— И теперь все петухи повторяют эти слова каждое утро, — закончила мама, — напоминая нам, что Сын Марии жив. И твой сын тоже slán. Он a nún — в безопасности — с Марией. Так и есть, Онора. Ты должна верить в это. И должна дать ему имя.

— Я не могла этого сделать, мама, — ответила я.

— А я назвала малыша, которого потеряла, Джонни — в честь твоего отца.

Я промолчала.

— А как звали того святого, о котором говорили Келли? Ну, того, которому принадлежал золотой посох? — спросила мама.

— Святой Греллан, — сказала я. — Он оживил другого младенца, но не моего сына.

— Порой я думаю, что тех, кого Господь любит особенно, Он забирает к себе пораньше. Твоему ребенку не суждено голодать или умереть от лихорадки. Он стал ангелом и теперь наблюдает за своей семьей с небес. Ты найдешь утешение, разговаривая с ним, но для этого ты должна дать ему имя. Итак… Греллан?

Я кивнула.

— Греллан Келли, — повторила мама, выцарапывая это имя на камне. — И не слушай эту волшебную фею, Онора, — закончив, сказала она мне напоследок. — Слушай лучше крик петуха.

*

Наступил март, День Святого Патрика. Время высаживать глазки ростков, вырезанные из картофелин, которые нам удалось сберечь. Той самой pratties, в которой зимой я отказывала своим детям.

— Мама, из этой я вырезал десять штук, посмотри, — сказал Пэдди, один за другим опуская глазки в горшок.

— Молодец, Пэдди, — похвалила я. — Только будь осторожен с ножом.

— Мама, можно мне уйти? — спросил Джеймси.

— Нет, ты должен присматривать за Бриджет, Джеймси.

— Но, мама…

— Делай, что тебе говорят. И не отвлекай меня.

Вырезая глазки, я держала картофелину в левой руке.

Когда две недели назад работы по строительству дорог все-таки начались, Майкл и Оуэн Маллой ушли в Голуэй Сити до рассвета, чтобы занять очередь среди еще нескольких тысяч мужчин: в восемь утра им нужно было предстать перед инспектором и доказать ему, что они стали неимущими в результате картофельной чумы. Люди, которые «нуждались и до этого», к работам не допускались. У Майкла и Оуэна были письма от отца Роша, удостоверявшие их нынешнее бедственное состояние, — это было тяжело и унизительно для двоих мужчин, которые всегда находили способы кормить свои семьи.

— Ужасный процесс, — сказал об этом Майкл, вернувшись домой глубокой ночью.

Он рассказал, что многие люди, пришедшие туда в поисках работы, не знали английского. Один человек стоял впереди Майкла и ничего не понимал, когда чиновник засыпал его вопросами:

— Сколько грядок картофеля вы посадили в прошлом году? Сколько из них заразилось болезнью?

— Я попытался переводить, — сказал Майкл, — но клерк сразу заорал на меня: «Не сговариваться! Не сговариваться!», а потом замахал на меня руками, прогоняя. Этот бедняга упал на колени и принялся умолять чиновника, изливая нескончаемый поток ирландских слов. Но тот позвал солдат, они взяли этого человека под руки и куда-то уволокли.

В конце концов Майкл и Оуэн все-таки попали в бригаду, но лишь потому, что отдали десятнику последнюю бутылку poitín, которую принес нам Патрик.

Потом Майкл еще долго сидел, молча глядя на огонь.

— Иди в постель, a stór.

Ему оставалось на сон два-три часа, а потом нужно было идти за пять миль в Голуэй Сити, босым и под холодным дождем, чтобы присоединиться к бригаде строителей.

В ту ночь Майкл выглядел очень печальным, надломленным. Мне хотелось утешить его, поцеловать, заняться с ним любовью. Но когда он крепко прижал меня к себе, я замерла и напряглась.

— Мы не можем, — сказала я. — Нельзя сейчас рисковать еще одним ребенком.

— Знаю, — вздохнул он и отвернулся.

*

Но теперь появилась надежда. Вид прорастающей картошки придаст нам новых сил. Ведь еще чуть-чуть — и будет поздно. Из-за плохой погоды рыбная ловля снова прекратилась. Мука — и та, которую осенью принесли Майкл и Оуэн, и та, которую в феврале купили мы с мамой, — уже закончилась. Мы все рассчитывали на те гроши, которые Майкл зарабатывал на дорожных работах: на них можно было купить «жупелы Пиля» — самую дешевую пищу на нашем рынке.

