэдди вдруг встал и произнес:
— Пока Ирландия не займет достойное место среди других наций мира, никто не напишет мою эпитафию!
Джеймси подхватил:
— В нашей Арфе[45] натянуты новые струны, и ее должны услышать!
— Замечательно, — сказала я и взглянула на Майкла.
— Это папа нас научил!
— Я догадалась.
— А теперь послушай, мама.
Джеймси взял свою металлическую дудочку, которую ему все-таки купил Майкл, и начал наигрывать «Снова единая нация».
— Вот увидишь, мама, — сказал Пэдди, — Джеймси будет шагать за мной и играть эту мелодию, когда мы будем сражаться с Sassenach.
Стивен, уже начавший ходить и разговаривать, крикнул:
— Ура!
Смелые слова. Майкл взращивал ростки старых надежд в их юных сердцах. Свобода. Снова единая нация. Наш язык, наши песни, наш фольклор, мы сами. Правительство, которое не позволит своему народу умирать от голода, тогда как выращенный здесь урожай вывозится на пропитание Англии. Джеймси и Пэдди запомнят эти вечера независимо от того, что произойдет дальше с «Молодой Ирландией». А потом расскажут все своим сыновьям, посеют эти зерна глубоко в благодатную почву их душ и притопчут сверху, чтобы защитить мечту. Хорошо. Нам необходимо, чтобы надежда жила, но…
— Келли Abu — Келли навеки, — сказала я. — Но помните, мальчики, что настоящая слава состоит в том, чтобы жить ради Ирландии, а не умирать за Ирландию. Я правильно говорю, Майкл?
— Все правильно, Онора, — подтвердил он.
Но мальчишки лишь мельком взглянули на меня. Ведь воины Красной ветви сражались.
— Ты убит! — кричали они друг другу, размахивая своими воображаемыми мечами.
