-Как Вы себя чувствуете, Андрей?

Аверин открыл глаза.

– А что, уже утро?

–Шесть часов. Спали ночью?

–Спал. Но паршиво. Всякая дрянь опять в голову лезла. И болит…

–Прекрасно! – прервала его медсестра Римма бодрым, как на первомайском параде, голосом.

–А это у наc палата VIP. Гордость нашего отделения!

Аверин увидел, что рядом с ней стоят еще трое. Один с бородкой, второй в очках и третий – в галстуке. Все в белых халатах. Это все объясняло.

–Здесь вы можете видеть многофункциональную электрическую койку, оснащенную пультом управления и электронным табло.

Тот, что в галстуке, энергично закивал.

–У пациента очень сложный перелом бедра. Падение с фуникулера на горнолыжном курорте – добавила Римма с гордостью и поправила кончик белоснежной простыни.

–Прекрасно – сказал тот, что в очках.

– Мне бы отлить – сказал Аверин.

–Пойдемте. Не будем мешать,– сказал тот, что с бородкой. –Прошу Вас, коллега.

–Только после Вас.

Наконец, они вышли в коридор.

После утренних процедур Аверин снова получил порцию обезболивающего и впал в приятное полудремотное состояние. Он снова думал с тоской, что вот теперь он не сможет кататься на своих любимых роликах, хотя и раньше вставал на них всего раз пять в год. Но сознание того, что часть физических возможностей утрачена, больно обжигала внутри грудной клетки. Для роликов нужен определенный развод ног, и теперь, после операции, железный штырь скорее всего будет мешать поворачивать ногу под правильным углом. И самое страшное, что это навсегда.

Интересно, что все это случилось с ним ровно за полторы секунды, и жизнь, как и его бедро, разломилась с чудовищной болью на «до» и «после». Он, Андрей Аверин, стремительный, везучий, всегда кем-нибудь любимый, теперь лежит здесь, совершенно беспомощный и мечтающий только об одном – впасть в беспамятство и какое-то время не чувствовать боли.

Странное дело. Вот ты на коне, и все у тебя хорошо. Ты с друзьями и с красивой девушкой в Альпах. Это твой отпуск, о котором ты мечтал целый год. Ничего нет лучше, чем горные лыжи. Ты летишь на крыльях своей молодости, успеха, души, настежь открытой для удовольствий, которые заслужил своим талантом и трудом. Которые низвергает на тебя из щедрого рога изобилия твоя прекрасная жизнь. Ты всегда осторожен и никогда не позволяешь себе подходить слишком близко к настоящей опасности и не переходишь границы. Ты не рискуешь и не делаешь того, что тебе не по силам. На тебе всегда шлем и прекрасное лыжное снаряжение. Ты выбираешь всегда только проверенные трассы. И вот оно происходит. Без предупреждения, без какой-либо возможности что-то изменить, с кем-то договориться, что-нибудь оплатить втридорога. Смешно!

В тот злополучный день он решил еще немножечко докатать до ужина. Энергия так и перекатывалась разгоряченными ловкими шестеренками в его теле. Он хорошо помнил, как на двухместный подъемник садится пожилая пара, Швейцарцы, в старомодных горнолыжных комбинезонах образца семидесятых. Женщина с очень морщинистым и приветливым лицом начинает говорить с ним по-русски. Она уже на пенсии и выучила русский сама. Пара швейцарцев уплывает на подъемнике вверх, помахав ему ручкой. Он снимет рюкзак, еще несколько минут стоит и с наслаждением смотрит на горы. На фуникулере уже почти никого нет. Все разъехались по гостиницам. А вокруг – красота, покой, тишина. Аверин с лыжами и рюкзаком легко впрыгивает в подплывшее под него кресло, начинает подниматься наверх. И вдруг, ни с того – ни с сего, трос взвизгивает и обрывается. Несколько подвесных сидений падают на землю с высоты трехэтажного дома.

С отвратительным скрежетом горы, небо, облака, гостиницы и бары на склонах вдруг кубарем покатились перед его глазами. Сверху его накрыла окаменелая раскатанная трасса. И что было уже совсем нелепо, никак не удавалось собрать в привычную комбинацию части его собственного тела. Лежа, он все пытался как-нибудь половчее повернуть ногу, которая не слушалась и, как у тряпичной куклы, не хотела принимать нормальную форму.