— Бриджет голодна, мама, — сказал Джеймси, который сейчас был нянькой для своей младшей сестры.

В следующем месяце ей должен исполниться год, но она до сих пор не могла самостоятельно подниматься и стоять, как это делали остальные дети в ее возрасте, и ничего, кроме «мама», не говорила. Джеймси ползал вместе с ней и очень переживал, когда она падала, а падала она часто.

— Уже почти готово, — сказала я ему.

Джеймси лишь кивнул.

Я варила кашу из кукурузной муки. Это был очень долгий процесс. Сама я не могла ее есть, потому что ее вид и запах всегда напоминали мне ту жуткую ночь, когда я потеряла малыша Греллана. Пэдди тоже ее ненавидел, и сейчас, когда он все-таки ел ее, его передергивало. Я кормила кашей Бриджет, а Джеймси сам ковырял в котле плоской палочкой.

— Когда мы выкопаем нашу pratties, вам больше никогда не придется есть это, — заверила я мальчиков.

— А она созреет к моему дню рождения, мама? — поинтересовался Пэдди.

— Для этого потребуется больше времени.

Я взяла ладошку Пэдди и начала загибать его пальчики, отсчитывая пять месяцев, остававшихся до сбора урожая.

— А вот ко дню рождения Джеймси, на Самайн, наш закром будет доверху полон замечательной белой картошки, — сказала я. — Но сейчас, Пэдди, мы должны вернуться к работе. За сегодняшний вечер нам с тобой нужно подготовить все глазки для вашего папы.

Следующие несколько ночей луна будет почти полной, и Майкл, вернувшись с дорожных работ, сможет копать грядки и садить картошку.

— Вы ведь сейчас рады, что мы зимой не съели посадочную картошку? — спросила я детей, глядя на растущую гору глазков. — Каждый такой росточек — это новый куст, а каждый куст даст нам двадцать замечательных белых картофелин. Щедрое растение.

Майкл вернулся через два часа после наступления темноты.

— Посмотри, что я сделал, папа! — Пэдди с порога увлек его за собой, чтобы показать полный горшок глазков.

— Здорово! Впечатляет! — похвалил его Майкл.

— Мама тоже помогала, — признался Пэдди.

— Вы у меня хорошая команда, — сказал Майкл, ставя на пол какой-то мешок.

— Ты купил еще муки? — спросила я.

— Это кое-что получше — семена репы и зерно пшеницы. Торговцы предложили их в кредит. Деньги за это, включая свой процент, они получают прямо у десятника еще до того, как он раздает их нам. А какой у меня был выбор? Сейчас мы должны посеять семена в землю и посадить картошку. — Он присел к огню. — Как мне сейчас не хватает помощи Патрика.

— Слышно что-нибудь о нем?

— Ничего. Но если бы его схватили, мы бы знали, — ответил он.

— Вы сейчас говорите о дяде Патрике, папа? — спросил Пэдди.

— О своем дяде, дяде Патрике, не беспокойся. В этом году помогать мне садить картошку будешь ты.

— Пойдем к Бриджет, папа, — сказал Джеймси и настойчиво потянул Майкла за руку.

— Она же спит, Джеймси, — возразила я.

— Нет, мама.

Сейчас я уже радовалась, что на колыбель, которую Майкл сделал своими руками, покупателей так и не нашлось. Джеймси очень нравилось раскачивать в ней сестренку. А теперь он помог ей сесть и взглянул на Майкла.

— Ну давай, Бриджет, — сказал он ей. — Продолжай.

— Па, — сказала Бриджет. — Па-па.

— Ух ты, разговаривает! — воскликнул Майкл. — Она говорит! — Он подхватил Бриджет из колыбели на руки. — Бриджет, принцесса моя! — прошептал он, поднимая ее высоко над головой.

Но потом он вдруг поморщился и быстро опустил ее обратно: даже такого незначительного усилия было слишком много для его болевшей спины.

— Молодец, Джеймси, — сказала я. — Отдохни немного, Майкл, прежде чем мы начнем.

— Нет, очень много еще нужно сделать.

Мы были не единственными, кто вышел в поле при лунном свете. Я видела много темных теней, двигавшихся по склонам холмов: Маллои, Дуайеры, Макгиры, Райаны. Отцы всех семейств использовали свободное от стройки время, чтобы посадить картошку. Спать было некогда.