Кто-то с дальних кресел на параллельной линии снимал эту сцену мобильным телефоном. Теперь можно посмотреть на все это в интернете. Нужно просто написать: «авария на горнолыжном курорте».

Потом небо накрыл темный душный полог, и все стихло. Аверин очнулся от того, что сквозь густой желто-серый туман на него смотрело сверху светлое лицо ангела. Это была женщина. Она сделала ему укол, и тихим голосом приказала кому-то невидимому осторожно поднять его. Божественная нимфа! Аверин погрузился в состояние высшего блаженство. В невероятно приятной невесомости он теперь плыл по Нью-Йорку, разбивающемуся на миллионы кубиков, а потом вздувающемуся цветными пузырями огней. Некоторые здания оказались перевернутыми. В их гигантских окнах отражались его собственные огромные руки. А его левый глаз проплывал по Гудзону и удивленно смотрел вокруг.

Теперь он лежал и вспоминал все это. В палате горел приглушенный свет, за окном было темно. Из коридора доносились редкие звуки ночных переговоров меду персоналом. Дверь была приоткрыта, и в полоске коридорного света Аверин вдруг увидел вначале длинную серую тень, а потом и всю постепенно возникшую шаркающую фигуру в темном халате и мягких тапочках с прорезиненными подошвами. Это был старик. Каждый его шаг отзывался вокруг отвратительным эхом. Шуршание его тапок сменялось тишиной, – старик отдыхал секунду-другую. Потом снова раздавалось шуршание, и снова стихало.

Аверину хотелось, чтобы тень уже прошла мимо и перестала мучить его, но вместо этого старик вдруг остановился возле двери и повернулся к Аверину лицом. Глаза старика закрывали темные непроницаемые очки, рукой он держался за стену. Аверин понял, что старик слеп. Вдруг ужас окатил его с ног до головы. Аверину хотелось, чтобы старика немедленно убрали от него. А тот все шаркал, но, казалось, не продвигался, ни на сантиметр и не исчезал из поля зрения.

И вдруг Аверин закричал, бешено, по – звериному, отчаянно. Закричал громко, как только мог. Он звал на помощь и жал на кнопку вызова, но она не работала. Уже полдня не приходили чинить эту треклятую кнопку. Вместо этого оставили на столе колокольчик, который Аверин схватил и стал трясти изо всех сил. Казалось, что целую вечность никто не шел к нему на помощь. Он метался в страшном удушье, а проклятый старик все топтался возле двери. Наконец, в палату вбежала медсестра. Пуговицы на ее халате почему-то были застегнуты вкривь и вкось. Аверин вцепился ей в руку:

–Умираю! Дайте мне чего-нибудь! Умоляю! Я задыхаюсь!

Ровно час до этого по мытым полам отделения ортопедии чавкала по полу резиновыми сандалиями та самая блондинка– медсестра Римма. Она намаялась за день. Из-за почетных гостей сегодня целый день начальство придиралось ко всему подряд. Запах нового моющего средства, которым тут все надраивали, казался ей с утра приятным, а к вечеру совершенно измучил. Хотелось на свежий воздух, домой. Но об этом нечего было и мечтать. Римма дежурила сегодня ночью.

В темноте коридора появился Аркадий, местный красавец с развязными манерами. В руках он держал слегка увядшую хризантему.

–Звала?

Хорош! – подумала она.

–Звала, Аркашенька. Вот курицу тебе с обеда приберегла. Будешь?

Она показала на пластиковую коробочку, в которой лежала половина холодной курицы и желтая горка риса.

–Курица потом. Пойдем, что ли?

–Да не могу я.

–Не понял?

–Кнопка вызова у VIP отказала. А ремонтники только утром. Посмотри, может, разберешься?

–Зачем сейчас разбираться? Все уже спят давно. А шестая, я видел, свободна?– он подмигнул ей.

–Вроде свободна.

–Пойдем. А то не день, а сплошное самоуничтожение.

–А если VIP позвать захочет? С него велено глаз не спускать, а звонок не работает.

– Забей.

–Что ты! Это же пациент высшей категории! Смеешься?